Фридрих Незнанский - Болезнь претендента
Относительно Алексея Фуфырина конкретные данные отсутствовали. Было известно только, что у Корсарина имелись агенты во многих ресторанах: официанты, метрдотели, повара. Они рассказывали милиционерам, кто их посещал, с кем встречался. Поэтому сыщики со все возраставшим нетерпением ждали возвращения шеф-повара «Стратосферы». Он по-прежнему считался главным подозреваемым в отравлении.
Завтра, двадцать четвертого апреля, он должен был вернуться в Красносибирск. По заданию Турецкого маршрут шеф-повара контролировался наблюдателями. Из Анталии тот вылетел намеченным рейсом. В Москве, переехав из Шереметьева в Домодедово, сделал пересадку на красносибирский рейс. И вот он уже в воздухе. Значит, можно встречать. Из самолета он никуда деться, по идее, не должен бы.
Супругу и сына Фуфырина предупредили, чтобы, когда Алексей Алексеевич будет звонить, о гибели Корсарина и Филенкова ничего не говорить. Для страховки сказали, что их телефон прослушивается. Хотя большой нужды в подобной предосторожности не было: маловероятно, что повар действовал по собственной инициативе. Если он исполнитель, то заказчик все равно Корсарин. Даже если Фуфырин узнает о гибели полковника, свалить все на покойника будет тяжело.
В аэропорту путешественника поджидали Турецкий и Грязнов. Алексея Алексеевича они узнали сразу: имелась фотография, да тут и описания хватило – повар сильно косил. От этого, кстати, всегда казалось, что он чем-то напуган. И когда следователи предложили Фуфырину пройти в служебную комнату для допроса, трудно было понять, перепугался он или всегда так выглядит.
Представившись, сыщики в двух словах обрисовали ситуацию и сообщили, в чем он подозревается.
Услышав о подозрении в отравлении, Фуфырин возмутился:
– Чего нет, того нет! В этом я могу на Библии поклясться!
– Ладно, обойдемся без высокопарных слов. Лучше постараемся рассмотреть ваше поведение на юбилейном банкете. Как оно выглядело со стороны. Тогда вы сами поймете причины нашего пристального внимания к вашей персоне. Многочисленные свидетели, не сговариваясь, показали, что в тот вечер, двадцать третьего марта, вы нередко выходили из кухни в общий зал. Настолько часто, что это бросилось в глаза многим гостям ресторана. Появлялись в своем рабочем наряде, то есть белом халате и колпаке. Согласитесь, Алексей Алексеевич, что повар, пытающийся взять на себя функции официанта без особой на то нужды, весьма необычная картина. Во всяком случае, ни я, ни Вячеслав Иванович, ни другие наши коллеги такого в своей практике не припомнят. Кстати, не только наши коллеги, но и ваши не помнят.
Фуфырин молчал, только губы его шевелились – он беззвучно изрыгал проклятия. Так, во всяком случае, можно было понять по выражению его лица.
Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Александр Борисович спросил:
– Вы знакомы с Всеволодом Николаевичем Филенковым?
– Не знаю такого.
– Может, он представлялся вам под другим именем. – Следователь протянул ему фотографию. – Посмотрите внимательно. Знаете этого человека?
– Нет.
– Ладно, так и запишем. Ну а с Владиславом Игоревичем Корсариным знакомы?
– С ним знаком.
– На какой почве познакомились? Друзья детства, дружите домами, общие интересы?
– Еще чего не хватало – дружите домами, – недовольно пробурчал повар. – Просто однажды он предложил мне оказывать милиции помощь. Сказал, что криминальная публика очень часто проводит в ресторанах важные встречи.
Если я буду давать органам информацию об интересующих их людях, могут быть предотвращены всякие преступления. Сказал, полную анонимность источника милиционеры гарантируют, то есть никто из арестованных не узнает, что помог их поймать именно я. Вдобавок за помощь мне заплатят. Но деньги в данном случае меня мало интересовали. А милиции помочь я согласился. Что в этом плохого?
– Никто не говорит, что это плохо. Наоборот – благородно. А когда вы познакомились с Корсариным? Вернее, за сколько до юбилея Самощенко?
– Незадолго. Наверное, меньше чем за неделю.
– Как это произошло? Он пришел в ваш ресторан, сел за столик? Вы что, опять подменяли официанта?
Ирония следователя обидела Фуфырина. Тот еще больше нахохлился.
– Никого я не подменял. Владислав Игоревич позвонил мне домой, предложил встретиться. Я и согласился.
Грязнов и Турецкий многозначительно переглянулись: если повар не врет, у полковника были те еще методы работы.
