Фридрих Незнанский - Большое кольцо
Турецкий вдруг осознал, что снова полностью погрузился в работу и совсем забыл, зачем он оказался здесь, у дежурного по городу.
А полковник Игорь Сергеевич Орехов, нормальный мужик и отец семейства, между тем сидел с таким видом, будто именно он во всех этих бедах — в убийствах по пьяни, в бандитских разборках и взрывах машин, гибели малолетних детей и пропаже людей — в первую голову и лично виноват!..
Ну конечно, а тут еще чья-то жена домой не явилась, мать ее…
Понимал же замотанного полковника милиции Александр Борисович, но ничего поделать с собой не мог. Во-первых, своя рубашка… А во-вторых — и это могло оказаться самым трагическим, о чем он опять подумал с суеверным страхом, — за все в конечном счете надо платить…
Глава тринадцатая Самая лучшая музыка
1
Все происходящее было настолько идиотски глупо и возмутительно, что Ирина ну просто потеряла дар речи!
Как жена следователя, окружение которого представляли ответственные лица правосудия, юстиции и сыскного ведомства, она знала, в чем особенности их профессии. И когда стала учиться водить машину, Александр приставил к ней ребят Дениса Грязнова, которые и преподали ей, причем не без удовольствия, как и всякие профи в своем деле, некоторые тонкости поведения на дороге, на что многие водители просто не обращают внимания и нередко оказываются в неприятных ситуациях. Хоть учение длилось недолго, но Ирина могла теперь, с определенным даже удовольствием, едучи, к примеру, вместе с мужем, вдруг небрежно этак кинуть ему — а вон та серая машинка сзади, мол, что-то мне не очень нравится, никак не отстает, пасет нас, что ли… Ты разве еще не обратил внимания?..
Турецкий, естественно, восхищался — наш человек! Иногда даже показывал, как уйти от преследования, экзаменовал, держа в руках атлас московских улиц, чтоб в трудную минуту Ирина не путалась, а точно знала, где находится выход, и так далее. Словом, давал ей все те мелкие знания, которые никогда не помешают в любом деле.
Вот и в этот раз уже было достаточно поздно, она развезла подруг по домам и спокойно возвращалась по Дмитровскому шоссе к Савеловскому вокзалу, чтобы потом по Сущевскому валу вывернуть к Белорусскому вокзалу, от него по Брестской — на Садовое кольцо и — домой, на Фрунзенскую набережную. Дорога слишком известная, чтобы путаться, а главное — спокойная, транспорта немного, особенно поздно вечером.
Попутно она развлекалась, слушая заводную дорожную музыку «милицейской волны», и наблюдала за редкими машинами, с которыми приходилось двигаться по пути.
Между прочим, одно дело хвастаться своей наблюдательностью, когда ты сидишь рядом с супругом, для которого руль автомобиля являлся в определенной степени продолжением его рук, и совсем другое, когда ты ночью катишь одна. И тем не менее в какой-то совершенно безотчетный момент она обнаружила с удивлением, которое, слава богу, пока еще не переросло в панику, что за ней настойчиво — не обгоняя и не отставая — движется милицейский «жигуленок», но с погашенной мигалкой. Может быть, чтобы не привлекать внимания? А чего им надо?
Она стала думать, где в первый раз обратила на эту машину внимание? Просто вскользь, без всякой цели… И выходило, что чуть ли не от Бескудникова, от Галкиного дома на Дубнинской улице. Ни фига себе! На минутку Ирина чего-то словно испугалась, даже захотела набрать Шуркин номер и сказать мужу, что ее какой-то гад преследует. Но потом подумала, что он станет смеяться над ее страхами, и решила не звонить. Больше того, от соблазна вообще отключила мобильник.
Потом она вспомнила, что в последнее время Шурик ходит сердитый, часто срывается по поводу буквально пустяков, и это у него от неудач на службе, других причин для срывов просто не бывает. И еще она слышала один из вечерних его разговоров со Славкой, где речь шла о каких-то машинах. Причем оба нервничали, потому что, отключившись, Турецкий вдруг закурил прямо в комнате, чего никогда не делал. Ирина тут же выгнала его на кухню, к открытой форточке, но он вообще вышел на лестничную площадку, — значит, был сильно раздражен и не желал выливать свою желчь на домашних.
