Жан-Люк Банналек - Курортное убийство
– Хорошо. Я собрал уже всех служащих отеля.
– Есть ли в отеле второй вход?
– Да, есть еще один вход, через кухню. Он находится во дворе, подойти к нему можно по узкой улочке, ведущей к отелю. Вход этот закрыт тяжелой металлической дверью; она всегда заперта, так как ею никто никогда не пользуется. Ключ от этой двери висит за стойкой регистрации.
– Что за праздник был вчера ночью в Понт-Авене?
– О, это был местный фестиваль. Знаете, это…
– Я знаю, что это.
Эти празднества продолжались все лето – традиционные «бретонские ночные танцы» в сопровождении народных инструментов, которые не слишком нравились Дюпену. Практически каждую ночь в той или иной деревне, как бы мала она ни была, люди от мала до велика самозабвенно водили хороводы.
– Господин комиссар, вы должны…
– Нам надо быстро допросить повара.
Риваль уже подумал об этом. Он покорным жестом указал куда-то в конец коридора.
– Для допросов мы заняли свободную комнату.
Он предпринял еще одну попытку.
– Если хотите, то с поваром поговорю я.
– Вместе мы сделаем это скорее.
– Его зовут Эдуар Главинек. Он не очень разговорчив, господин комиссар.
Дюпен удивленно воззрился на инспектора.
– Что?
Для такого старого здания комната оказалась на удивление просторной и светлой. Она была обставлена простой, но красивой белой деревянной мебелью. К этому надо добавить дубовый паркет и светлую обивку. За маленьким столом у двери с безучастным видом сидел молодой долговязый парень. Когда вошли комиссар и инспектор, он даже не поднял головы.
– Здравствуйте, месье. Хочу представиться: комиссар Дюпен, комиссариат полиции Конкарно. Хочу спросить: видели ли вы вчера вечером Пьера-Луи Пеннека?
Главинек коротко кивнул, изобразив на лице дружелюбное выражение.
– Когда это было?
– Без четверти одиннадцать.
– Вы в этом уверены?
Главинек снова кивнул.
– Почему вы так в этом уверены?
– Я как раз закончил работу, и кухню начали убирать. Это всегда происходит без четверти одиннадцать.
– Где именно вы видели Пеннека?
– Внизу.
– Точнее.
– На лестнице.
– Куда он направлялся?
– Он спускался вниз по лестнице.
– А вы?
– Я собирался покурить на улице.
– Куда шел Пеннек?
– Точно не знаю, но, наверное, в бар. Вечерами он всегда ходил в бар.
– Вы говорили с ним?
– Да.
Беседа действительно оказалась немногословной. Дюпен не мог понять, откуда этот человек черпает вдохновение, нужное для приготовления изысканных блюд. Он, конечно, не был примой, но ресторан – Дюпену это было доподлинно известно – славился своей кухней, ее даже рекомендовала ему Нольвенн. Должно быть, она и правда была хороша.
– О чем вы говорили?
– О каких-то пустяках.
Беспомощный взгляд Дюпена заставил повара произнести следующую фразу:
– Говорили о том, что надо было сделать сегодня.
– Что вы имеете в виду?
– Что мы сегодня будем готовить, какие дневные блюда и все такое. У нас каждый день бывает какое-то главное дневное блюдо. Господин Пеннек считал это важным.
Это было поразительно длинное предложение.
– Вы говорили только об этом и ни о чем другом?
– Нет.
– Вы не заметили в поведении господина Пеннека чего-то необычного? Было ли в нем что-то не так, как всегда?
– Нет, – ответил Главинек, чем нисколько не удивил Дюпена, – ничего.
Дюпен вздохнул.
– Он говорил с вами тоже как всегда?
– Да.
– Он был один? К нему никто не приходил?
– Во всяком случае, я никого не видел.
– Может быть, вы заметили что-то необычное в других людях? Может быть, что-то в отеле показалось вам странным?
Дюпен понял, что это был лишний вопрос, и, прежде чем Главинек успел ответить, добавил:
– Я очень прошу вас внимательно приглядеться к обстановке в отеле, посмотреть, не увидите ли вы чего-то странного и необычного. Вы для нас очень важный свидетель. После вашего разговора Пеннек предположительно направился в бар, где, вероятно, вскоре был убит. Вы понимаете, почему ваши показания могут иметь чрезвычайную важность?
Даже теперь не изменились ни взгляд, ни мимика Главинека. Собственно, Дюпен этого и не ждал.
– Мне пора, – сказал он. – Но мы с вами непременно скоро увидимся.
Главинек встал, молча протянул комиссару руку и, не говоря ни слова, вышел. Риваль и Дюпен остались в комнате одни.
– Н-да, – произнес Дюпен и тоже встал, собираясь уйти. Он невольно улыбнулся. Да, это был типично бретонский разговор. Повар ему даже чем-то понравился, и комиссар решил как-нибудь наведаться сюда на обед. Он очень многое понял из беседы с Главинеком.
