Ежи Эдигей - Это его дело
— Ведь и мы не обратили на это внимания, хотя радио все время включено, — объяснил Стояновский.
— В супружеской жизни вашего сына не все, кажется, было в порядке? Не так ли?
Пани Ефемия Стояновская тяжело вздохнула.
— Хуже некуда, — подтвердил ее муж.
— Ирена совсем неплохая женщина. — Пани Ефимия пыталась выгородить невестку. — Только плохо воспитана и очень уж вспыльчива. Несдержанная, да и Зигмунт в чем-то виноват: то и дело ее поправлял да воспитывал. Как в «Пигмалионе». Знал ведь, на ком женится. Молодая девушка, полна жизни, хочется повеселиться, погулять. А он после работы приходил усталый, сидел дома, не любил никуда ходить. В такой ситуации долго ли до скандалов. Женщина она эффектная, красивая, такой разве трудно найти интересных поклонников. И то, что у них не было детей, тоже сказывалось на их отношениях.
— С этого все и началось, — подтвердил Стояновский.
— Как-то так получилось, что Ирена не доносила ребенка, Зигмунт ее упрекал, говорил, что она нарочно… А уже потом врач установил, что у нее отрицательный резус. После этого она решила больше не рисковать. Это-то и было главной причиной всех их ссор. Она потребовала развода. Зигмунт, конечно, любил ее по-прежнему, только, думаю, не давал ей развода из-за упрямства, а не потому, что любил. Вот и вся история. Не получилась у них семейная жизнь, так зачем тогда тянуть, и себя и ее мучить? Детей у них не было, разошлись бы спокойно, без скандалов. Зигмунт еще молод… Только-только исполнилось тридцать семь лет. Куда торопиться? Мог еще встретить женщину спокойную, которая больше бы ему подходила, чем Ирена.
— У нее кто-нибудь был?
— Этого я не знаю. Зигмунт ничего не говорил, а я не спрашивала. И о том, что Ирена уехала отдыхать, даже не заикнулся. Да и она, когда была у нас последний раз, тоже ничего не сказала. Очень я была удивлена, когда Ирена вдруг неожиданно приехала к нам, а перед этим более года сюда не заглядывала.
— Странно. Значит, когда сын был у вас последний раз, жена его уже была на курорте.
— Нет, не была она еще на курорте, — возразила пани Стояновская. — Зигмунт был в воскресенье, а Ирена заехала к нам в понедельник.
— На следующий день?
— Да, — ответила Стояновская и никак не могла понять, почему был так удивлен молодой человек в милицейской форме. — Ирена приехала в понедельник, около двенадцати. Сказала, что опять поскандалила и Зигмунт опять ударил ее.
— И вы в это поверили?
— Я уже ничему не удивляюсь, так сложны были их отношения. Года полтора тому назад Зигмунт сам как-то признался в этом: они так переругались, что он не сдержался и ударил ее. Тогда еще дело не дошло до развода. Сын потом попросил прощения, и какое-то время они жили мирно.
— А в понедельник? Зачем она приезжала к вам? Уж наверное, не с визитом вежливости?
— Ох, она очень была мила. Когда ей надо, она умеет быть милой, другой такой не найдешь. Мне преподнесла коробку конфет, а мужу — импортные сигареты.
— «Филипп Моррис», — и Стояновский протянул Шиманеку начатую пачку.
— Спасибо, я не курю.
— Сказала, что нас всегда любила и уважала и ее отношение к нам не изменилось, но больше с Зигмунтом жить под одной крышей не может. Просила поговорить с ним, чтобы он согласился на развод.
— А вы? Что вы ей ответили?
— Сказали, что мы тоже считаем, что им лучше разойтись, и что советовали Зигмунту так поступить, но он нас не слушает.
— Я пообещал ей, что попробую Зигмунта уговорить, только весьма сомневался в успехе своей миссии, — объяснил Стояновский. — Так как Зигмунт очень упрям. Ребенком был таким. Мне приходилось даже иногда с помощью ремня кое-что втолковывать ему, но мало помогало.
— И еще она сказала, что, если Зигмунт даст ей развод, она все ему оставит, что он ей дарил, тотчас уедет из квартиры и еще приплатит сто тысяч злотых, — припомнила Стояновская.
— Сто тысяч! — Шиманек даже присвистнул.
— Так и сказала: сто тысяч.
— Она такая богатая?
— В последнее время Ирена хорошо зарабатывала. Она ведь служила официанткой в хороших ресторанах. Только думаю, что таких денег у нее не было. Просто так пообещала, решив, что Зигмунт помягчает.
— Видно, кто-то пообещал дать ей такую сумму, — предположил Шиманек.
— Трудно сказать, она как бы мимоходом об этом упомянула. Больше говорила о том, что дальше так жить не может. Даже сказала о самоубийстве.
— А не об убийстве?
Стояновские удивленно переглянулись.
