Фридрих Незнанский - Восточный проект
Турецкий снова обернулся к Поремскому:
— Владимир Дмитриевич, приглашайте понятых, пожалуйста. А сами забирайте господ Митрофанова и Потемкина, поезжайте и начинайте с ними работать. Договоритесь с Владимиром Владимировичем, он ожидает внизу. Да, и еще хотел подсказать вам троим, господа, буквально несколько слов о том, как можно было окоротить настырного следователя и решить в темпе, так сказать, радикально вопрос. Но, боюсь, вы действительно упустили и время, и удобный случай, когда это легко можно было сделать, ведь у вас, Георгий Александрович, под рукой была команда головорезов. Ладно, прошу, господа, на выход. Владимир Дмитриевич, проводите. Оперативникам остаться для проведения обыска.
Смуров, бешеными глазами глядевший на выходящего Потемкина, не выдержал:
— Что ж ты здесь нес, падла вонючая?!
— Да пошел ты, — не оборачиваясь, ответил Потемкин, — со своим говенным языком!
— Господа, господа, — пристыдил Турецкий, — ведите себя пристойно, хотя бы в присутствии женщины, которой, как я понимаю, вы оба давно обрыдли…
Александр Борисович повернул голову к упрямо стоявшей в дверях пунцовой Марине Евгеньевне и ободряюще подмигнул ей. Она наклонила голову и ушла в кухню.
Выходя, Поремский услышал, как Турецкий обратился к Смурову:
— Алексей Петрович, предлагаю вам добровольно выдать…
4
Этот телефонный звонок отчасти обрадовал Александра Борисовича. Звонил старый знакомый и даже коллега по расследованию ряда уголовных дел, в которых концы уходили за границу. Звали этого человека Майкл Майер. Но в миру Александр звал этого американца с прочными русскими корнями просто Мишей. Как тот его — Сашей.
Миша был агентом ФБР и иногда работал «под крышей» старины Питера Реддвея, бессменного начальника секретной международной школы по подготовке кадров для борьбы с террористами. Одно время и Турецкий преподавал в ней «следственную практику», будучи заместителем Питера. С тех, собственно, пор они и дружили, можно сказать, более десятка лет.
Появление Миши можно было трактовать однозначно. Наверняка уже просочились слухи о том, что следствие, возглавляемое Турецким, должно вот-вот выйти на след международного преступника Аркадия Подольского или, теперь, по отдельным данным, Джозефа Ширмана.
— Привет, Миша! — по-русски приветствовал Александр.
— Хай, Саша!
— Могу я узнать, что тебя привело в Москву, коллега?
— Желание встретиться. И кое-что обсудить — на паритетных началах.
— Ты сегодня прилетел?
— Видишь ли, Саша…
— Я понял, не объясняй. Лучше подскажи свой статус.
— Турист, Саша, потянуло заглянуть в родные края.
— Ну-ну, — засмеялся Турецкий, — кажется, я догадываюсь… Погоди, не перебивай, я сейчас попробую представить себе твой маршрут… Ты был в Белоруссии, под Гомелем, потому что там скоро начнется грибная пора. Затем ты переехал в Подмосковье. Поначалу — ближнее. Мытищи, Реутово, если не ошибаюсь, потом поехал в старинный город Воскресенск, где в девятнадцатом веке родился и провел детство известный русский писатель Лажечников, автор «Ледяного дома», где бывал и великий Гоголь. И видимо, в этом населенном пункте твой чисто познавательный интерес как-то неожиданно иссяк, я не прав?
— Знаешь, Саша, почему я люблю иметь с тобой контакт?
— Немножко не по-русски, но сойдет. Итак?
— Как говорят? Ты под землей видишь, правильно?
— Во всяком случае, понятно и мне льстит. Где встретимся и когда?
— Мне бы не надо… свет излучать.
— Ясно, встречаемся у Грибоедова. Только не по Булгакову, а на выходе из метро «Мясницкая». Называй время.
— Погоди, ты меня путаешь. Булгаков — это «Мастер», да? А другой Грибоедов — это?
— Памятник. Но если тебе трудно будет сориентироваться, то плюнь-ка ты на условности и подъезжай прямо к моей конторе на Большой Дмитровке, ты знаешь, где она. Позвони от проходной, я выйду и встречу тебя. Пойдешь свидетелем по одному уголовному делу, согласен?
— Согласен! — громогласно захохотал Майер. — С тобой еще Питер хотел перекинуться.
