Фридрих Незнанский - Страсти по-губернаторски
Может, и дремал он какие-то считаные минуты, но проснулся, точнее, пришел в себя от непонятного шума. Словно кто-то ломился через лес. Подхватив сумочку и даже не успев толком раскрыть глаза, Турецкий привскочил, но тут же сильный удар по темени опрокинул его обратно, на землю. Это было настолько дико и, главное, неожиданно, что он на какой-то миг всего и растерялся. И даже успел-таки вскочить, закрыв голову обеими руками, но получил сразу с двух сторон сильные удары по корпусу — под дых и сзади, по почкам. Били грамотно. Уж это он понял сразу. Но удары тут же прекратились, и он смог восстановить дыхание.
Сквозь дрожащее марево он увидел перед собой мужика в камуфляжной форме и шапочке-маске, в которых ходит на задание спецназ. Двое таких же стояли по сторонам и держали наготове пистолеты, направленные на него. Сопротивляться нечего было и думать.
Между тем мужик вытащил из его пальцев сумочку. Достал из нее несколько листков, поглядел, хмыкнул, сунул обратно и передал сумку подошедшему сзади, тоже закамуфлированному мужику в похожей шапочке-маске, но, судя по походке, возрастом явно постарше. За его спиной появились еще двое.
— Где остальное? — спросил тот, который смотрел записи.
— Что именно? — «не понял» Турецкий.
— Картинки где, блин?! — заорал мужик.
— Не понимаю, какие картинки? Вы кто вообще? Что вам от меня надо?
— Он не знает, — сказал все тот же мужик, оборачиваясь к старшему.
— Забирайте его, в машину! — ответил тот.
Не успел приготовиться к очередному удару Турецкий, новый хук в солнечное сплетение согнул его в пояснице. И тут же последовал второй удар — по шее. И сознание вырубилось.
Очнулся он в машине, на заднем сиденье. С боков на него навалились двое из нападавших, а за рулем сидел третий. Остальные, их смутно успел увидеть Александр Борисович, ехали, очевидно, в других машинах.
Но как же так случилось, что он даже не услышал, как эти к нему подобрались? И звуков моторов не услышал. Вот что значит минутное забвение…
Однако кто эти люди? На тех, кого, возможно, организовал для его защиты капитан Печерский, они никак не походят. Да вроде и на бандитов — тоже. Может, милицейская братва? Ребятки того же Казарина, например? Эти могут быть. Но разве Казарин, нападая на руководителя московской следственной бригады, не понимает, что делает? И чем это грозит конкретно ему? Или они решили покончить со следаком, чтоб и концы в воду? И такой вариант, к сожалению, возможен.
Руки его были связаны за спиной. Не в наручниках, вот оно что! Те бы в железо заковали. Значит, это не менты, а все-таки братва. Ну с этими, пожалуй, будет полегче. Эти торговаться начнут. Им, видишь ты, документы нужны… Значит, можно подождать… А куда везут? Кажется, в сторону города — это он увидел в проеме между деревьями дома на горизонте.
«Эх, ребятки! — с тоской подумал Александр Борисович о своих мифических защитниках. — И где же вас черти-то носят? Почему бандиты могли меня отыскать, а вы — нет? Наверное, все-таки был „маячок“, — подумал Турецкий и постарался снова немного отключиться от болевых ощущений, особенно в голове, по которой врезали чем-то тяжелым…
К городу подъехали в начавшихся сумерках.
— Завяжите ему глаза, — сказал, обернувшись, водитель.
На лицо легла какая-то жесткая и неприятно пахнущая тряпка, концы ее крепко, почти до боли, стянули щеки.
— Полегче, — проворчал Турецкий.
— Молчи, падла, — ответил сидящий справа.
«Ну, конечно, уголовники, менты ни при какой погоде так выражаться не станут… Хотя и они бывают разными…»
Ехали теперь уже недолго, видимо, приближались к городу. Но привычного городского шума Турецкий не слышал, значит, остановились где-то у окраин.
Потом его довольно грубо вытолкали из машины, подхватили под локти и поволокли по шатким ступенькам. «Точно, — подумал он, — что-то вроде пригородных дач…» Эту же мысль подтвердили и скрипящие половицы, по которым его провели и посадили на стул. После чего с глаз сняли осточертевшую повязку и направили в лицо свет обыкновенной настольной лампы.
«Начитались, понимаешь, детективов, вот и изгаляются, идиоты…»
Но беда заключалась в том, что лампа светила очень ярко и почти слепила, не давала возможности рассмотреть окружающую обстановку. Турецкий даже опустил голову, защищая глаза и пытаясь понемногу приучить их к слепящему свету. Но ничего не получалось, и он оставил свои старания. Не все ли равно, где он находится? Сейчас начнут допрос, и положение прояснится.
