Вячеслав Денисов - Плохой хороший мент
Пока руоповец застегивал наручники, сыщик мельком глянул на дежурного, и тот подал ему знак: мол, держись, старик, может, все и обойдется…
«Да они с ума все посходили! И этот мне сочувствует, как каторжанину! Мать вашу, придурки, я же не виновен! Я делал свою работу!»
— Ну, что ж, — произнес руоповец, садясь за свой стол и жестом предлагая Артуру воспользоваться стулом напротив, — вы хотели поговорить? Давайте поговорим. Времени у нас предостаточно. Особенно у вас. При сложившихся обстоятельствах… от вашей искренности зависит ваше будущее, поэтому, я думаю, мы быстро найдем общий язык.
— Перестаньте диктовать мне выдержки из учебного пособия для начинающих оперуполномоченных и вернитесь в реальный мир. Я — офицер милиции, сотрудник уголовного розыска. Два часа назад вы и ваши люди испортили мою операцию по задержанию опасной, устойчивой группы, занимающейся разбойными нападениями, применив ко мне насилие, опасное для жизни, и нанеся вред моему здоровью. Немедленно позвоните начальнику службы криминальной милиции Зареченского РУВД и сообщите о происшествии. Если вы будете затягивать время, то с каждой минутой оно будет все больше играть не в вашу пользу. Вам и так придется за многое отвечать.
— Успокойся! — скорее для себя, чем для Веденеева, произнес руоповец. — Ты — член организованной преступной группы! — Полнолицый развалился в кресле и, довольно улыбнувшись, вытащил из пачки сигарету. — И поймал я тебя… — прикурил, — на месте совершения преступления. Ты что, сомневаешься в моей доказательной базе? Да ты даже на видео снят! Скажи, страшно первым в «хату» забегать? Решил — последним, да?
— Что это у тебя на голове торчит? — вдруг спросил Артур.
Полнолицый перестал улыбаться и опустил ладонь на свою голову.
— А! — удовлетворенно заметил сыщик. — Это рога пробиваются. Раз в неделю спиливаешь или чаще?
— Ты что, падла продажная, подъ…ть решил?! Сука, если ты и выйдешь отсюда в ближайшее время, то только инвалидом! Ты что, не понимаешь, где находишься?! Здесь не такие ухари, как ты, плакали навзрыд и хохотали в истерике!
— Это, наверное, когда ты им свой член показывал?
Руоповец перегнулся через стол и изо всех сил ударил ладонью Артура по лицу. Из подсохшей было надбровной дуги снова потекла кровь. Боль насквозь пронизала мозг и осталась в затылке.
— Слушай, дружище, — вдруг спокойно и даже ласково заговорил полнолицый, — в соседних кабинетах твои друзья уже дают показания. Ну, стоит ли упираться?.. В показаниях запишем: в совершенном преступлении раскаялся, участвовал впервые, по ошибке. Я обязательно подтвержу, что ты активно помогал следствию. И потом — отличные характеристики с места работы! Ну, что такого страшного тебе будет? Уволят из ментовки — и всех делов-то. Большего не будет. А погоны снимешь — считай свободен. Ты — молодой парень, у тебя вся жизнь впереди. Давай с тобой по-свойски, по-ментовски быстренько определимся, пока эти ребята тебя не «загрузили» и не «подогнали» к следствию «паровозом». Ты же сам — опер! Знаешь, ведь, как это делается… Кстати, курить хочешь, Артур?
— Ты можешь на минуту замолчать, перестать «разводить» меня по этой жизни и выслушать? Просто выслушать — можешь?
— Чтобы предоставить тебе возможность начать «разводить» меня? А ведь я тебе добра желаю… Нет, дружище, не получится. Я тебе изложил полную картину происходящего: либо ты как умный человек, сотрудник милиции в первую очередь решаешь, что на свободе все-таки лучше, чем в тюрьме, помогаешь всем нам и отделываешься легким испугом, либо «прешь» на полную катушку — от трех до десяти.
— От шести до пятнадцати.
— Не понял…
— То, за что ты меня «бреешь» легким испугом, наказывается лишением свободы от шести до пятнадцати лет. Может, хватит гнать «дуру» и все-таки выслушаешь меня? Надеюсь, ты слышал что-то про презумпцию невиновности? Хотя… Ну, будем считать, что знаешь. Так вот, я могу сейчас плюнуть на все и замолчать, потому что свою правоту я доказывать не должен. А чем ты докажешь мою вину? Премьерой «дешевой» видеосъемки, где я запечатлен со спины? Спрашиваешь, сомневаюсь ли я в мощности твоей доказательной базы? Да у тебя ее вообще нет! Поэтому ты, непонятно на что надеясь, сидишь тут и «лечишь» меня, опера с шестилетним стажем, каким-то дерьмом! Ты что, серьезно полагаешь, что я не знаю, что такое квартира-»ловушка»?! Ты серьезно полагаешь, что я не знаю, как она устраивается и сколько нарушений закона при этом бывает? Знаешь, кто придумал эти «ловушки»? Ленивый и безмозглый человек? Почему? Потому что если у тебя в башке не хватает шурупов, для того чтобы «раскрутить» устойчивую группу, то нет ничего проще, чем эту группу спровоцировать через своих стукачей на совершение преступления, подставив под это дело живых людей. А ведь я обязательно потом поясню той тетеньке, благодаря кому она получила кастетом по репе!
