Крах - Даль Арне

Вернув Ди костыль, Бергер кивнул в сторону калитки. Ди достала свои отмычки. Через две минуты калитка была отперта. Можно было заходить.

Они шагали по каменным плитам. Забор тянулся до самой воды. Вот пляж, вот выступающие из воды камни, вот зубчатая полоска леса на другом берегу.

Вот он – оригинал.

Места, где прошло детство.

Исходная точка.

В этой идиллической уединенной местности Уолтер Дальберг проводил свои гротескные эксперименты и пересаживал органы. А еще он привозил сюда своих детей, они играли здесь, на песке. И хранил тут своих замороженных жертв.

Пока Бергер, Блум и Ди подходили к дому, Бергер сделал для себя некоторые выводы. Он понял, чисто психологически, почему Уолтер их заморозил. Он их не убивал. Когда он их замораживал, все они были живы. Совесть его была чиста. Никто не погиб от его экспериментов. Но имелись и более важные, практические цели. Эти люди представляли собой набор запасных частей. Их раны затянулись, и в каком-то отношении они были вполне жизнеспособны. А это означало, что у Уолтера будет доступ к генетически подходящим ему органам, когда он вернется в Швецию. Возможно, это касалось и Матильды. Может быть, поэтому они и вернулись. Вернулись к идеальным органам, которые смогут омолодить их еще больше.

Уолтер Дальберг был бесконечно больным человеком.

Если убийца здесь, то велик риск, что он их уже обнаружил. Но это не должно их останавливать.

На участке оказалось несколько зданий разной степени запущенности. Похоже, в девяностые здесь размещалось целое исследовательское учреждение.

Все трое держали пистолеты наизготовку. Не теряя друг друга из виду, они разбрелись по территории. Блум подкралась к большому дому с огромным панорамным окном. Ди отправилась осматривать два здания поменьше, одно из которых представляло собой практически руины. Бергер поднял взгляд, увидел высокий забор, окружающий весь участок по периметру. Заметил небольшое здание, напоминающее гараж на две машины. Ворота были открыты, внутри стоял лишь один автомобиль.

Белый «Вольво V70» с небольшой вмятиной рядом с левой фарой.

Бергер потрогал вмятину рукой, значит, они на верном пути. Потом заметил, что все четыре колеса изрезаны и спущены.

Как по команде все трое снова начали сходиться. Они собрались у лестницы, ведущей в большой дом. Яркое послеполуденное солнце бросало недвусмысленный свет внутрь здания.

Бергер напрягся, пытаясь представить себе, что их ждет внутри. Была ли еще одна машина? Почему испорчены колеса у «Вольво». А главное – неужели входная дверь действительно приоткрыта?

Все трое заметили это одновременно. Они поднялись на небольшую террасу и окружили дверь. Подняли оружие. Готовые ко всему.

Блум распахнула дверь. Они ринулись внутрь. В панорамное окно и правда били пронзительные солнечные лучи, освещая хорошо знакомую, но как будто опустевшую сцену. Когда они разглядывали этот интерьер на записи с флэшки, все было в гораздо лучшем состоянии. Вокруг вытянутого низкого стола, покрытого клетчатой сине-зеленой скатертью, стояло несколько табуреток. На стене слева от окна висели два монитора старой модели. Оба прострелены, отчетливо видны следы от пуль и расползающиеся во все стороны трещины. Снайперской винтовки нигде не было видно. Справа от окна висели вырванные из блокнота листочки. Они крепились прямо к деревянной стене. Половина отклеилась и слетела на пол, часть бумажек была смята. Бергер поднял первый попавшийся листок и прочитал: «запустить руку во внутренности, между идеально вскрытыми слоями кожи, мышц и соединительных тканей – это особое благоговение». Сэм с отвращением отпустил листок.

Только теперь он почувствовал, что в комнате стоит легкий запах рвоты.

Блум подошла к столу, ощупала что-то на скатерти – скорее всего, крупное пятно крови, впитавшееся в ткань. Она медленно приподняла скатерть и взглянула на стеклянную поверхность, расколотую на тысячки кусочков, но всё же не распавшуюся, напоминающую собранный пазл. Посередине виднелся явный след от сильного удара чем-то твердым, например, ружьем или пистолетом. Рядом со столом располагалась современная панель управления с парой дисплеев. Сейчас было не время с ними разбираться.

