Йорген Брекке - Царствие благодати
— Когда решаешься на преступление, внутри тебя словно открывается потайная дверь. А за ней — неведомые прежде пространства, предназначенные только для тебя. Некоторым людям нравится иметь такое потайное место, где не действуют обычные нормы и правила. Возможно, я из таких. Поэтому мысль о безраздельном, но тайном обладании Йоханнесовой книгой меня не смущала.
Эта неожиданная откровенность ее потрясла. После таких признаний трудно не проникнуться к человеку некоторой симпатией. Он определенно был лучше своего сына. Но все равно оставался преступником.
— Кто бы мог подумать, что меня арестуете вы, вы ведь дружили с Шоном, — продолжал он.
— Мы ходили в одну школу, но не дружили. — Фелиция тут же пожалела об этих словах, сорвавшихся у нее с языка. Они положили начало разговору, который может их очень далеко завести. Ответ Невинса ее удивил.
— Есть два типа людей, — сказал он и ненадолго задумался. — Те, которым нравится Шон, и те, которым он не нравится. Уже в раннем детстве он вызывал у некоторых людей неприязнь. Сначала я этого не понимал. Думал, они просто заблуждаются на его счет. Но время шло и я осознал, в чем дело. Существует по крайней мере две ипостаси Шона Невинса. И одну из них нелегко полюбить даже родному отцу. А теперь еще этот иск.
— Иск?
— Не знаю, зачем я вам все это рассказываю. Впрочем, от нашей фамильной чести все равно мало что осталось. Сексуальные домогательства, гласил судебный вердикт. Все началось с гнуснейших обвинений, с которыми выступила делопроизводитель компании, где работал Шон. Отец должен во всем поддерживать своего сына, но я не могу не думать о том, что она говорила правду. Я плохой отец?
С Фелицией Стоун такое случалось и раньше. Когда уличаешь нарушителя и тот сознается в совершенном преступлении, разоблаченный иногда решает открыться тебе во всем, будто у него больше нет права на тайну. Ее всегда поражало, какими одинаковыми становятся люди, когда их разоблачают. Не заметно никакой разницы между образованным и утонченным книголюбом, хладнокровным убийцей и простым сутенером.
Но для нее самой в этот раз все было иначе. Долгие годы она думала, будто Шон Невинс ушел от ответственности и только она знает, какой подонок скрывается под красивой маской. А теперь, оказывается, ему все-таки не удалось как следует спрятать свое второе «я». Дерьмо смердит. И смрад почувствовал даже его родной отец.
Фелиция поискала глазами дом Крансосов. Они уже подходили к калитке, за которой был двор.
— Какой вы отец, мне неизвестно. Но способность видеть вашего сына таким, какой он есть, вряд ли делает вас негодяем.
— Он разводится. Приговор вынесли условно, но его лишили адвокатской лицензии на неопределенный срок. Я больше не могу им гордиться. Но мне кажется, люблю я его так же сильно, как и раньше. Странно.
— Возможно, вы оба сможете начать новую жизнь, — смущенно проговорила Фелиция. Она чувствовала себя так, будто где-то под диафрагмой у нее вдруг рассосался тромб и в какую-то область живота прилила свежая кровь. Вероятно, это просто облегчение. Желание причинить Невинсу боль исчезло. Теперь полиция Норвегии может делать с ним то, что должна. А она с ним закончила.
Во времена Реформации фру Ингер из Эстрота стала личным врагом могущественного епископа Нидароса, Олафа Энгельбректссона, и оставалась им даже тогда, когда епископ в 1537 году вынужден был бежать из страны. Однако он отбыл в Нидерланды не с пустыми руками. Вместе с ним покинули страну значительные церковные богатства. Проплывая Тронхеймсфьорд, он предпринял последний морской набег на своего злейшего врага — железную женщину из Эстрота. Он разграбил ее замок и увез драгоценности. До наших дней сохранилась только одна вещь, принадлежавшая когда-то фру Ингер, — люстра, которая висит прямо напротив входа в главный дом. Эта люстра представляет собой изысканный образец прикладного искусства эпохи Возрождения. Ее очертания напоминают популярную в то время деталь костюма — буффы на рукавах.
Когда старший следователь Синсакер вошел в парадные покои замка Эстрот, первое, что он заметил, были сандалии. Позолоченные и, похоже, эксклюзивной работы. Не «Прада» ли, часом? Сильвия Фрейд хорошо одевалась. Посмотрев наверх, он увидел и все остальное: брюки и блузку в цветочек. Один конец веревки был затянут на горле, а другой соответственно на люстре фру Ингер. Лицо Сильвии Фрейд выглядело бледным, как у основательно напудренной ренессансной девицы. Она перестала дышать за несколько минут до того, как Синсакер открыл дверь. Обычно вид трупа его не трогал. Но в этом теле оказалось нечто вызывающее тошноту. А может, виновата вся эта беготня. Он развернулся и вышел на лестницу. Постоял немного, прислонясь к красивым кованым перилам. Содержимое желудка осталось там, где ему и положено находиться. Дыхание мало-помалу выровнялось.
