Джайлс Блант - Пучина боли
Арсено взял трубку на первом же гудке.
Кардинал не стал утруждать себя предисловиями.
— Мне нужно проверить вещи с места происшествия по Кэтрин, — проговорил он, обгоняя пикап, захвативший сразу две полосы. — Мне нужно знать, есть ли среди них фотоаппарат.
— Я сразу могу тебе сказать. Да, там был фотоаппарат. «Никон». Объектив разбит к чертям.
— Только один аппарат?
— Да, Джон. Там был только один. — Арсено явно был удивлен.
— В хранилище вещдоков еще кто-нибудь есть? Ты не можешь выписать для меня эти коробки? Я уже еду.
— Незачем выписывать. Они здесь, в нашей комнате, в экспертизе. Дело-то закрыто, забыл? Но я решил, что ты их рано или поздно захочешь забрать.
— Я буду через десять минут.
Кардинал, вильнув, обошел «хонду-сивик» и рванул по Уотер-роуд. К счастью, почти весь поток машин двигался в противоположную сторону.
В управлении было тихо. Он слышал, как кто-то, видимо Желаги, набирает какой-то текст, сидя у себя в ячейке, но остальной отдел уголовного розыска словно вымер. Он сразу прошел в комнату экспертов. Арсено сидел за своим столом, стуча по клавишам. Над столом Коллинвуда свет не горел.
— Привет, Джон, — сказал Арсено, не поднимая головы. — Вещи на большом столе.
Две раскрытые коробки, большая и маленькая, стояли на столе, который шел вдоль одной из стен. Кардинал нажал на выключатель, и весь стол залило ярким искусственным светом.
Он заглянул в маленькую коробку. «Никон» Кэтрин, с разбитым объективом, лежал здесь среди других предметов, которые явно принадлежали ей; тут была фотосумка и все, что из нее, видимо, высыпалось: блокнот, плоские диски фильтров и еще два объектива. Один из них был серебристый, и на нем виднелась надпись «Кэнон».
В большой коробке фотоаппарата не было. Кардинал стоял неподвижно и размышлял. Единственным звуком в помещении было пощелкивание клавиш Арсено. Если предположить, что Кэтрин осталась верна своей привычке и снимала обоими аппаратами, значит, кто-то забрал ее «Кэнон»: либо тот, кто оказался на месте происшествия позже, либо тот, кто на нее напал.
Вряд ли это сделал какой-нибудь случайный воришка. Много ли таких, кто, набредя на труп, стащит фотоаппарат погибшего, тем более когда этот фотоаппарат почти наверняка разбился вдребезги? И потом, раз уж ты берешь один аппарат, почему не взять второй? Если же его забрал нападавший, тогда это может означать две вещи: либо на Кэтрин набросились из-за ее аппарата, красивого, новенького, сверкающего «Кэнона», и, схватив добычу, грабитель столкнул Кэтрин с крыши; либо нападавший унес его с места преступления уже потом. Кардинал мог придумать для этого лишь одну вескую причину.
В большой коробке лежали предметы, которые были найдены рядом с телом, но не обязательно имели к нему отношение: сигаретная пачка, несколько окурков, обертка от шоколадки «О, Генри!», бумажный стаканчик из расположенного неподалеку «Харви». Здесь лежали также многочисленные электронные обломки — мусор из центра по ремонту компьютеров, размещавшегося на первом этаже здания. Подъездная дорожка возле «дампстера» была тогда усеяна электронными платами, жесткими дисками и микрочипами. Коллинвуд с Арсено скрупулезно собрали их и снабдили ярлыками.
Каждый предмет лежал в отдельном пластиковом пакетике для вещественных доказательств, на котором стоял номер и была указана дата, инициалы эксперта, нашедшего этот предмет, расположение предмета относительно трупа и расстояние от предмета до трупа. Кардинал осмотрел некоторые находки, не вынимая их из пакетов. Он не был компьютерным гением, но он мог по виду определить, что перед ним карта памяти, а не что-нибудь другое. Те карты, на которые он сейчас смотрел, выглядели довольно старомодными: возможно, они были из компьютеров, которые оказалась не в состоянии воскресить даже фирма «Компью-клиник инкорпорейтед».
Он вынул из коробки еще несколько предметов: CD-привод, наушники, еще один пакетик, заключавший в себе микрочип. Он перевернул эту вещицу. Это был чип размером с почтовую марку, зеленый, обрамленный крошечными зубчиками. Его обратную сторону закрывал ярлык, наклеенный на пакет. Он открыл пакетик, наклонил, и чип выскользнул на стол. Бледно-серые буквы на зеленой поверхности чипа складывались в слово «Кэнон».
