Элизабет Джордж - Без единого свидетеля
Хильер завершил разговор.
— Что ж, — сказал он, оборачиваясь к Линли, и в этот момент заметил Барбару, стоящую у самой двери. — Где вас черти носили, констебль?
«Ну вот, последний шанс угодить Хильеру растаял, будто и не бывало», — печально констатировала Барбара. Заметив краем глаза, что Линли развернулся на стуле в ее сторону, она сказала:
— Прошу прощения, сэр. Пробки были смертельные.
— Жизнь вообще смертельна, — ядовито произнес Хильер, — Что не означает, что все мы должны перестать жить.
«Знает ли он вообще, что такое логика?» — подумала Барбара. Она взглянула на Линли, который в качестве предупреждения на полдюйма приподнял указательный палец.
— Да, сэр, — заставила себя сдержаться Барбара и присоединилась к двум старшим офицерам, которые сидели за большим столом для совещаний. Она выдвинула стул и скользнула на него, стараясь совершать минимум движений и производить минимум шума.
На столе — сразу обратила она внимание — были разложены четыре ряда фотоснимков, запечатлевшие четыре тела — по одному ряду на каждое. Не поднимаясь с места, Барбара разглядела, что все тела — это юноши, которые лежат на спине со сложенными на груди руками, на манер надгробных статуй. Подростков можно было бы принять за спящих, если бы не синеватые лица и ожерелье странгуляционной борозды.
Барбара поджала губы.
— Черт возьми! — воскликнула она. — Когда их…
— На протяжении последних трех месяцев, — ответил Хильер.
— Трех месяцев? Но почему же тогда никто… — Она переводила взгляд с Хильера на Линли. Линли сидел с выражением крайней озабоченности на лице; Хильер же, мастер интриги и политических игр, выглядел всего лишь сосредоточенным. — Я ни слова об этом не слышала. И не читала в газетах. И не видела ничего похожего по телевизору. Четыре смерти. Один и тот же модус операнди.[1] Все жертвы примерно одних лет. Все — мужского пола…
— Попрошу вас не впадать в истерику. А то мне показалось, что я слушаю выпуск новостей на кабельном телевидении, — перебил ее Хильер.
Линли шевельнулся на стуле и обменялся с Барбарой взглядами. Его карие глаза говорили, что лучше ей воздержаться и не произносить вслух, что она думает, по крайней мере до тех пор, пока они не останутся вдвоем.
«Ладно», — сжав зубы, подумала Барбара. Она будет придерживаться такой линии поведения.
— Кто эти подростки? — спросила она самым деловым тоном.
— Пока они Первый, Второй, Третий и Четвертый. Имен мы еще не знаем.
— Никто не сообщил об их исчезновении? За три месяца?
— Очевидно, в этом и заключается проблема, — вставил Линли.
— Что вы имеете в виду? Где их нашли?
Хильер указал на одну из фотографий:
— Номер первый — в парке Ганнерсбери. Десятого сентября. Найден утром, в четверть девятого, мужчиной, который совершал пробежку и завернул в кусты облегчиться. На территории парка находится старый сад, частично огражденный стеной, неподалеку от Ганнерсбери-авеню. Похоже, именно этим путем преступник и проник туда — две заколоченные калитки выходят из сада прямо на улицу.
— Но умер он не в парке, — заметила Барбара, кивая на снимок, на котором подросток лежал навзничь на подстилке из травы между двумя кирпичными стенами.
Ничто не указывало на то, что поблизости разыгралась борьба не на жизнь, а на смерть. Более того, то же самое можно было сказать и об остальных фотографиях из этой серии: ни на одной из них не было ничего, что ожидаешь увидеть на месте убийства.
— Верно. Умер он не здесь. И вот этот — тоже. — Хильер сгреб следующую пачку фотографий, на которых худенький подросток был уложен поперек капота автомобиля — столь же аккуратно, как и тело в парке Ганнерсбери. — Этот был найден на парковке в конце переулка Квинсуэй. Около пяти недель назад.
— А что говорит отдел убийств из местного участка? Осталось ли что-нибудь на камерах скрытого видеонаблюдения?
— Та стоянка не оборудована камерами, — ответил Линли на вопрос Барбары. — Вместо них везде развешаны таблички, предупреждающие, что на территории «может вестись видеонаблюдение». Этим меры безопасности и ограничиваются.
— А вот это Квакер-стрит, — продолжал Хильер, имея в виду третью серию снимков. — Заброшенный склад недалеко от Брик-лейн. Двадцать пятое ноября. И наконец… — Он собрал последнюю пачку фотографий и придвинул их Барбаре. — Его нашли в парке Сент-Джордж-гарденс. Сегодня.