– И юбилей Самощенко являлся вашим первым заданием?
– Да.
– Вы можете пересказать, как оно звучало конкретно?
– Конечно. Владислав Игоревич сказал, что к ним поступила оперативная информация о готовящемся покушении на директора авиазавода «Серебряные крылья» Самощенко. Поэтому среди гостей будут находиться переодетые охранники…
– Что значит – переодетые охранники? Он так и сказал или это ваша фантазия?
– Сказал. А что тут особенного?
– Во что же они могут переодеться? Разве охранники носят форму? Неужели вас не насторожила столь странная формулировка?
– Честно говоря, я на это не обратил внимания. Дальше Владислав Игоревич сказал, что по объективным причинам много охранников на праздник нагнать невозможно. Поэтому хорошо бы, если бы и я время от времени выходил в банкетный зал и вертелся рядом с именинником. Он сказал, что покушение – это не обязательно взрыв или стрельба. В застольной суматохе человека могут попытаться отравить. Таким попыткам нужно помешать. Чем чаще я буду рядом с Самощенко, тем лучше для него. Пришлось мне самому подавать некоторые, наиболее оригинальные блюда. А когда видел, что кто-то старается ему подливать, старался сделать это сам.
Фуфырин замолчал. Молчали и сыщики, которые терялись в догадках: неужели повар настолько глуп, что Корсарину ничего не стоило обвести его вокруг пальца, подставив под удар? А может, все-таки Алексей Алексеевич намного умней и хитрей, чем кажется, и ведет с ними изощренную игру? Вдруг ему известно о гибели полковника и теперь он приписывает тому все слова, которые в действительности не были сказаны?
– Скажите, Фуфырин, про ваш отпуск, поездку в Турцию. Вы давно к этому готовились или все было сделано экспромтом?
– Владислав Игоревич посоветовал мне на время уехать. Он сказал, что ведется следствие. Московские следователи лютуют и арестовывают всех подряд при малейшем подозрении. Поэтому мне лучше уехать от греха подальше.
Час от часу не легче. Опять откровенность, граничащая с глупостью. Или же у этого Фуфырина феерические актерские способности. Ведь так говорит, стервец, что невозможно усомниться в его искренности.
– Ну а когда вы последний раз разговаривали с Корсариным?
– Вот когда он посоветовал мне уехать. Владислав Игоревич сказал, чтобы без его разрешения я ему больше не звонил.
– И вы не звонили?
– Ну раз не велено.
– Тогда, Алексей Алексеевич, придется сообщить вам трагическое известие. – Турецкий сделал паузу, после чего сказал: – За то время, что вы отсутствовали, полковник Корсарин погиб.
Повар ойкнул и сочувственно покачал головой:
– Как же это случилось?
– Автомобильная катастрофа. Ехал при сильном тумане, выехал на полосу встречного движения, где столкнулся с автобусом. Судя по всему, авария не подстроена – несчастный случай. Вот такие-то дела, Алексей Алексеевич. Теперь ваши показания уже никто не сможет подтвердить.
– Что ж я вру, по-вашему?
– Мы этого не утверждаем. Все будет проверяться.
– Что же мне теперь делать?
– Да ничего особенного. Давайте подписку о невыезде из Красносибирска и отправляйтесь домой. О невыезде – до конца следствия.
– Недолго уж, – обнадежил не столько допрашиваемого, сколько Турецкого Вячеслав Иванович.
Фуфырин заполнил и подписал бланк, после чего следователи отпустили повара. После его ухода Александр Борисович вопросительно посмотрел на Грязнова:
– Ну как?
– И смех и грех. Похоже, говорит правду.
– В том-то и беда. Теперь вообще не остается подозреваемых.
– Это ты, брат, загнул. Там в ресторане народу было битком.
– Придется шерстить остальных.
– А время?
– Время идет. Но тут уж ничего не поделаешь.
Позвонил Володя Яковлев, который в отделении милиции встречался с младшим лейтенантом Ворониным, обнаружившим тогда, в феврале, возле губернаторского дома зеленую «пятерку» со взрывчаткой.
– Я узнал у милиционеров подробности, которые те помнят, – доложил Яковлев. – Про эту машину Воронину сообщили, позвонив из дежурной части отделения.
В тот вечер дежурил лейтенант с немыслимой не то что для Сибири, а для всей России вообще фамилией – Перуанский. Он совершенно точно помнил, что ему про эту машину сказал, позвонив, Корсарин. Был у кого-то в гостях и, уезжая, обратил на нее внимание, после чего позвонил в дежурную часть, приказал проверить. Приходько об этой инсценировке полковника до гибели Фортунова совершенно ничего не знал.
