Карло Шефер - Немой свидетель
Дверь чуточку приоткрылась. По комнате скользнул желтоватый конус фонарика. Фредерсен. Корнелия закрыла глаза. Конус осветил ее лицо. Дверь тихонько закрылась.
— Зачем ты пришел? — тихо спросила она. Собственный голос показался ей неестественно писклявым.
— Но ведь хорошо, правда? — Анатолий нежно поглаживал ей спину.
— Ну… да! — согласилась она. Он тихонько засмеялся и ничего не ответил. Его руки скользнули ниже. Она почувствовала, что он небрежно, как бы невзначай, потрогал ее попку, и повернулась к нему. — Я боюсь. Не надо.
— Я и не собираюсь. Сейчас уйду.
— Надеюсь, у тебя не будет неприятностей, если он не найдет тебя в постели?
— Нет. Я быстро вернусь.
— Может, завтра опять?
— Может.
Он вышел, Корнелию затрясло крупной дрожью. То, что случилось с ней сейчас, было самым невероятным и одновременно самым настоящим из всего, что она вообще помнила в своей жизни. Она погладила себя по разным интересным и красивым местам, которые все одноклассники считали такими безобразными.
Посмотрела на часы. Половина пятого. О сне нечего и думать.
Тойер счел, что праздник Богоявления как нельзя лучше подходит для выполнения печальных обязанностей. Он давно не был на могиле Вернера Штерна в Хандшусгейме, отчасти из-за того, что она была такой аляповатой. Он терпеть не мог гранитных плит, отполированных до зеркального блеска. Коллеги покойного не сумели отговорить простоватую вдову от эпитафии: «Здесь в земле покоится… но любовь…» и прочее. Как положено, почти закрытый плющом, горел маленький красный огонек лампады. Католик Хафнер уже не раз заверял сослуживцев, что будет поддерживать его «всю жизнь».
Все эти «посмертные дары» раздражали Тойера, поэтому он, стараясь не обращать на них внимания, вспоминал достойного парня, чей прах покоится в сырой земле. Попробовал представить его голос и даже запах, хотя ему никогда не нравился дешевый лосьон после бритья, которым пользовался Вернер. Штерн-футболист никогда не сдавал позиций, согласно надгробной речи его товарищей по команде. Еще Штерн так мечтал о детях и не хотел строить себе дом. Да, он был единственный в своем роде, но вот прошло несколько месяцев, и его вспоминают все реже и реже…
Гаупткомиссар зашагал дальше, свернул налево. В трех рядах от Штерна была похоронена Роня Дан — Тойер случайно обнаружил это минувшей осенью. Ее убийцу они доблестно задержали, потеряв при этом Штерна.
Затем последовал энергичный марш через весь город. Тойер непременно собирался посетить нагорное кладбище Бергфридхоф, где была похоронена его жена. Ильдирим он не хотел об этом рассказывать, хотя она наверняка бы не возражала. Когда он отыскал могилу, уже темнело. Печально шмыгая носом, соскреб с могильного камня прилипшие листочки. Что ж, он тоже тогда не проявил особого вкуса. Он подумал о том далеком времени, когда перед ним вырисовывалась вполне нормальная жизнь — дети, карьера, типовой дом… ну, допустим, в Виблингене… Затем все жизненные перспективы бесследно исчезли, будто корова слизнула. Случилось это легко и быстро: исчезновениям вообще присуща ужасающая легкость.
На обратном пути его размышления вернулись к сегодняшним заботам. Ему повстречался бедный Лейдиг — он оказался в числе тех, кому придется сидеть в участке и до семи утра караулить телефон. Одно утешение — времена сейчас спокойные.
Утром, еще до завтрака, Корнелия прочла все рекламные буклеты и розданные Фредерсеном информационные листки. После пешей прогулки по Старому городу и замку намечалась официальная экскурсия в зоопарк.
— Мы дети, что ли? Смешно! — возмущался Джованни.
— Да ладно, Джованни, можешь спокойно пойти с классом, тебя ведь тут никто не знает. Не стесняйся!
Корнелия попробовала держаться ближе к Анатолию, но у нее все никак не получалось. Он старался держаться особняком (из-за нее?), впрочем, Фредерсен неизменно оказывался более проворным, чем она, и возвращал его в группу. Казалось, учитель был чем-то недоволен, может, заметил его ночную отлучку? Но Анатолий довольно быстро вернулся в свой номер. Или нет?
— Фредерсен, видать, за несмышленых малышей нас держит. — Конечно, Йорн сказал это не ей, а своему дружку Оле — тот рядом с ней в нарушение всех правил гладил панцирь гигантской черепахи.
— Как ты догадался? — фыркнул Оле.
— Ну, вообще-то он поступает, на мой взгляд, по-идиотски. Забирает у нас два дня каникул ради поездки…
— Чтобы мы не пропустили слишком много учебных часов, — иронически закончил Оле его фразу.