А когда у мужа дела не ладились, он становился подозрительным, ему чудились преследователи и прочая мура, о которой и речи-то не возникало, если все у них было тип-топ, как говорил Славка. Но именно сейчас на шкуре зебры, как нельзя точнее отражавшей переменчивость человеческих судеб, шла черная полоса. Лишь бы только поперек, а не вдоль…
За этими не очень конкретными размышлениями Ирина выпустила из своего внимания словно бы преследующих ее милиционеров, а когда снова увидела сзади, подумала, что неплохо бы применить Шуркин прием — исключительно с целью проверки: тебе это кажется или все так на самом деле? И она резко, не показывая поворота, свернула с Дмитровского шоссе к Башиловке, пронеслась по ней и выскочила на Бутырскую улицу уже напротив Савеловского вокзала — довольная и собой, и машиной. Маленькая, а удобная и скорость хорошо держит, хотя размерами ненамного больше отечественной «Оки». А по поводу последней Шурка, помнится, острил, расшифровывая буквы ее названия, как «опель-клозет», и Грязнов, бывший тогда у них в гостях, добавил: «абсолют» — это чтобы и последнюю букву «а» не забыть. Шурик, помнится, даже возмутился: зачем приписывать выдающиеся достоинства знаменитой шведской водки какой-то отечественной консервной банке? А Славка сказал, что он имеет в виду вовсе не шведов, а польскую подделку, что продают в Москве и которая так же похожа на водку, как «Ока» — на машину. Господи, неужели они и это пили?! Нет, а «дэу» все-таки ласточка!
Снова посторонние мысли сбили Ирину с панталыку. Задумалась, улыбаясь, и вдруг увидела прямо перед собой тот самый проклятый «жигуль» с погашенной мигалкой, который, будто ожидая ее, стоял у обочины, а крупный милиционер приказывал своим светящимся жезлом именно Ирине остановиться и приткнуться к бордюру тротуара.
Ирина выполнила указание, но выходить из машины не собиралась, лишь приспустила боковое стекло. А милиционер неторопливо подошел, посветил ей в лицо фонариком и вполне вежливо попросил предъявить документы. Взял права, посмотрел, потом обошел машину вокруг, пнул зачем-то колесо ногой, вернулся и, наконец, сказал, причем голосом напряженным и словно простуженным:
— Что ж это вы, извините, нарушаете?
— А что я нарушила? — с легким вызовом спросила Ирина.
— Вам, гражданка… как? — Он взглянул в ее водительские права и усмехнулся. — Турецкая? Какая интересная фамилия… должно быть известно, что при движении направо водитель обязан включить поворотник, во избежание и так далее, разве вас этому не учили там, где вы получали права? Или, может быть, вы их просто купили?
— Объясните, — пытаясь сохранить спокойствие, но чувствуя, как все в ней закипает, спросила Ирина, — в каком месте, по вашему мнению, я должна была это сделать и не сделала, нарушив, таким образом, правила дорожного движения?
— На повороте с Дмитровского шоссе в Дмитровский проезд, а затем вторично — при повороте на Башиловскую улицу. Сейчас ночь, освещение недостаточное, и вы таким образом, — с язвительным превосходством подчеркнул он, — рисковали совершить наезд на человека, устроить ДТП…
— Ах, так это, значит, вы и преследовали меня все время, да? А кто вам дал такое право? Короче, чего вы хотите?
— У меня складывается подозрение, гражданка… э-э, Турецкая, да, что сегодня вы несколько нетрезвы. Придется нам провести небольшую проверочку. Извините, но это наша прямая обязанность. И тут никакие фамилии, должности, звания, заслуги преимуществ не имеют. Кажется, это вы должны знать. Так что выйдите, пожалуйста, из машины, сейчас мы дадим вам возможность доказать, что в вашем организме нет алкоголя, на чем вы, конечно, настаиваете, не так ли?
Он обернулся в сторону своей машины и кивнул. Оттуда тотчас вышел такой же амбал в милицейской форме и протянул товарищу черный прибор, похожий на небольшой пенал. Ирине пришлось покинуть машину, хотя очень не хотелось выходить.
— Вот сюда, пожалуйста, — показал милиционер, протягивая прибор торцом к Ирине.
Ну дунуть так дунуть! В конце концов, она сегодня и рюмки вина не выпила. В этом смысле она вела себя строго — с машиной никаких вольностей! Вот только подносить ко рту эту дрянь, которую неизвестно где держали, очень не хотелось. Однако Ирина пересилила себя и, презрительно скривившись, дунула в отверстие, больше всего боясь дотронуться до него губами и подцепить какую-нибудь заразу.
— О-о! — немедленно, даже не глядя на свой дурацкий прибор, соврал милиционер. — Ну и ну! Нет, гражданка, так это дело мы оставить не можем. И, пожалуйста, не предлагайте нам взятку, чтобы мы вас отпустили…
— А я и не собираюсь, — с откровенным уже презрением сказала, словно выплюнула, Ирина.
