Максим Есаулов - Недетские игры
После этого он больше не пробовал сопротивляться. Сидел, опустив голову и сплевывая кровь.
Шилов подумал: ждет он, что ли, чего-то?
– Ты чего ждешь, Гриня?
Лютый пожал плечами.
Роман передал Джексону автомат, созвонился с дежуркой. Выслушав ответ Дмитрича, чертыхнулся:
– Не ночь, а сумасшедший дом. На Охте большой переполох, всех туда погнали. Придется подождать.
– Это Кальяна отвлекуха.
– Это что ж за груз-то такой, что столько сил брошено? – спросил Роман Лютого.
– Одна тонна героина, – не поднимая головы, ответил Лютый.
– Ого! Больше ничего не хочешь сказать?
– Пока нет. Может быть, позже.
Послышался приближающийся топот ног, и из темноты выскочили трое постовых в форме. Вид у них был не слишком уверенный, хотя старший маленькой группы и крикнул довольно задиристо:
– Всем стоять, руки вверх! Транспортная милиция!
– Уголовный розыск, – Шилов показал ксиву. – Вовремя вы. Нет, чтобы раньше…
Лютый первым обратил внимание на шум вертолета. Поднял голову, посмотрел в небо. «Вертушка» быстро приближалась, идя на маленькой высоте. Когда грохот двигателей стал совсем оглушающим, на борту вспыхнул мощный прожектор, и, усиленная мегафоном, прозвучала команда:
– Всем оставаться на местах! Оружие на землю. Касается всех, милиции тоже.
В подтверждение прозвучала длинная пулеметная очередь. Пули высекли кирпичную крошку из стены здания, разорвали асфальт под ногами. Никого не задело, но получилось убедительно.
– Это был предупредительный! – объявил тот же уверенный голос. – Считаю до трех, и открываю огонь на поражение.
…Под бокситной рудой на платформе оказалось шесть металлических бочек. Командовал разгрузкой лично Гасилов. Солдаты переносили бочки в фургон шестьдесят шестого «газона» с опознавательными знаками военной медслужбы. Менты, сцепленные друг с другом наручниками, стояли у кирпичной стены под наблюдением двух автоматчиков.
Лютого военные освободили сразу же, как высадились из вертолета. По тому, как Гриня общался с майором Гасиловым, было понятно, что в этих играх у него одна из главных ролей.
– Надо было все-таки его завалить, – вздохнул Джексон. – В другой бы раз они так не шутили.
Когда погрузка бочек закончилась и «шестьдесят шестой» в сопровождении «УАЗа» и «Волги» уехал, Лютый подошел и освободил Шилова. Остальные остались стоять у стены, а его Лютый отозвал с собой в сторону.
– Ну и кто ж ты такой будешь, Гриша? – спросил Шилов, когда они остановились.
– А тебе что, это очень важно?
– Честно говоря, нет. Просто интересно, с кем мы схлестнулись.
– Ну, скажем так, с государством.
Лютый угостил сигаретой. Шилов закурил, пару раз глубоко затянулся. Лютый продолжил:
– До нас дошла информация, что Кальян решил наложить лапу на груз, который очень важен для нашего государства.
– Наше государство теперь торгует наркотой?
Вопрос задел Лютого за живое, и он довольно эмоционально ответил:
– Наше государство занимается политикой. А иногда для этой политики необходимо, чтобы тонна арабского героина была задержана в какой-нибудь благополучной европейской стране. И эта тонна должна туда дойти любой ценой.
– Что ж вы раньше-то Кальяна не грохнули?
– По договоренности с отправителем он обеспечивал безопасность транзита до нашей границы. Так что раньше времени его трогать было нельзя. К тому же, есть еще много нюансов, которые тебе знать не надо.
– Бажанов, например?
Лютый не ответил, но как-то так поморщился, что Шилов и без слов в общем-то понял ответ: Бажанов спутался с Кальяном и, вместо того, чтобы действовать в интересах своей конторы, повел двойную игру.
– Как ты теперь на работе будешь отписываться? – спросил Шилов, и тут же понял, что вопрос получился не слишком удачным: какая, на хрен, «работа»?
Однако Лютый ответил:
– Я там больше не появлюсь. Я в арнаутовский отдел устроился, чтобы под вербовку Кальяна попасть. Ведь до последнего момента только ему было известно, когда и куда придет груз.
– Выходит, он тебя почти сделал?
– Выходит, почти.
– Выходит, и Шахида, и его жену ты замочил?
Лютый помолчал, прежде чем дать ответ:
– Кальян устроил мне проверку. Я должен был зарабатывать очки.
– Ну и черт же ты!
– А ты ангел? Шилов, оперов в белых перчатках не бывает… Ладно, вот ключи от наручников, раскуешь своих, когда мы уедем. А вот ключи от квартиры: отдай их Пашке, я ее до Нового года снял, пусть поживет. Он хороший парень, взял бы ты его в свой отдел. Из него толк получится.
– Шел бы ты, Джеймс Бонд!
– Хм… Ладно, пока, Шилов. И сам понимаешь: не говори никому ничего. Не поверят.
29
Осень почти закончилась, красота пожухла, не сегодня-завтра обещали снег. Было сыро и тоскливо. Несмотря на это, на пикник собрались все, кроме Фрола, которому пришлось остаться дежурить в отделе.
Шилов. Василевский – уже без бинтов, но все еще с пластырем на голове. Егоров и Сапожников – на костылях. Сильно похудевший и осунувшийся после стационарного лечения Скрябин. Джексон. Ольга.
С Егоровым приехала жена. Со Скрябиным – Татьяна Кожурина. Все восприняли ее появление как должное, хотя до самого последнего момента Стас никого не предупреждал, что будет не один.
Когда разжигали в мангале огонь, достали пачку газет, привезенных с собой. Среди них была ведомственная, с некрологом на первой странице: «В дорожно-транспортном происшествии трагически погиб старший оперуполномоченный…» и фотографией Лютого. Газета была старая, прошлого месяца – вышла через два дня после событий на станции. Согласно официальной версии, Лютый взял краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам и уехал к родне на Украину. Там погиб, там его и похоронили. Никто из питерских на похоронах не присутствовал и тела не видел.
Джексон тогда спросил у Романа:
– Может, они его на самом деле того? Может, у них в конторе так принято выводить из операции?
– Сначала бы нас с тобой «вывели»…
Пикник был своего род «отвальной» Шилова, его снимали с должности начальника отдела – Глотов подсуетился. Хотя и без Глотова, в общем, хватало причин.
Что будет делать дальше, Роман не решил.
Останется в отделе простым опером, или…
– Если ты уйдешь из отдела, это будет глупо, – сказал Стас.
– Не боись. Я опером был, опером и останусь. – Шилов поднял стакан. – Начальники приходят и уходят, а работа остается. Будем!
Все выпили, помолчали. В наступившей тишине послышался далекий крик улетающих журавлей. Оставалось дожидаться весны.
