Ольга Лаврова - Подпасок с огурцом
— Ясно, достаточно. С кем и когда вы произвели обмен «стенка на стенку»?
— С Васей Кротовым из нашего же НИИ. Три месяца назад.
Зыков встает и поворачивает к Кипчаку «Подпаска», стоявшего до тех пор лицом к стене.
Кипчак, не заметив поначалу разницы, смотрит на Зыкова, ожидая новых вопросов. Затем физиономия его приобретает недоумевающее выражение.
— Позвольте… Это что же такое?..
* * *Нарядное, полуцерковного типа здание Центральных реставрационных мастерских уже издали манит стариной. Сюда входят Зыков и Пчелкин — директор краеведческого музея.
В одном из внутренних помещений они застают художников-реставраторов: ласкового пожилого мужчину и молодую женщину.
— Здравствуйте. Следователь Зыков.
— Все понятно, все понятно. Милости просим, — улыбается художник и представляет женщину: — Ирина Александровна, моя верная соратница. Вместе изучали обе ваши картины. Вернее, даже три, ибо одна, так сказать, совмещенная. Присаживайтесь, пожалуйста.
— Я попрошу вас популярно объяснить товарищу директору, к каким вы пришли выводам и каким путем.
— Ирочка, поверните холст.
Женщина поворачивает «Инфанту», прибывшую из музея, лицом к сидящим.
— Прежде всего, голубчик, — говорит художник Пчелкину, — мы проверили белила. Вплоть до двадцатого века художники поголовно пользовались свинцовыми белилами, иных не существовало. С появлением же цинковых белил свинцовые из обихода исчезли. Так вот, мы берем картину и в темной комнате освещаем ее кварцевой лампой. Свинцовые белила при этом выглядят белыми, а цинковые — зелено-желтыми. Ваша картина, к сожалению, написана цинковыми, следовательно, в двадцатом веке.
— Так просто? — переспрашивает Пчелкин с некоторой даже иронией.
— Методика отработана, мы часто устанавливаем датировку полотен.
— А вы не могли бы наглядно продемонстрировать? — просит Зыков.
Женщина кивает с готовностью.
— Все под рукой. Хотите? — обращается она к Пчелкину. — Тогда пошли. Я возьму что-нибудь старое для сравнения.
Пчелкин бережно поднимает «Инфанту» и уносит вслед за художницей в соседнее помещение. Там гаснет свет.
— Пусть полюбуется, ему полезно.
— Бедолага, — сочувствует художник.
— Растяпа он! Если не хуже. Экспертизы у вас готовы?
— Да, вот одно заключение, вот второе.
Он передает Зыкову акты экспертиз, затем поворачивает лицом к нему другое полотно. Это пресловутый «Подпасок». Расчищенный участок теперь значительно больше.
— Обнорский был совершенно прав. Там, внизу, подлинный авторский слой. Там — «Диего де Сильва Веласкес. 1599–1660». Взгляните, какие мягкие, свободные, разнообразно положенные мазки различной величины, формы и плотности.
Возвращаются художница и Пчелкин. С убитым видом он несет фальшивую «Инфанту».
— Действительно что-то светится… по-разному… — Тут Пчелкин замечает «Подпаска». Взор его зажигается ненавистью и сами собой сжимаются кулаки. Неряшливый парнишка кажется ему почти живым врагом, которого хочется отлупить нещадно.
— Это тот самый прохвост с огурцом?! И под этим пугалом огородным… Нет, этого просто не может быть!
— Рад бы вас утешить, голубчик, да нечем. Мы и второй способ испытали — рентгено-флуоресцентный. В разные периоды, видите ли, один и тот же цвет, например, синий, достигался красками разного химического состава. Синий пигмент в вашей «Инфанте» содержит и железо, и кобальт. Художник употреблял красители современного фабричного изготовления.
— Я не знаю про железо и про кобальт, но она же старая картина! — Пчелкин снова хватается за свою «Инфанту». — Вы посмотрите — на ней трещинки по всей поверхности. Возьмите лупу…
— Без лупы вижу. Но ваши трещинки… Растолкуйте ему, Ирочка.
— Есть несколько мошеннических приемов, с помощью которых можно быстро состарить полотно, — объясняет женщина. — Например, пишут картину в тепле, потом выставляют за окно, потом снова в тепло. Иногда откроют холодильник и прямо к нему привяжут. Естественно, краски трескаются, но трещинки другие. Это, — указывает она на «Инфанту», — не след веков, а холодильное производство.
— Не могу поверить, такая красивая!
* * *Пчелкин немного оправился от пережитого потрясения и, сидя в кабинете Зыкова, намерен упорно защищаться.