— Слушай, Арсено, — окликнул Кардинал, — у вас тут есть фотоаппараты, куда ставят такие чипы?
Арсено поднял взгляд и покачал головой:
— У наших флешки. Другой формы. А что?
— По-моему, это карта памяти из фотоаппарата Кэтрин. Я хочу посмотреть, что на нем.
— Этот «Никон» — не цифровой.
— У нее был с собой другой аппарат. «Кэнон».
— Вот как? — Арсено поднял голову от клавиатуры. — В таком случае наш принтер покажет тебе, что на этом чипе.
— А разве не надо подключить чип к фотоаппарату?
— Незачем. В принтере есть гнездо, куда можно вставить такую карту.
Арсено отвернулся вместе с креслом от своего стола и подкатился к принтеру. Нажал на кнопку, и наружу выехала маленькая коробочка с несколькими углублениями.
— Роняй сюда, — сказал он, указывая на самую маленькую впадинку, которая была квадратной. Кардинал поместил карту памяти в гнездо, и Арсено задвинул ящичек обратно.
— Если там что-нибудь есть, мы это увидим на экране предварительного просмотра. — Он постучал пальцем по светящемуся на принтере прямоугольному оконцу размером с игральную карту.
Прямоугольник почернел, и на нем появился логотип «Кэнона», а затем — первая фотография. Это был снимок города с большой высоты, огни были как яркие булавочные точки. Кардинал различил вдали две башенки французской церкви. Последнее, что видела Кэтрин.
— Можешь пройтись по картинкам, — сказал Арсено. — Просто нажимай на кнопку «Следующая».
Кардинал нажал, и изображение слегка изменилось: тот же вид, но чуть ближе. Следующий снимок был сделан под другим углом. Справа, на коммуникационной башне почтовой службы, горели предупреждающие красные огни. После нескольких фотографий того же самого снова появилась французская церковь, и Кардинал понял, почему она хотела снимать именно в тот вечер. Оранжевая полная луна только-только начала вплывать в кадр за башенками храма.
— Славно, — негромко произнес Арсено.
На следующем снимке была видна только половинка луны. Затем она начала вплывать в пространство между башенками. Еще один момент: луна, точно тыква, зажата между двумя башенками. Но на следующей фотографии было нечто совершенно другое.
Снимок выглядел случайным, как если бы ее толкнули под локоть или она вздрогнула от неожиданности: чуть размытая стена, струйка света откуда-то сверху, а в правом углу кадра — чья-то рука. Мужская рука. Видны только плечо, рука, перчатка и боковая часть мужского пальто.
Кардинал нажал «Следующая» и услышал, как Арсено за его спиной с шумом втянул в себя воздух.
Оба воззрились на изображение, которое оказалось перед ними.
— Она его взяла, — тихо сказал Кардинал. — Взяла с поличным.
Рука мужчины была поднята в приветственном жесте. Над дверью, ведущей на крышу, пробивался свет, и на поверхность крыши падала резкая тень от его руки, поднятой, точно в знак предупреждения. Несмотря на тени, его отлично можно было узнать: эта широкая улыбка, это открытое лицо. Он напоминал крупного дружелюбного пса. Такого человека всякий захочет иметь своим другом или учителем — или даже врачом.
47
Таблетки лежали у нее на столе, милые маленькие штучки, синие, как успокаивающее индиго позднего вечера. Их было около тридцати: чуть меньше месячного запаса; доктор Белл любезно выписал их ей, когда она только начала к нему ходить. Настоящее спасение, когда сон тебя покидает. Когда над головой распростерлась ночь и твоя голова словно вся залита изнутри светом прожекторов, эти штучки разглаживают морщины на твоем лбу, точно теплое прикосновение матери.
Высокий стакан с водой стоял на столе рядом с ними, на стенках бусинками высыпали капельки конденсированной влаги. Мелани приподняла его и подложила под него одну из тетрадей, которые она вела на занятиях в Северном университете.
На то, чтобы сказать «до свидания», ушло больше времени, чем она ожидала. Сначала она планировала написать коротенькое прощальное послание и исчезнуть. Но она обнаружила, что не может так поступить со своей матерью. И с доктором Беллом, который так старался ей помочь.
Она разложила таблетки в ряд на своем столе: крошечные синие подушечки. Двадцать пять штук. Взяв линейку, она разбила их в группы по пять. Она не спеша занималась этим несколько минут, выстраивая таблетки звездообразными кучками. Потом принялась писать:
Не упрекай себя, ты ни в чем не виновата. Ты всегда была мне хорошей матерью, ты всегда давала мне все, что нужно. Любая другая на моем месте превратилась бы в счастливую женщину, хорошо приспособленную к жизни.