Артур стер с лица кровь и стряхнул капли на пол. По выражению лица руоповца он понял, что если тот что-то и понимает из услышанного, то к сведению вряд ли принимает. Но сыщик решил выговориться до конца хотя бы для того, чтобы этот руоповец в дальнейшем не тратил энергию.
— Я никоим образом, естественно, не связан с этими преступниками, но просто уверен в том, что эти трое оставшихся в живых после твоего индейского налета сейчас сидят в ваших кабинетах, как ты изволил заметить, и плюют на все ваши доводы. «Паровозы»… Что ты можешь мне про это рассказать? Каша, которую ты заварил, как правило, не доходит до суда и разваливается еще на следствии, потому что такие, как ты, не могут для этого собрать самого главного — доказательств. А ты, наверное, да не наверное, а точно после каждого такого мероприятия ходишь гоголем — разоблачил, бля, преступную группу! А ее члены через две недели выходят на свободу и продолжают заниматься своими прежними делами, только теперь уже с большим остервенением и багажом опыта при следующем задержании. Так дашь мне все-таки объясниться и позвонить в РУВД?
— Ты уже объяснился, дорогой. Ну, что ж… Будем считать, что разговор у нас не получился. Задержанный так ничего и не понял. Ты — тупой и упрямый, я — умный и терпеливый. Отгадай, — усмехнулся руоповец, — кто победит?
— Молодость, — устало ответил Веденеев. — Тебе сколько лет-то?
— Тридцать шесть. Ничего, посидишь, подумаешь… Не такие здесь в чувство приходили и раскаивались. Я за исход дела даже не волнуюсь… Подожду я, Артур Сергеевич, того момента, когда ты сам в дверь камеры, изнутри, постучишь…
— Тридцать шесть… — задумчиво повторил Артур, огорченно склоня голову. — Знаешь, о чем я больше всего сожалею?
— О чем? — сразу оживился полнолицый.
— О том, что в тот год, когда все прогрессивное человечество праздновало первый полет в космос человека, твой папа на радостях и, похоже, спьяну забыл надеть презерватив.
Руоповец схватил Артура за грудки и через стол рванул на себя.
— Отныне, оперуполномоченный Веденеев, тебе придется привыкнуть к мысли, что ты — никто. Тебя будут топтать здесь, о тебя будут вытирать ноги в тюрьме и колонии! Кем бы ты ни был раньше — хоть богом, теперь ты хуже, чем никто, — ты не просто преступник, ты — преступник-милиционер! Поэтому лучше бы ты был просто жуликом. Я таких давил, как клопов, и буду давить.
Он оттолкнул от себя Артура и сплюнул в урну.
— А люди мне только спасибо скажут. Уже сказали. Та бедная женщина, которую твой дружок ударил кастетом в лицо… И самое страшное то, что она не последняя. Потому что на век этих несчастных таких, как ты, хватит вполне. Ну, ничего, на пенсию я пока не собираюсь… Да, Веденеев, твоему руководству я уже сообщил. Они были просто поражены. Заметь: не удивлены, а — поражены. Хотели, понимаешь, сразу приехать, но я их отговорил. Завтра к вечеру ты будешь уже в изоляторе временного содержания городского УВД. Дело будет передано по подследственности в следственную часть Зареченского района. А до окончания завтрашнего дня у нас будет возможность познакомиться поближе и пообщаться потеснее. Думай, Веденеев, думай. Пока мое предложение остается в силе. Ты что, не знаешь случаев, когда преступников судили по «максимуму», когда он был в полном «отказе»?
Артур молчал, разглядывая настенный календарь за спиной руоповца. Когда тот задал вопрос, сыщик, словно очнувшись от задумчивости, неожиданно спросил:
— Как твоя фамилия?
Руоповец, чувствуя, что даром теряет время на столь длительные, как ему казалось, тирады, разочарованно вздохнул и представился, ничуть не скрывая злобы:
— Старший оперуполномоченный РУОПа Летунов Геннадий Иванович. Доволен?
Веденеев перевел взгляд с календаря на выпуклый лоб Летунова и спокойно произнес:
— Хана тебе, Гена. Я никого и никогда так не презирал за природную тупость и самоуверенность, как тебя. Ты не захотел выслушать и понять меня, ты просто решил сделать из меня скота, причем просто потому, что тебе так захотелось! Тебе это выгодно, а потому — нужно. А мне — нет. Теперь запомни мои слова: какие бы события ни произошли далее, я гарантирую одно: погоны носить ты больше не будешь.