— Ну теперь я жду подробного и правдивого, подчеркиваю — правдивого, рассказа о том, как стало возможным, что в музее произошла кража, — строго начинает Зыков.
— Не знаю, как стало возможным. Моей вины тут нет.
— Разве не на вас лежит забота о сохранности музейного имущества?
— Я ли не заботился! — всплескивает руками Пчелкин. — До меня был один сторож, при мне — два, дневной и ночной. Вы представляете, что такое выбить лишнюю ставку? Я выбил!
— Проверим.
— Проверяйте. И сигнализацию, кстати, я выбил. Заставил купить новейшую усовершенствованную систему. Целый год докладные строчил.
— И потом монтировали ее при всем честном народе.
— Да никто не обращал внимания!
— Детский разговор, товарищ Пчелкин. Повторяю: почему вы не закрыли музей для посетителей на время работ?
— Чтобы не закрывать его для посетителей.
— Вы считаете ответ достаточен для протокола?
— Да поймите, товарищ следователь, бригада из областного центра возилась три дня, а тут разгар сезона, то и дело экскурсии. Наш музей — обязательный пункт туристского маршрута. И вдруг мы запрем двери, и десятки людей, многие издалека…
— Иностранные туристы тоже были?
— Т-тоже, — с заминкой выдавливает Пчелкин.
— Весьма характерно. И не исключено, товарищ Пчелкин, что именно вследствие этой халатности воры получили доступ к картинам. Следующий вопрос: с какой целью вы замяли историю с кражей?
— С целью оградить репутацию музея и вообще… не будоражить общественное мнение.
— Я предупреждал, что жду от вас правды, товарищ Пчелкин. Где и кем вы работали прежде?
— Завотделом в области, в Управлении культуры.
— Назначение директором музея — понижение?
— Ну… отчасти, — мнется Пчелкин.
— За что вас сняли?
— Ну… не поладил с начальством.
— Повторяю, с какой формулировкой вас сняли?
— Строгий выговор за нарушение финансовой дисциплины. Но это сплошь интриги!
— Да?
Пчелкин клятвенным жестом прижимает ладонь к сердцу.
Однако на Зыкова клятвы не действуют.
— Если бы Управление было поставлено в известность о происшествии, вам угрожало бы новое взыскание, не так ли?..
— Они, конечно, рады придраться, — злится Пчелкин. — Могли бы загнать в деревню. Сельский Дом культуры.
— То-то же! Не о чести города вы пеклись — о собственной карьере. А в результате следствие началось полгода спустя. Вы оказали ворам неоценимую услугу своим молчанием, товарищ Пчелкин! Надеюсь, неумышленно.
— Надеетесь? — вскидывается Пчелкин. — То есть, вы не уверены, что я… Это уж слишком! Возможно, человек оплошал, однако это не дает вам права сомневаться в моей порядочности!
— Отчего же? Такое право у меня есть.
— Но… нелепо же подозревать, будто я сам у себя взял и…
— А чем может быть опровергнуто такое, к примеру, допущение, что подмена в музее была произведена давно? И что имитация кражи послужила лишь средством замести следы?
Пчелкин ошарашенно молчит.
— А, товарищ Пчелкин? Жду ответа.
От отчаянности ситуации Пчелкин обретает даже некое спокойствие.
— Если на то пошло, — заявляет он, — чем вы докажете, что эта замазанная «Инфанта» была украдена из музея? Может, у нас с самого начала висела копия с цинковыми белилами! Когда картины принимали, их не просвечивали кварцем! Таланов мог сам заблуждаться относительно подлинности Веласкеса!
— Ход неглупый, товарищ Пчелкин, — сухо усмехается Зыков.
— Вы могли бы на этом поиграть. Но есть одно досадное обстоятельство. Мы послали в музей группу экспертов, и сегодня утром мне сообщили, что из восьми похищенных полотен возвратились лишь два настоящих. Все остальные — подделка. Таким образом, украдено шесть картин.
— Шесть? — шепчет Пчелкин.
— Шесть, товарищ директор, шесть. Кто-то славно потрудился, заготавливая фальшивки для подмены. И, между прочим, на ваших глазах. Да-да, на глазах! Точную копию по памяти не напишешь, надо сидеть в музее. Вспоминайте, кто сидел.
— Я постараюсь вспомнить… Надо собраться с мыслями… сейчас не могу…
— Вы не фиксируете, кто допускается в зал для копирования? — изумляется Зыков.
— Нет, у нас не принято…
— Мне придется писать целую поэму в Министерство культуры.
— В Министерство культуры… — эхом вторит Пчелкин. — И вы напишете, что во всем виноват я!
— Я изложу факты.
![Сергей Бетев - Без права на поражение [сборник]](/uploads/posts/books/242828/242828.jpg)