Николай Леонов - Шакалы
Как и положено, в камеру посадили двух агентов, а четвертого арестованного из камеры убрали. Арестованный назвался Иваном, с сокамерниками разговор не поддерживал, лишь интересовался, сколько ему могут припаять за хранение оружия. Агенты его заверили, что при сегодняшнем положении, учитывая, что человек воевал в Афганистане, а его легенда о приобретении винтовки звучит правдиво, могут вынести условный приговор.
На вторые сутки Иван стал более общителен. Соболь позвонил Фокину, предложил встретиться. Фокин неожиданно увидел, что наружное наблюдение за ним вести перестали, подумал, что сумасшедших, вроде Гурова, не сыщешь, людей в ментовке, как всегда, не хватает. Кольцо разомкнулось. Скрывать подполковнику было нечего, никаких конспиративных встреч он не проводил, и болтается за ним “хвост” или нет, Фокина волновало мало, но сам факт был безусловно отрадным. Жив Гуров или мертв — неизвестно, но из борьбы он выбыл, чего Фокин и добивался.
Встретились они на конспиративной квартире Соболя, держался он непринужденно на правах хозяина, предупредительно, даже покровительственно.
— Ну, что, Семен Петрович, с тебя причитается, — сказал он, подавая гостю чашку кофе. — Кажется, с Гуровым покончено.
— Я отвечу тебе, Виктор Сергеевич, неоригинально: когда чего кажется, перекрестись, — ответил Фокин. А Соболь на самом деле широко перекрестился.
— Разговаривал я с сокамерником Ивана. Да, установлена его личность, арестованный является капитаном запаса Тулиным Георгием Ивановичем, действительно воевал в Афганистане, провел два года в плену, имеет правительственные награды, бывшим командиром характеризуется только положительно. Окончил диверсионную школу, физически крайне силен, смел, дерзок. Отмечено, что неуживчив с начальством.
— За что отличного офицера и уволили, — заметил, усмехаясь, Фокин. — Нашему командованию лучше иметь десять зайцев-жополизов, чем одного охотничьего пса с норовом.
— Обычное дело, — согласился Соболь. — Так слушай главное, Семен Петрович. Вчера Тулин неожиданно говорит, мол, вы, мужики, на нарах все задницы просидели, случаем не знаете такого мента — полковника Гурова? “А чего он тебе, родственник?” — интересуется один. “Даже не сосед”, — ответил Тулин и перевел разговор на другое. Ну, пришло время, наш человек говорит, мол, хорошо знает Гурова. И давай его нахваливать, оговорился, что ментов на дух не переваривает, а Гуров, тот хоть и мент, а человек. И рассказывает, как двадцать лет ему чужое дело шили, а Гуров разобрался, под подписку освободил, а вскоре и настоящего вора нашел.
— Вы что же, своих людей в отношении Гурова инструктировали? — зло спросил Фокин.
— Господь с вами, Семен Петрович! — возмутился Соболь. — Сказали, что подозреваем человека в убийстве, но доказать ничего не можем. А в отношении Гурова чистой воды совпадение. Гуров действительно того человека в свое время брал, из-под статьи его вывел и завербовал. Так он на Петровке и осел, услышал фамилию, на воспоминания потянуло. А ночью он просыпается, глядит, сосед не спит, курит. Ну, человек поднялся, засмолил и, чтобы начать разговор, снова о Гурове разговор завел. Мол, были бы все менты люди, так воровать стало бы опасно, но в ментовке беспредел прекратился, а Тулин и оброни, мол, твой Гуров больше никого допрашивать не будет. Потом вдруг как опомнился и добавил, что Гуров твой наверняка давно на пенсии. Но такого объяснения Тулину мало показалось, он схватил человека за грудки и к стене прислонил, чуть дух не вышиб. А сам кричит, мол, ты, курва, передай своему оперу, что Георгий Тулин боевой офицер, а не шваль подзаборная!
— Все? — спросил Фокин.
— А ты хотел, чтобы он об убийстве рассказал и пояснил, куда труп спрятал? — зло спросил Соболь.
— Звучит достоверно, — задумчиво произнес Фокин. — Трупа нет, нет убийства, потому и предъявили лишь хранение оружия. Сейчас бывшему афганцу, орденоносцу такое обвинение впендюрить — только людей смешить. Журналисты прознают, в клочья порвут. Они тело ищут, найдут — будут Тулина на убийство раскручивать. А пока Орлов с Крячко утверждают, что Гуров жив. Стыдно им, да и горько признать, что их лучший сыщик пропал бесследно. Да, а где и как взяли Тулина?
