Виктор Пронин - Банда 3
— Я не знаю... Я не могу...
— Помолчи. Мы с тобой вдвоем. Нас никто не слышит. Дело закрутилось серьезное, Паша...
Очень. Ты работаешь на них? Не перебивай... На Леонарда? Хорошо. Работай на Леонарда, на Леопольда, на кого угодно. Но попомни мое слово... Однажды настанет день, когда ты с величайшей радостью вспомнишь, что у тебя есть надежный друг в прокуратуре, что у тебя в кармане начальник следственного отдела. Ты ничего не будешь подписывать, и я от тебя ничего не потребую. У нас с тобой только устная договоренность. Два мужика сговорились. И все. Тебе понадобится помощь, а она тебе понадобится, — Пафнутьев показал рукой на выбитые окна, — у тебя есть к кому обратиться. Мне понадобится — я на поклон приду. И что бы ни случилось, помни — у тебя в тылу начальник следственного отдела прокуратуры. Это не так уж плохо...
— Еще бы, — хмыкнул официант, и Пафнутьев понял — парень соглашается.
— Значит, договорились, — Пафнутьев вырвал из блокнота официанта чистую страничку и написал несколько цифр, — Вот мой телефон. Запомни. А когда запомнишь — бумажку выброси. Уничтожь. Чтоб вообще никаких следов, доказательств и прочее... Понял?
— Стукачом делаете?
— Дурак. Мы с тобой заключаем соглашение. О дружбе и взаимопомощи. Государства от таких договоров не отказываются... Люди слабее. Счета, которые ты выписал, я изымаю. Могут пригодиться. А ты здесь напиши в своем блокнотике...
— Писать не буду.
— Тогда и я не буду, — Пафнутьев был снисходителен и доброжелателен. — Слушаю.
— Был Вовчик Неклясов со своими ребятами. Они все из фирмы «Глобус», — официант вынул платок и вытер взмокший лоб. Видно, нелегко дались ему эти несколько слов.
— Которая на окраине города?
— Нет, они в центре... Угол Чернышевского и Фурманова.
— А, эти, — беззаботно сказал Пафнутьев, хотя ни адреса, ни самой фирмы не знал. — Посредники.
— Поставки, — обронил официант.
— И вас снабжают?
— Конечно.
— Тогда другое дело, — Пафнутьев освобождение вздохнул, откинулся на спинку стула. — Что я могу сказать... Чашку кофе и пятьдесят граммов коньяка... За счет директора.
— С удовольствием! — искренне произнес официант и уже хотел было подняться, но Пафнутьев его остановил. — Да, чуть не забыл, — он придвинул к официанту его блокнот. — Черкни свой телефон, вдруг позвонить придется.
Взяв ручку, официант быстро написал несколько цифр.
— И домашний тоже, — напомнил Пафнутьев. — Только напиши, где домашний, а где служебный. И адрес...
Парень, не задумываясь, выполнил просьбу и тут же пошел за кофе. Пафнутьев проводил взглядом его удаляющуюся фигуру с тяжеловатым задом и литым затылком. Вряд ли он будет хоть в малой степени заменой Ковеленову, но свой человек в ресторане никогда не помешает. Свой человек в ресторане, — повторил про себя Пафнутьев и только сейчас сообразил, что его разговор с парнем наверняка видел Анцыферов в кабинете. Пафнутьев чертыхнулся, но тут же успокоился, решив, что сам покажет Анцыферову изъятые из блокнота счета сегодняшнего утра. Это его утешит и снимет подозрения с парня.
— Вот за это, старик, спасибо! — искренне воскликнул Пафнутьев, увидев перед собой белую чашечку с кофе и хрустальную рюмку, в которой наверняка было больше ста граммов. Но этот подлог нисколько не огорчил Пафнутьева. Он взглянул на официанта и встретился с глазами заговорщика. — Спасибо, старик.
* * *Заведующий травматологическим отделением Овсов был хмур, неразговорчив, сидел за своим столом, и его тяжелое лицо, освещенное белесым светом дня, казалось массивным, морщины выглядели глубокими и резкими. Пафнутьев, столкнувшись с ним взглядом, все-таки подошел, пожал руку хирургу, сел на кушетку, застеленную белой простыней.
— Ты так суров, Петя, что я даже не знаю, какое слово произнесть, как сесть, как повернуться, — Пафнутьев попытался вывести Овсова из какой-то глубокой отрешенности.
— Будет жить, — ответил хирург.
— Ну и слава Богу, — вздохнул Пафнутьев с облегчением, — Пусть живет, раз уж ему так повезло.
— Кто он?
— Понятия не имею... Разберусь.
— Бандюга? — спросил Овсов.
— Скорее всего.
— Что-то последнее время, Паша, у нас с тобой стали все чаще появляться общие клиенты.
— Это же прекрасно! Мы стали чаще видеться... У нас совместные интересы...
— Да, интересы общие, — вздохнул Овсов и со стуком поставил на стекло маленькую пульку. — Вот... Смотри. В одном сантиметре от сердца остановилась.