Барбара изучила четвертую серию снимков. Здесь тело обнаженного мальчика лежало на могильной плите, покрытой лишайником и мхом. Сама плита располагалась на лужайке, возле извилистой тропинки. Поодаль кирпичная стена отделяла от лужайки не кладбище, как можно было бы подумать, увидев надгробия, а сад. Из-за стены виднелись гаражи и многоквартирный дом.
— Сент-Джордж-гарденс? — переспросила Барбара. — Где это?
— Недалеко от Расселл-сквер.
— Кто нашел тело?
— Сторож, который открывает парк каждое утро. Наш убийца попал внутрь через ворота на Гандель-стрит. Они были закрыты на замок как положено, но ни одна цепь не устоит перед соответствующим инструментом. То есть он открыл ворота, въехал на территорию парка, уложил свой груз на могильную плиту и двинулся обратно. По пути остановился, чтобы обмотать цепью створки ворот — так, чтобы прохожие ничего не заметили до поры до времени.
— Отпечатки шин в парке остались?
— Есть два вполне четких следа. Сейчас с них делают слепки.
Барбара показала пальцем на жилой дом, виднеющийся на заднем плане за гаражами.
— Свидетели?
— Констебли из местного участка делают поквартирный обход.
Барбара подтянула к себе все фотографии и нашла среди них четыре снимка, на которых жертва видна была лучше всего. В глаза сразу бросились отличия — и все существенные — между последним трупом и первыми тремя. Хотя все четыре тела принадлежали подросткам мужского пола и убиты они были одинаковым способом, четвертая жертва была единственной обнаженной и к тому же с макияжем на лице: помада на губах, тени на веках, подводка и тушь — размазанные и полустертые, но по-прежнему яркие до вульгарности. Помимо этого, убийца особо отметил тело, взрезав его от грудины до талии и нарисовав на лбу убитого странный символ. С точки зрения политических последствий наиболее опасной была расовая принадлежность убитых подростков. Только один мальчик был белым — последний, накрашенный. Остальные — цветные: один был чернокожим, а двое других — смешанной национальности: негритянско-китайской, вероятно, или негритянско-филиппинской, или какой-то еще, с примесью негритянской крови. Выделив последнюю деталь, Барбара поняла, почему до сих пор не было ни статей во всю первую полосу, ни телевизионных репортажей, ни, что хуже всего, каких-либо слухов в Скотленд-Ярде. Она подняла голову.
— Расизм на государственном уровне. Вот в чем нас будут обвинять, да? Никто во всем Лондоне — ни на одном участке из тех, где были найдены тела, — не врубился, что мы имеем дело с серийным убийцей. Никому в голову не пришло сравнить записи. Этот парнишка… — она подняла фотографию чернокожего мальчика, — может, о его исчезновении заявили в Пекеме. Может, в Килбурне. Или в Льюисхэме. Или где-то еще. Но его тело оказалось брошенным не там, где он жил и откуда пропал, а потому копы его родного участка решили, что он сделал ноги, палец о палец не ударили и, соответственно, не сопоставили его данные с информацией об убийстве, которое произошло совсем в другом районе. Я правильно поняла?
— Очевидно, от нас требуется деликатность и быстрота действий, — сказал Хильер.
— Незначительное дело, которое не стоит и расследовать, и все из-за цвета кожи убитых. Вот какие мысли припишут лондонским полицейским, когда история вылезет наружу. Желтая пресса, телевидение и радио — все набросятся на нас.
— Наш план — опередить их, прежде чем нас начнут обсуждать. Сказать по правде, будь все эти таблоиды, службы новостей и репортеры искренне заинтересованы в том, что происходит в реальной жизни, они не гонялись бы за скандалами среди знаменитостей, правительства и членов королевской семьи, а первыми могли бы раскопать эту историю с четырьмя убийствами. И кстати, тем самым уничтожить нас на первых полосах газет. А при нынешнем положении дел они вряд ли имеют право обвинять нас в расизме из-за того, что мы не увидели того же, чего не увидели и они сами. Можете даже не сомневаться: когда каждый отдельный участок передал в средства массовой информации новость о найденном теле, журналисты сочли ее недостаточно «горячей» именно из-за цвета кожи жертвы. И не увидели сообщений о других жертвах. Очередной чернокожий мальчишка. Это не новость. Не о чем писать. Точка.
— При всем моем уважении, сэр, — сказала Барбара, — этот факт не помешает репортерам извалять нас в грязи.