— Вот и перекинемся…
Через полчаса они сидели в тесноватом кабинетике Турецкого и отхлебывали из красивых чашечек крепкий кофе, который, так уж и быть, сварила им сама Клавдия Сергеевна, секретарша Меркулова. Когда она внесла поднос с чашечками и вазочкой с печеньем, худощавый Миша исподтишка, что не укрылось, однако, от внимательного Александра, окинул ее пронзительным взглядом, в котором так отчетливо читалась вечная, почти библейская, тоска «бедного еврейского мальчика» по впечатляющим формам типичной русской женщины — доброй, снисходительной, а самое главное, терпеливой ко всяким глупостям, на которые способны эти тупые мужчины. Потом Клавдия вышла, а Майкл и Саша посмотрели друг на друга, оба разом вздохнули и обреченно покачали головами — что было говорить!
Турецкий позвонил Реддвею в Германию, в Гармиш-Партенкирхен, где базировалась уже более десятка лет секретная школа для профи высочайшего класса. Пит с ходу заорал в трубку, что он безумно рад слышать друга Алекса. А затем спросил, почему русские говорят: безумно рад? Он был верен себе — коллекционировал всяческие идиомы и просто языковые глупости во всех странах мира. Книжечка, куда он записывал понравившиеся выражения, у него была всегда под рукой. Но сейчас было как-то не до лингвистических изысков, и Турецкий пообещал разобраться лично и подробно описать смысл выражения.
— Слушай, старина, а чего ты прислал ко мне Мишу? Вот он, сидит напротив и делает шпионский вид.
Питер тоже трубно, как и Майер, захохотал:
— Все просто, Алекс! Когда я тебе скажу, что только в Соединенных Штатах некоему господину Подольскому светят триста девяносто лет тюрьмы и штраф в размере восемнадцати миллионов долларов, тогда почему нашему другу Мише не заехать, например, к тебе в гости? Ну а вдруг и тебя заинтересует этот вопрос!
— Ты знаешь, старина, мне представляется, что в твоих словах я увидел здравый смысл. С одной оговоркой.
— Давай, я записываю!
— С оговоркой, Пит, а не с поговоркой — это две большие разницы.
— О! Интересно! — воскликнул Реддвей. — Откуда?
— Из старого одесского анекдота. Спроси Мишу, он наверняка знает. А насчет оговорки, я хотел сказать тебе следующее. Этот беглец мне и самому до зарезу нужен.
— До зарезу… — тут же ухватился Питер. — Это… понятно. Нужен, да? Ну и пожалуйста. Но, по-моему, настали времена, когда наши президенты стали находить точки для контактов и совместного решения обоюдоважных вопросов, так?
— Согласен. А не подключить ли нам и Костю? Вот и дадим выход его руководящему зуду.
— Руководящий зуд… Интересно! Это как?
— Это когда ты всей пятерней расчесываешь себе одно известное место по той причине, что ты хочешь командовать, а тебя не хотят слушать!
— У Кости этого нет! — безапелляционно заметил Реддвей. — А что, скажи, станет плохо, если вы допросите этого Подольского, определите ему долгий срок, а потом передадите нам, где мы и закроем навечно этот вопрос? Так реально?
— Посоветуемся, Пит. Но хотелось бы сперва поймать этого неуловимого ковбоя.
— Ха! Этот анекдот я знаю! Грязнов рассказывал… Он неуловимый не потому что его трудно поймать, а потому что он никому… м-м-м… сейчас найду!
— Можешь не искать, старина! Просто он никому и на хрен не нужен.
— О! Точно. И на хрен!.. А нам нужен. Так в чем причина, Алекс? Не могут действительно?
— Нет, Пит, почти уверен, что не хотят. На кону — понятно? — такие огромные деньги, что некоторые предпочитают закрывать глаза. Отделываться незнанием. Но мне это, честно говоря, надоело. Я постараюсь напрячь всю, какая есть, агентуру, и думаю, что мы выйдем на след. Вот и Майкл поможет. У него, во всяком случае, стимул поважнее, чем у многих наших чиновников. Ну что, если нет других вопросов, тогда приветствую тебя. Низкий поклон нашей школе. Иногда снится…
— Да, у нас были славные ребята, Алекс.
— И девушки, Пит, и девушки…
Турецкий положил трубку, подумал и сказал:
— Сейчас я, Миша, позвоню Косте Меркулову, и мы выслушаем его мнение на этот счет. В принципе, я буду только рад, если ты поработаешь со мной. Афишировать не будем, но тот, кому положено знать, пусть все-таки знает, да?
— Ты правильно говоришь…
Константин Дмитриевич Меркулов много слышал о Майкле Майере от того же Турецкого, от Питера, разумеется, но сам до сих пор с ним не встречался. И когда Александр сказал, какой гость находится у него в кабинете, Костя сразу пригласил зайти к себе. Но осторожный, когда подсказывала интуиция, Турецкий предложил иной вариант: зайти самому Косте. Там ведь, в приемной, сразу появятся «интересы», а зачем они нужны? Зато здесь, у Турецкого, мало ли какие могут находиться посетители? И какие к ним вопросы?
