Андрей Кивинов - Кошмар на улице Стачек
— Фамилия, имя, отчество?
— Газонский Геннадий Петрович.
— Год и место издания?
— 1967, Питер.
Пока Соловец записывал данные, детектор безмолвствовал.
— Где взял заточку?
— Я же говорил. В баре нашел, у мойки.
Из шкафа раздался громкий треск, и лампочки прибора дружно замигали — Соловец ногой под столом нажал кнопку.
— Врёшь, щусенок! Меня-то ты можешь обмануть, а вот технику — хрен. Сейчас составим протокол о применении детектора лжи, и отправишься ты у нас в ИВС[2], для начала на трое суток.
Зубр насторожился, но воровская привычка не колоться ни при каких обстоятельствах взяла верх.
— Ничего я не знаю. Сажайте, доказывайте — это ваши проблемы.
Детектор трещал и угрожал развалить старый милицейский шкаф. Соловец выдернул розетку, отлепил провода и, схватив Газонского за шиворот, потащил его в дежурную часть, где пинком под зад швырнул его в камеру и лязгнул замком.
— Пусть посидит, подумает, — сказал Соловец дежурному.
Юлий Михайлович Померанцев только что раскрыл свежий пузырёк лосьона «Огуречный» и приготовился закусить купленной с лотка корюшкой. Первый глоток был уже сделан, когда прозвенел телефон.
— Алло. — Юлий Михайлович с сожалением отставил рюмку. — Померанцев слушает. Да, дома. А где ж ещё, если сюда звонишь? — Выслушав ответ, Померанцев произнес: «Буду», — и повесил трубку.
— Чёрт, как неудачно, — пожаловался он сам себе и, допив рюмку и закусив её корюшкой, стал одеваться.
Померанцев работал ведущим инженером в одной солидной организации, имел скверный характер и склонность к алкоголю. Склонность эта довела его до того, что на работе его держали только за прошлые заслуги, а дома, кроме тахты и облезлого серванта, ничего не осталось. Участковый тоже стал проявлять к Померанцеву повышенный интерес в связи с тем, что Юлий Михайлович, напившись, имел обыкновение выходить на лестницу, барабанить в двери соседей и кричать: «Танки, танки идут!» или что-нибудь подобное.
В таком виде с ним и познакомился Кивинов, когда пришел на работу в отделение. В течение получаса Померанцев был завербован, получил звучный псевдоним «Кактусов», после чего стал сотрудничать с уголовным розыском. Полезной информации за пять лет от Кактусова практически получено не было, поэтому Кивинов использовал его как подсадного в камеру. В камере Кактусов тоже не проявлял особого энтузиазма — он просто сидел и слушал, да иногда через него задержанные передавали на волю записки или просьбы. Энтузиазм приходил к Померанцеву в конце квартала, когда он звонил Кивинову и требовал денег за напряжённый труд. Именно ему и позвонил Кивинов, увидев сигнал Соловца, так как на тот момент свободных людей для подсадки у него не было.
Кактусов позвонился в двери уголовного розыска как раз в тот момент, когда Соловец вытаскивал оттуда Зубра.
— Вы к кому? — спросил Соловец для конспирации, так как знал, зачем вызван Померанцев. Юлий Михайлович молчал, уставившись на Соловца.
— К кому вы? — повторил Соловец. Пауза затягивалась.
— К другу по школьной скамье, — наконец выдавил из себя Померанцев, покачнувшись и указав на дверь Кивинова.
«Мудак», — подумал про себя Соловец, но вслух сказал: «Подождите», — и поволок Зубра в камеру.
Спустя пару часов Кивинов встретился с выпущенным из камеры Кактусовым у пивного ларька за отделением.
— Ну как?
— Все узнал. Самогона у него нет, — промычал Померанцев.
— Стой, при чем тут самогон? — не понял Кивинов. — Ты же про заточку должен был узнать.
Померанцев уставился на Андрея помутневшим взглядом.
— Ах, да, точно, вот, забыл совсем. Он просил передать. — Он достал из кармана разорванную пачку «Винстона», на которой каракулями Зубра было написано:
«Хмель, меня колют на заточку. Скинь куртку. Зубр.»
— Маляву эту на Бульварный надо отнести, вот тут адрес, а на словах передать, чтобы Хмель ни на что не кололся.
Как только Кивинов уяснил смысл записки, он, Клубникин и Таранкин помчались к Хмелю, иначе говоря, Хмелёву Юрию, коллеге Зубра по пивбару. Он жил на Бульварном, но на территории другого отделения.
Зайдя в подъезд, провонявший мочой и кошками, опера поднялись на второй этаж и остановились перед вполне благопристойной дверью, никак не вязавшейся с образом Хмеля. На стук Таранкина ответом была мёртвая тишина. Таранкин дёрнул ручку на себя и еле успел отскочить — за неимением ни петель, ни замков дверь просто вывалилась из проёма.