– Как вы думаете, господин комиссар, не пойдет ли наше расследование ко всем чертям, если никто ничего и никого не видел и не слышал?
Дюпен хотел было сказать, что ему частенько приходилось сталкиваться с такой чертовщиной, но промолчал.
– Время покажет, – сказал он вместо этого. – В нижние помещения никто не должен входить, Риваль. Когда коллеги в ресторане закончат, мы там запремся сами. Я хочу обыскать Пеннека.
С этими словами Дюпен вышел.
Риваль так и знал. В каждом случае страстью комиссара был осмотр места преступления, даже если речь шла об общественном месте. Сцену оцепляли, и комиссар работал там более тщательно, чем криминалисты. Он искал до тех пор, пока не убеждался, что ничего нового найти уже не сможет. Такой подход часто становился причиной сильного раздражения подчиненных. Такая дотошность не была предусмотрена никакими полицейскими протоколами, но комиссар имел о деле свои твердые, непоколебимые представления, и Риваль понимал, что все возражения бессмысленны. К тому же Риваль знал по опыту, что такой неординарный подход к делу часто давал поразительные результаты. Во время первых расследований, проведенных Дюпеном в Бретани, у него часто возникали размолвки и ссоры со многими людьми, и не только с Локмарьякером, и не всегда комиссар выходил из этих стычек победителем. Но после первых успехов, и прежде всего после того случая, когда Дюпену на втором году работы в Конкарно удалось раскрыть сенсационное убийство двух рыбаков и он, тронув бретонцев до глубины души, стал считаться специалистом экстра-класса, такие стычки сделались реже.
Отель «Сентраль» находился на площади Поля Гогена, красивой маленькой деревенской площади. Отель располагался в чудесном, ослепительно белом здании конца девятнадцатого века. При взгляде на этот дом сразу становилось ясно, что в течение многих десятилетий за ним любовно ухаживали. Рядом был расположен более внушительный отель «Жюли», знаменитый отель Жюли Гийу, в котором впоследствии разместили ратушу, а затем, через несколько лет, и музей искусств Понт-Авена. Перед обоими отелями росли раскидистые платаны, посаженные Жюли Гийу, несмотря на ожесточенное сопротивление общины, и теперь постояльцы отеля могли в знойные летние дни, выйдя на террасу, наслаждаться прохладной тенью.
Луак Пеннек и его жена жили на Рю-Огюст-Бризе, недалеко от «Сентраля». Впрочем, в Понт-Авене все было недалеко от «Сентраля». Комиссар Дюпен был рад возможности хоть немного размяться. Кроме того, ему надо было непременно выпить еще кофе. Ему всегда требовалось много кофе, очень много кофе, и сегодня Дюпен особенно остро это чувствовал. Без кофеина мозг просто отказывался работать – в этом Дюпен был твердо убежден.
Он пересек Авен по старому, прославленному каменному мосту, потом свернул налево, в Портовую улицу, которая вела на набережную и упиралась прямо в Рю-Огюст-Бризе. С обеих сторон высились окутанные легендами величественные холмы Авена; здесь же начиналась гавань. Дюпен был вынужден признать, что когда-то очень давно люди сделали безошибочный выбор места для своего поселения, берег, где Авен впадал в море. Точнее, место, где река, которая начиналась всего в нескольких километрах отсюда, как едва заметный ручеек, бегущий по узкой горной долине, у моря внезапно превращалась во фьорд, который, петляя на протяжении семи километров, доходил до моря, раздавая по сторонам бесчисленные рукава и заливчики и создавая одновременно невероятно живописное озеро. Приливы сделали свое дело, и теперь этот залив был неразрывно связан с морем.
Летом Понт-Авен буквально кишел маленькими барами и кафе, но Дюпен находил их ужасными. Только у самой гавани он наконец выбрал кофейню, на вывеске которой отсутствовали традиционные блины и пирожные. Кофе приготовили быстро, кроме того, он оказался чрезвычайно горьким. Это немного помогло рассеять туман в голове, но Дюпен не стал заказывать вторую чашку, а принялся размышлять. Он так и не смог составить себе полного представления о мадам Лажу и не знал, чего от нее ожидать. Ясно было одно – эта старуха не так прямодушна и наивна, как хочет показать. Комиссар достал блокнот и сделал в нем несколько записей. Собственно, данных было уже довольно много, но это был скорее плохой знак. Чем меньше он понимал, что за этим стоит, тем больше «важных записей» он делал в блокноте. Все происшедшее казалось ему пока абсолютно ирреальным, но само это ощущение было ему хорошо знакомо. Честно говоря, это чувство посещало его нередко. Он должен взять себя в руки и собраться. Произошло убийство, и он должен его раскрыть. Теперь это его дело.