— На посту ГАИ, чисто случайно. Похожая “нива” находится в розыске, остановили для проверки, все в норме, уже хотели отпускать, как сержант, прикуривая, зажигалку уронил. Начал под машиной шарить, во что-то мягкое уперся. Подскочили два бойца ОМОНа с автоматами, начали шмон. Под машиной была винтовка упакована, хитро, не разглядишь, надо было рукой тронуть. А “кольт” у него за ремнем был. Тулин и не сопротивлялся, только матерился.
— Полагаю, Тулин тело в канализационный люк опустил, там их до чертовой матери, — Фокин усмехнулся. — Орлов рогом упрется, но тело друга найдет.
— Может, и найдет, но доказать ничего не докажет, — сказал Соболь и тоже усмехнулся.
* * *Гуров лежал на массажном столе. Молоденькая медсестра осторожно массировала ему спину и постоянно спрашивала:
— Не больно. Лев Иванович? Не больно? Да на вас живого места нет, словно вы под табун лошадей попали.
— Вот и не угадала! — ответил Гуров, прикусывая губу. — Пошел я в консерваторию, хотел фуги Баха послушать. И вдруг люстра, огромная такая...
— Прекратите! — Сестра взяла со столика тюбик с кремом. — Нине вы рассказывали, что были в библиотеке, и на вас стеллаже книгами упал.
— Может быть... Может быть... Сестренка, так ведь что люстра, что фолианты, они же на голову падают...
— Понятно, а на ногах у вас что? — сестра аккуратно нанесла крем. — Вы рентген делали? У вас точно все ребра, позвоночник на месте?
— Девочка, не надо меня жалеть, я становлюсь слезливым, могу расплакаться. — Гуров неожиданно повысил голос: — А ну, делай массаж, чертовка! У меня симпозиум на носу, а я тут прохлаждаюсь.
— Опять врете! Ученым наше заведение не по карману. У головастиков не бывает такой мускулатуры. Вы работаете охранником у какого-нибудь миллионера, попали в переделку...
— Обижаешь! Я полуинтеллигентный человек, мама наговаривает, что дворянин.
— Сейчас все дворянами стали, — категорически заявила сестра и начала массировать спину по-настоящему. — Хотя верно, на охранника вы не похожи.
— Эй, дочка! Может, я и не то сказал, но ты все-таки аккуратнее, иначе я дирижировать оркестром не смогу.
* * *Гуров плавал, делал массаж, качал мышцы в спортзале, вспоминал, как легко его ломал десантник, и продолжал заниматься через “не могу”. Он прекрасно понимал, такой силы, как у Тулина, не приобрести. И возраст не тот, и от природы не так богато отпущено, понимал, но занятий не прекращал. Но, сколько он ни занимался, времени для раздумий оставалось более чем достаточно.
Ежедневно звонил Орлов, и по два раза в день звонил Станислав. Гуров попросил друга зайти к Марии в театр, передать привет, затем, смутившись, что говорит о личном, сказал:
— Перейдем к делу, докладывай.
— Петр возражал, но я, как ты и велел, настоял, и наблюдение за Фокиным сняли, — сказал Станислав. — А за парнем установили круглосуточный контроль. Хотя он практически не выходит из дома. А с Петром я бился как леопард.
— Слушай, леопард, я тебе уже говорил, умри, но достань мне расписание выступлений Президента на ближайшую неделю.
— Лев Иванович, умирать не желаю, а расписание Президента мне никто не даст. И Петру не дадут, и Бардину, я не уверен, что его наш министр может получить. — Станислав помолчал. — Если такая бумага и существует, то в одном экземпляре, и хранится у генерала, сам знаешь какого.
— Знаю, от него ничего не получишь. Станислав, ты помнишь Сашу Турина?
— Телевизионщика? — Станислав рассмеялся. — Чего его помнить, когда он чуть не через день вещает по ящику.
— Саша мне кое-что должен, — сказал Гуров. — Разыщи его, скажи, что мне его необходимо видеть.
— Ты представляешь, как он сейчас занят? На носу выборы, а Турин — политический обозреватель.
— Привези его ко мне. Если понадобится, привези ночью. И чтобы никто об этом не знал, даже Петр.
— Если Турин упрется, везти в наручниках?
— Оставь свои хохмочки, Станислав, — строго сказал Гуров. — Я сказал, привези Турина ночью, не надо, чтобы его здесь видели.
— Хорошо, привезу. — Станислав смешался. — Лев Иванович, люди меняются. Турин сегодня крупная политическая фигура. Он может отказаться.
— Это твоя проблема, Станислав. У тебя сегодняшняя ночь и завтрашняя, больше времени у нас нет.
— Я его привезу. — Станислав пробормотал нецензурное и положил трубку.
Турин сидел в номере Гурова, чуть заикаясь, говорил:
— Вы мне однажды спасли жизнь, за это спасибо, но она вам не принадлежит. Вы знаете, что ваш человек ударил меня в живот, я думал...