Пафнутьев взял пулю, повертел перед глазами, взвесил на ладони, как бы проверяя ее вес, надежность, убойную силу... И опустил в карман.
— Авось пригодится, — пояснил он. — Куда ты его поместил?
— Здесь, на этом этаже, — Овсов показал куда-то за спину.
— Надо бы его повыше... На верхний этаж.
— Под охрану? И этого тоже?
— Да, Петя.
— Послушай, у меня все клиенты нуждаются в охране... Что, уже гражданская война началась?
— А ты этого не знал?
— Так я уже стал фронтовым хирургом?
— Конечно, — кивнул Пафнутьев. — У тебя бывают дни, когда не поступают люди с ножевыми, пулевыми ранениями, с рваными ранами, которые оставляют осколки от гранат, мин, бомб? Бывают такие дни?
— Выпить хочешь? — спросил Овсов и, не дожидаясь ответа, протянул руку в тумбочку, вынул початую бутылку «Столичной», хорошей «Столичной», как сразу отметил Пафнутьев. Так же молча Овсов достал две мензурки, налил грамм по сто пятьдесят и, завинтив пробку, спрятал бутылку в тумбочку. — Будем живы, Паша, — сказал Овсов и выпил.
Пафнутьеву ничего не оставалось, как последовать его примеру. От кушетки он дотянулся до мензурки, выпил, поставил посуду на место. Овсов, снова сунув руку в тумбочку, вынул блюдце с влажными маслинами.
— Шикуешь, Петя.
— Шикую?! — удивился Овсов. — А ты знаешь, сколько стоит скромный ужин на четыре персоны в приличном месте? Миллион.
— Откуда тебе это известно?
— Не от всех приглашений я отказываюсь, Паша, не от всех. И потому немного знаю о том, что происходит за этими окнами. Кружка пива в приличном месте стоит шестьдесят тысяч рублей. Моя сестричка получает за месяц примерно столько же.
— Кстати, а где твоя сестричка? Что-то ее не видно?
— Все течет, Паша, все меняется, — ответил Овсов, пряча блюдце в тумбочку. Голову он наклонил вниз, долго не мог закрыть дверцу, словно боялся, что гость о чем-то догадается по его глазам.
— Ничего, — Пафнутьев легко махнул рукой. — Вернется.
— Ты думаешь? — с надеждой спросил Овсов и так посмотрел на Пафнутьева, с таким простодушием, что тот смутился своего легковесного заверения. Но и отступать было некуда.
— Уверен, — твердо произнес Пафнутьев. — Позвонит как-нибудь вечером и спросит мимоходом, куда пропал, почему тебя не видно, как понимать столь долгое отсутствие...
— Врешь, — без уверенности произнес Овсов. — Знаешь, кто у нее хахаль? Банкир.
— Посадим, — не задумываясь, ответил Пафнутьев. — Если его не хлопнут.
— Да ну тебя, — Овсов досадливо махнул рукой, — Не надо его хлопать... И сажать не надо... Пусть живет.
— Вернется, — повторил Пафнутьев почти неслышно, и именно это слово прозвучало с неожиданной убежденностью. — Знаю я нынешних банкиров... Молодые, самоуверенные, богатые, занятые... Презентации, знакомства, поездки, сауны... Обильная пища, разнообразие напитков и связей... Если человек успел хлебнуть настоящих отношений, он быстро разберется, что к чему... Если он сам, конечно, не из этой породы.
— Ладно, Паша, оставим, — вздохнул Овсов. И, вопросительно посмотрев на Пафнутьева, потянулся к тумбочке.
— Нет-нет, — Пафнутьев выставил вперед ладонь. — Слишком хорошо — тоже нехорошо. Скажи мне вот что... У тебя лежит Бильдин, человек с обрезанными ушами...
— Будет жить, — ответил Овсов, не дожидаясь дальнейших пояснений.
— Тоже, кстати, банкир.
— Возможно... Так что?
— Он на верхнем этаже?
— Ты же сам сказал...
— Да, ему нужна охрана. Но сейчас я о другом... Они не должны встретиться хотя бы в ближайшее время — Бильдин и сегодняшний клиент, из которого ты пулю вынул.
— Так, — Овсов побарабанил пальцами по столу, долгим взглядом посмотрел в окно, на падающие, проносящиеся мимо стекол снежинки, на серое небо, потом взгляд его и мысли его как бы вернулись в кабинет. — Это все, что мне положено знать?
— Есть древняя, еще библейская истина, Овсов, — усмехнулся Пафнутьев. — Знания рождают скорбь. Чем больше знаний, тем больше печали...
— Больше не бывает, — обронил Овсов.
— Да? — Пафнутьев внимательно посмотрел на хирурга, но тот поспешил спрятать взгляд за густыми седоватыми бровями. — Вообще-то да, вообще-то, конечно... Ну, раз так, пусть будет так, — Пафнутьев вынул из кармана кошелек, найденный им в ресторане Анцыферова, и, раскрыв его, вытряхнул на стол перед Овсовым остро отточенную крышку консервной банки. Ее край не был гладким, он был сделан даже волнистым, как бывает на лезвиях филиппинских мечей — они легко разваливают человека надвое.