— Теперь заставил нас шляться по зоопарку. Хотя, в общем, я не жалею… Короче, поддерживает свой авторитет… Эй, Кёниг, такая вот черепаха как раз для тебя зверушка. Возьми ее себе домой. Вместо кошки. Будешь водить ее на веревочке — это будет клево! — обратился к Корнелии Йорн.
— Только следи, чтобы она от тебя не сбежала, — подхватил Оле.
Мальчишки с хохотом двинулись дальше.
Корнелия медленно поплелась к обезьяннику. В загоне стояли двое рабочих и, чертыхаясь, возились с дверью.
— Система! Только считается, что надежная, — сказал один другому. — Ее установили по просьбе смотрителей. Она по сигналу быстро открывается и запирается. Вот только слишком часто стала отказывать.
— Эй! — окликнул Корнелию другой рабочий. — Мы не гориллы. Нечего на нас глаза пялить.
Она пошла дальше, прислушиваясь к ворчанию рабочих.
— Он все равно будет выбираться, пока не поставят новую дверь. Правда, когда мороз, его и бананом не выманишь. А так его не остановить никакими нынешними запорами.
— Скажи это директору.
— Нет уж, ему я никогда ничего не скажу.
3
Наконец день подошел к концу. Корнелия, дрожа, раздевалась в ванной. Анатолий подмигнул ей за ужином… если только она не ошибается. Нет, точно подмигнул. Или ей показалось?
Она приняла душ. На всякий случай. Неудивительно, что в прошлую ночь они даже не поцеловались. Она знала за собой грешок: чистить зубы на ночь она не любила с раннего детства, но если надо… Вот и теперь она угрюмо шуровала щеткой во рту, пока не убедилась, что сделала все возможное, чтобы заслужить поцелуй мелкого и, скорее всего, хитрого карьериста, одетого в мамочкины детские шмотки.
Она положила щетку на раковину и попыталась выдержать отражение своего лица в зеркале. Бледное, невыразительное. Ее волосы тоже никогда не могли определиться, какие они: рыжие или светло-русые. Правда, еще в начальной школе ее дразнили «Кетчуп» — за цвет волос.
Она повернула голову и скосила глаза на профиль. «У тебя неразвитая нижняя челюсть», — говорит всегда отец, и он прав… да и верхняя тоже не лучше… Впрочем, это не беда: пара лет, и все выровняется. Мальчишки с таким дефектом потом отращивают бороду. В общем, не слишком большая проблема. Просто редкий каприз природы, объяснил когда-то ортодонт. А капризы обычно проходят.
Наверно, он не придет.
Нет, он обязательно придет.
Какой у него почерк? Знает она его почерк или нет?
Нет. Или все-таки да. Она быстро оделась, взяла сумку и стала рыться в тетрадках. Партнерский диктант в ноябре. Фредерсен ужас как гордился тем, что провернул с ними такую модерновую фигню. Тогда и получилось (хотя удивляться тут нечему), что они впервые сидели вместе. Она-то почти забыла об этом.
Анатолий писал мелкими буквами с сильным нажимом. Если перевернуть страницу, выпуклые строчки видны в зеркальном отображении.
Она взяла ручку и попробовала скопировать его манеру. Он не ставил точки над i, во всяком случае, часто про них забывал. Может, в русском языке нет такой буквы?
Через пару строчек у нее стало неплохо получаться. Интересно, что он написал бы ей?
Она вытащила «Альбом дружбы». Мышка Дидл, немецкий Микки-Маус, усмехающаяся с каждого листка, давно успела выйти из моды, но Корнелия тут же вспомнила ту давнюю боль.
«Пиши сама в свою тетрадку, корова неуклюжая, а я не хочу. Оставь меня в па-а-а-кое!»
Ее сердце бешено застучало. Стук бил изнутри по ушам, быстро-быстро. Тогда, в пятом, лишь Тимо согласился написать ей. Она с ним чуточку дружила, но потом его семья переехала в Кассель.
«Задачка для нашего математического гения. (Предлагавшиеся рубрики он игнорировал и писал подряд на строчках.) У тебя 12 шаров. Один из них легче или тяжелей остальных. Какой, ты не знаешь. И ты можешь взвесить их на весах (на всякий случай он неумело нарисовал рядом весы-коромысло) только 3 раза и пользоваться только этими двенадцатью шарами. Ты должна выяснить, тяжелей или легче тот самый шар, и, конечно, определить его».
Внизу было ее решение. Недовольно морщась, она смотрела на свои аккуратные буквы. «Взвесим 1, 2, 3, 4 шары с 5, 6, 7 и 8. Допустим, что их вес окажется одинаковый. Тогда мы будем знать, что шар нужно искать среди номеров 9, 10, 11 и 12.