Он спустился на двор и вышел из замка. Снаружи стоял Винснес и курил. Сам Синсакер не курил никогда, но этой сигарете позавидовал.
— Охота закончена? — спросил хранитель.
— Закончена. Прошу вас до приезда полиции и «скорой помощи» в главное здание не входить. Там висит мертвая женщина.
Винснес театрально ужаснулся, затем кивнул в знак согласия и глубоко затянулся.
Синсакер позвонил Браттберг и рассказал обо всем случившемся.
— Я очень хорошо тебя слышу, — сказала она. — Но некоторые детали твоего рассказа не дают мне покоя, и их немало.
— Ну да, — согласился Синсакер.
— Во-первых, что делает в Эрланне эта наша американка? И во-вторых: о чем ты думал, самовольно и в одиночку пускаясь в погоню за Сильвией Фрейд? По последним данным, мы не в Америке и даже не в телевизионном сериале.
— Погнался за двумя зайцами. Взял с собой Фелицию, чтобы сэкономить время.
— Фелиция. Вы уже на «ты», это так надо понимать? — Голос Браттберг звучал язвительнее, чем обычно.
— Она чудная девочка. — Синсакер все больше чувствовал себя ослом.
— Она может быть сколь угодно чудной. У нас в стране она гражданское лицо. Как ты мог доверить ей этого Невинса? Все указывает на то, что он главный свидетель или даже подозреваемый.
— Я понимаю твою реакцию, но не сомневайся в моем чутье на людей. Я ей доверяю. Она чертовски хороший полицейский. И не даст Невинсу улизнуть. Что нам сейчас нужно, так это наряд людей в замок Эстрот и машина к Крансосам, чтобы арестовать Невинса более формальным образом.
— А у нас вообще есть основания для его ареста?
— Как насчет мелкого хулиганства? Мы застали его со спущенными штанами, — попробовал разрядить обстановку Синсакер.
Тишина на другом конце свидетельствовала о сомнительном успехе этой шутки.
— Хорошо, не арестовать, а задержать для допроса, я это имел в виду.
— Мне надо сделать несколько звонков, — сказала Браттберг, и Синсакер понял: она понемногу успокаивается. — Позвони мне, если выяснится что-нибудь еще. То есть до того, как снова решишь на свой страх и риск сделать какую-нибудь глупость.
— Хорошо, шеф.
— Проблемы с начальством? — подошел к Синсакеру хранитель музея. Панибратский тон ему совсем не шел.
— Ничего особенного, — отозвался Синсакер.
— Я, собственно, хотел обратить ваше внимание на один странный звук. Слышите? Он определенно исходит от той зеленой машины, в которой она приехала.
— О каком звуке вы говорите?
Сначала Синсакер не слышал ничего, кроме бормотания ветра в елях вокруг замка и далекого шума дороги. Во фьорде кто-то завел моторку. Затем он услышал. Стук. Как будто кто-то колотит по машине изнутри. Синсакер медленно пошел к машине, пытаясь точнее определить место, откуда идет звук. Стук доносился из багажника. «Господи помилуй, человек! — подумал Синсакер. — Там внутри лежит человек». Приблизившись к машине, он открыл переднюю дверь и обнаружил ключи, оставшиеся в замке зажигания. Он их вытащил и пошел отпирать багажник. Пока он вставлял ключ в замок и поворачивал, удары стали энергичнее. Крышка багажника щелкнула и открылась. Из-под нее появилась белокурая голова.
— Сири Хольм, — констатировал Синсакер, вынимая кляп у нее изо рта.
— Одд, — поздоровалась девушка, — не пора ли нам перейти на «ты»?
Она с облегчением рассмеялась, но голос выдавал не до конца прошедший испуг. Он помог ей выбраться из тесного багажника. Руки у нее были связаны, зато ноги свободны.
— Боже, как я рада тебя видеть, — сказала она, когда Синсакер развязал веревку у нее на запястьях. Она тут же положила руки ему на шею. Он ее обнял и осторожно погладил по спине.
— Как ты здесь оказалась?
— Была дурой.
— Тебе придется объяснить поподробнее, но мы займемся этим у Крансосов. Он посмотрел на Винснеса, который не без любопытства наблюдал всю эту сцену, но предпочитал держаться на безопасном расстоянии.