— Вы считаете, что она смогла бы? Ирена смогла бы убить мужа?
— Я ничего не считаю. Просто спрашиваю. Такого рода преступления встречаются.
— Нет, нет, — заговорила Стояновская. — Ирена есть какая она есть, но на преступление она не способна. Да еще на следующий день после разговора с нами. Уходя, она сказала, что очень рассчитывает на нас, надеется, что мы его уговорим. Прощаясь, расцеловалась со мной.
— У вас, пани Стояновская, кажется, была неприятная стычка с Иреной?
— Ах, это было несколько месяцев тому назад. Как-то после полудня я заехала к ним. Сын еще не пришел с работы, Ирена собиралась уходить — я ее застала уже одетой в прихожей. Она сказала, что торопится на работу: подруга просила ее подменить. Смотрю — в кухне ни одной кастрюли на плите. И намека на обед нет. Спрашиваю, что Зигмунт будет есть, когда придет? Она отвечает, что это ее не интересует: она вышла замуж не затем, чтобы обеды готовить. Ответила, возможно, несколько резковато, ну и пошло слово за слово, и закатила мне сцену. С тех пор я туда ни ногой.
— Были ли у вашего сына друзья?
— Когда работал на старой работе, был в приятельских отношениях с несколькими коллегами, но не в очень близких. Зигмунт относился к тем людям, которые больше любят одиночество. После окончания школы, когда уже был студентом, он не очень увлекался гулянками, как все молодые люди в его возрасте, скорее, был домоседом. Удобное кресло, телевизор, интересная книга — вот его любимое времяпрепровождение.
— А вы не назовете фамилии его друзей?
— Некоторых помню. Генрик Ковальский, инженер, Малиновский, бухгалтер, пожалуй, еще Адамчик.
— Они все работали вместе?
— Нет. Адамчик… кажется, в строительном объединении. Это приятель сына еще со студенческих лет. Именно он уговорил Зигмунта поступить на работу в строительное объединение. А до этого сын работал в кооперативе.
— Что это за кооператив?
— «Строитель» — так называется. Находится на Таргувеке. Там Зигмунт и познакомился со своей будущей женой.
— А почему он оттуда ушел? Вам известна причина?
— По-моему, по материальным соображениям. В строительном объединении он стал получать больше, ну и, наверное, новая работа была более престижна и перспективна. В кооперативе он уже достиг всего, что мог. Совсем иное — работа на крупной промышленной стройке.
Там неограниченные возможности, повышение по службе и значительно лучшие условия для роста. А в кооперативе обстановка осложнялась из-за жены. Вы, наверное, уже знаете, что она была там простой работницей. И вдруг вышла замуж за главного технолога. Ситуация не из простых.
— Да, да, понимаю. А после того как сын женился, были у него друзья?
— Почти не было. Так мне кажется. К тому же перед свадьбой Зигмунта мы уехали из квартиры, встречи с сыном и его женой были довольно редки. Иногда они приезжали к нам сюда, в Вёнзовную. Из отдельных слов я поняла, что Ирена не очень стремилась поддерживать отношения с приятелями мужа, ее прежними начальниками. Зигмунт тоже не был расположен принимать у себя в доме приятельниц Ирены и ее родственников.
— Так какая же она, пани Ирена?
— Очень красивая, — принялся объяснять Стояновский, — образования никакого, но полна жизни, от природы неглупа, очень легко приспосабливается к среде. Замужество дало ей возможность занять определенное положение в обществе, принесло материальное благополучие. Все это она очень умело использовала. Когда мы первый раз ее увидели, нам прямо обидно стало за Зигмунта: ни одеться не умела, ни вести себя. А теперь ее нельзя сравнить с той прежней девчонкой с Таргувека. И одевается, и держит себя совсем по-иному. Но, конечно, характер свой переделать она не смогла. Чуть что, и этот ее Таргувек берет верх… Ей еще не было и двадцати, когда она вышла замуж. Зигмунт старше ее почти на пятнадцать лет. Возможно, это и не было бы помехой, если бы они по характеру не были такие разные. Она любит развлечения, танцы, самую современную музыку. Дом и домашняя работа нагоняют на нее тоску. Если бы был ребенок, быть может, он бы их и сблизил, и разница в годах не так бы мешала. Но, увы, детей у них не было.
— Сразу было видно, что они не подходят друг другу, — добавила пани Стояновская.
— Зигмунт всегда был нелюдим, сторонился женщин. Я уж думал, что он никогда не женится, но вот встретил «свой идеал», влюбился. Мне кажется, что и наш сын понравился ей, он был привлекательный мужчина, стройный и роста хорошего. Она не без удовольствия принимала его ухаживания. Думаю, даже и не мечтала о замужестве, но, когда разобралась в его чувствах, использовала это в своих целях, хотя ни она, ни он не были счастливы в этом супружестве.