Он услышал шаги, потом скрип стула и, наконец, услышал голос. Но это был уже другой, не один из тех, что пришлось уже слышать сегодня, на той злосчастной полянке. Ну надо же так лопухнуться! Все ведь сделал абсолютно правильно, а прокололся, точнее, поскользнулся на арбузной корке. Такая глупость…
Голос прозвучал неожиданно не грубо, а, как показалось, даже чуть вкрадчиво:
— Ну и чего ты добился, Александр Борисович?.. Чего молчишь?
— Не привык разговаривать с теми, кого не вижу собственными глазами.
— Ничего, привыкай. Ну, говори.
— А мы разве знакомы? Почему сразу на «ты»?
— Хочешь на «вы»? — без всякого выражения спросил невидимый собеседник. — Валяй, мне все равно. Так где, говоришь, документы, которые тебе отдал Коробов?
— Коробов мне ничего не отдавал, он только сказал, где были спрятаны записи отца.
— Ну и где?
— В дупле.
— Где?! — собеседник развеселился. — Ну ты, следак, даешь! В дупле! — Он радовался, как ребенок. — И где же то дупло?
— В лесу.
— А чего ты тогда в «Заветы» ездил?
«Точно, выследили. Или „маячок“ выдал, которого я так и не нашел, — решил Турецкий. — Но почему они уверены, что именно „Заветы“? Или потому что деревня ближе других к той поляне?»
— А что такое «Заветы»?
— Смотри какой! Не знает, — послышался новый голос, вот его, кажется, уже слышал Турецкий там, на поляне.
— Ну не знает, и хрен с ним, — поставил точку на этой теме главный собеседник. — Ты все достал из дупла своего? Или чего оставил?
— А там только сумочка и была.
— Ну сумочка так сумочка… Ладно, а теперь, следак, слушай сюда, и внимательно. Убивать тебя никто не собирается. У меня к тебе базар есть. Развяжите ему руки!
Сзади подошли и просто перерезали веревку, задев слегка концом ножа кожу на запястье. Турецкий почувствовал, что его кольнуло, а посмотрев на освобожденную руку, увидел порез и губами стал его зализывать.
— Козлы, — пробормотал он, — ничего не могут, даже веревку толком разрезать… Ну говорите, чего вам от меня надо?
— Надо, — неожиданно мягко заговорил тот же собеседник, — чтобы вы, — он подчеркнул свое вежливое обращение, — Александр Борисович, занимались исключительно тем делом, ради которого вас сюда командировала Москва. Это понятно?
«Кто же это может быть? — размышлял между тем Турецкий. — Для бандита он слишком того, вежлив. Хотя кто знает, может, в важных компаниях уже пообтерся, научили, как надо разговаривать с тем же губернатором… Не исключено. Тогда — Журавлев?»
— Вы обо мне уже знаете. Не могли не слышать, — словно прочел его мысли собеседник. — А я и не собираюсь прятаться, я даже и свет от ваших глаз уберу, чтоб вы себя почувствовали спокойнее. — Лампу он опустил, но глазам Турецкого от этого легче не стало, теперь надо было привыкать к полумраку. — А зовут меня добрые люди Василием Ивановичем. Фамилия — Журавлев, не слыхали еще?
— Слыхал.
— Ну и что?
— Известно, что уголовный авторитет, четыре судимости, сходняком в Саратове поставлен здесь, в области, «смотрящим», но братва имеет много претензий, поэтому, думаю, долго не усидит. Пытается, как мы говорим, легализоваться, хочет выглядеть честным предпринимателем, что у него получается пока очень плохо, потому что пытается и рыбку съесть, и… устроиться поудобней, чтоб не кололо снизу. Еще рассказать?
— Хватит, я вижу, мы в самом деле знакомы и потому поймем друг друга.
— Да?
— Уверен. Знаю, что говорю. Так вот, Александр Борисович, насчет рыбки, это вы напрасно. Я ничего не пытаюсь, она сама в рот плывет. Плывет и говорит. А чего это он, вместо того чтобы своим конкретным делом заниматься — искать убийц, которые расправились с уважаемыми людьми, всякой посторонней хренью интересуется? Послушал я рыбку эту и подумал, что, может, самое время указать следаку на то, что он не тем интересуется? Что серьезные люди даже помочь ему готовы поймать и это… изобличить преступников. Потому что если он не бросит свои затеи и будет продолжать совать свой нос в городские дела, то может и сам, как та рыбка, ненароком далеко уплыть по реке. Кверху брюхом.
— То есть я должен так вас понимать, господин Журавлев, что вы мне настоятельно советуете не интересоваться мнением тех, кто пострадал от рук того же Васильчикова, от ваших тоже, от продажных судей и прокуроров, от бандитов в милиции и прочих чиновников, одни из которых уже покинули этот свет, а другие, как я слышал, со страхом ожидают своей очереди? И искать только тех, кто приводит в действие неизвестно кем вынесенные приговоры?