Трёхкомнатная хрущёвка представляла собой поистине музейную редкость. Квартира Померанцева была Эрмитажем по сравнению с данным обиталищем. Полы в квартире Хмеля практически отсутствовали, они выгорели оттого, что хозяин, вероятно, жарил на них шашлык, о наличии стёкол, обоев и мебели говорить вообще было бы несерьёзно. На единственной кровати без матраса, прямо на пружинах, храпел в доску пьяный Хмель, которому, похоже, были абсолютно безразличны терзания Зубра в камере.
На общем собрании, проведённом тут же, опера решили не будить Хмеля, а просто обшмонать квартиру. Искать что-либо в ней было негде, но тем не менее во встроенном шкафу Клубникин нашел зелёную куртку, дохлую крысу и бутыль с остатками браги. Всё. Скорее всего, это плюс одежда, что была на нём, и являлось единственным имуществом Хмеля. Забрав куртку и поставив на место дверь, оперативники покинули квартиру.
Клубникин по пути отстал от остальных под предлогом проверки ранее судимого и решил заглянуть на чашечку кофе к знакомой продавщице из соседнего универмага. По мере приближения к дому подруги шаг его становился всё увереннее и бодрее и грозил вот-вот перейти на бег, так что, завернув за угол, Володя чуть не сбил с ног какую-то молодую особу.
— Привет, — сказал Володя, узнав в девушке свою секретаршу Ленку из школы напротив. — Почему плачем?
— Ой, Владимир Викторович, — всхлипнула Ленка, вытирая кровь под носом. — Вон те, видите, убегают? Куртку сняли и цепочку, да ещё и нос разбили, сволочи.
Клубникин оглянулся и увидел метрах в двухстах убегающую стаю, человек из семи-восьми.
— Иди в отдел, посиди у Кивинова, я — сейчас.
Володя, не тратя больше времени на дальнейшие разговоры, взял низкий старт и бросился за парнями. Обладая хорошим природным здоровьем, укреплённым игрою в нападении, он рассчитывал вскоре настигнуть беглецов. Парни растянулись цепочкой и по-марафонски бежали в направлении ближайшей станции метро.
«Хиляки, наркоманы, — подумал Клубникин, — не уйдёте, всё равно достану».
Возраст, однако, брал своё — настигая последнего, Володя постепенно начал задыхаться.
— Бежим? — с ходу спросил он.
— Ага, — ответил парень.
— Ну, давай, — сказал Клубникин, обходя его на повороте. До первого парня, бежавшего с курткой, оставалось ещё метров пятьдесят. Когда перед Володей замелькала спина бегуна и все остальные остались позади, Клубникин уже хрипел, но держался. Из последних сил, испытывая острое желание остановиться и отдохнуть, со словами «Ку-ку, ковбой, а вот и я!» он прыгнул на почти двухметрового детину.
Парень резко повернулся, сбросил Клубникина и выхватил из-под куртки ножик, больше похожий на римский меч. Детине оказалось всего лет шестнадцать, но по сложению он был на две головы выше Володи и раза в два пошире в плечах.
— Тебе чего? — ухмыльнулся он. Остальные уже подбежали и, тяжело дыша, стояли рядом.
— Куртку отдай, длинноногий, — ответил Клубникин, одной рукой утирая пот, а второй вытаскивая из-под пиджака пистолет.
— Ой, волын. Откуда у тебя? — удивился парень.
— Сейчас узнаешь. А ну-ка, брось свою приблуду и сам на землю. Живо!
Улица была пустынна, прохожих как назло не было. Подростки-сообщники, увидав пистолет, бросились врассыпную. Клубникин передернул затвор и повторил просьбу прилечь на асфальт. Парень, положив рядом куртку и нож, нехотя подчинился. Володя снял ремень, перетянул тому руки и, быстренько обшмонав, вынул у него из карманов пачку сигарет, ключи и пакетик с наркотой.
— Цепочка где, козёл? — спросил он, усаживаясь на парня и закуривая сигарету.
— Не знаю, — простонал он.
— Ладно, в отделении поговорим.
— Хулиган! — раздался из форточки женский крик. — Ты что мальчишку избил? Ну-ка, слезай с него. Вот я милицию вызову!
— Вызывай, вызывай, мамаша, телефон помнишь? 02. Только побыстрее, — крикнул Клубникин, пуская дым.
Действительно, всего через минут сорок на улице показалась машина соседнего отделения с сержантом и водителем. Сержант, узнав Клубникина, поприветствовал его.
— Ты чего, Володя, у нас на территории хулиганишь? У себя, что ли, негде?
— Угощайся, — Клубникин протянул сержанту пачку сигарет и повернулся к парню. — Ну, орёл, залазь в цугундер. — И, усмехнувшись, процитировал Филатова: — Вот милок, каков итог? Обмишурился чуток, а чуток-то сей потянет лет примерно на пяток!