Все трое остановились и прислушались. Ни звука. Полнейшая тишина.

Они продолжили осматривать помещение. Новая комната – довольно большой зал, совершенно пустой. Следы от каких-то аппаратов в виде темных контуров на деревянном полу. Бергер, Блум и Ди дошли до мощной укрепленной двери, которая, к счастью, оказалась открыта. Бергер не был уверен, что его чудо-отмычки справились бы с ней.

Он обернулся к Ди, она кивнула. Отложила костыли и приготовилась. Бергер включил фонарик и ступил на неожиданно длинную лестницу. Какое-то время им казалось, что они спускаются в бесконечность. Единственное, что изменилось – это воздух. Дышать становилось все тяжелее, как будто содержание кислорода резко снижалось. В свете трех фонариков Бергер достиг, наконец, грязного цементного пола. Он остановился, с оружием наизготовку, дождался женщин. Ди спустилась на одном костыле. Бергер видел, как она сжала зубы от боли. Все с трудом дышали – воздух внизу действительно был другим.

Потолок в подвале оказался на удивление высоким. Блум посветила в угол, на гору колесиков, шестеренок и цепей. Они уже это видели раньше, в записи. Похоже на огромную часовую мастерскую.

Чем дальше они углублялись в подвал, тем тяжелее было дышать. Пройдя мимо увитых паутиной колонн, они дошли до первых следов пребывания человека: спальный мешок, кухонная плитка, различные бутылки, тарелки, остатки еды.

Кто-то жил здесь, и довольно долго.

И тут Бергер услышал стон. Ди повернула фонарик в сторону на девяносто градусов. Бергер случайно посветил ей в лицо и проследил за ее застывшим от ужаса взглядом, туда, где виднелась испаряющаяся жидкость, битое стекло, какие-то клубящиеся химикаты.

Среди всего этого лежало совершенно перекошенное, обнаженное, полузамороженное тело молодой женщины. Три свежих пулевых отверстия образовали на ее груди бескровный треугольник.

Блум посветила на стену над телом. У стены стояли четыре цистерны, все с простреленным стеклом. Из одной из них и выпало женское тело, выскользнуло, как в фантастических родах. Словно лед освободился от бремени.

Вокруг нее лежала женская одежда, которую, вероятно, вынули из специального отделения для хранений вещей на верху цистерны. Нетрудно было догадаться, что одежда явно относилась к девяностым. По крайней мере, тогда женщина была молода. Когда ее законсервировали.

Ничего подобного они еще не видели.

Заметив на полу два крупных, слегка сморщенных пятна, Бергер понял, почему так тяжело дышать. Из цистерны вытек жидкий азот. Содержание азота в воздухе повысилось, а содержание кислорода снизилось.

– Вот черт, – выдохнула Ди, опираясь на костыль над трупом девушки.

– Кто-то ударился в панику, – глухо произнесла Блум. – Тридцать-сорок пулеметных выстрелов.

– А вообще приятно видеть, что у людей Радослава Блока случается паника, – пробормотал Бергер.

Ди указала на родимое пятно на белой как мел щеке рыжеволосой женщины. Родинка в форме сердечка.

При виде этой картины у Бергера защемило сердце. Эта девушка, кем бы она ни была, когда-то приходилась кому-то дочерью, возможно, у нее был возлюбленный. И вот уже пару десятилетий она лежит в подвале в Вестманланде, при температуре минус сто девяносто шесть градусов.

В одной из этих капсул лежал и Олег Трефилов, в другой – красивая женщина в джинсовой одежде, в третьей – стильный бородач. На пустынном пляже ему красиво расчесали бороду.

Убийца жил здесь, внизу, среди замороженных тел. Своего рода акт примирения и покаяния. Каким-то непонятным образом, вероятно, с помощью напоминающих часовой механизм шестеренок, он переправлял тела наверх и по одному размораживал их к пятому числу каждого месяца. Под конец тела помещались в ящик, напоминающий стеклянный стол, чтобы внимательно наблюдать за процессом, одновременно вводя им в сосуды их собственную кровь. Так, по крайней мере, представлял себе это Бергер.