Честер Хаймз - И в сердце нож. На игле. Белое золото, черная смерть
«Вероятно, я с самого начала ошиблась в расчетах, — решила она. — Почему, черт возьми, я вбила себе в голову, что это партия героина?»
«Какая там, к черту, карта сокровищ! Пираты и сокровища остались в прошлом веке».
«А вдруг все-таки карта? Могла же какая-то банда закопать сокровища и отметить это место на карте… Но о каких сокровищах идет, черт возьми, речь? И потом, как эта карта могла попасть в руки олуха Гаса, бестолкового старого управляющего?»
От марихуаны мысли ее плясали, точно лихие танцоры под зажигательную музыку. Она зашла в супермаркет и заказала в закусочной чашку черного кофе.
— Простите, вы случайно не манекенщица? — спросил ее сидевший рядом мужчина, на которого она поначалу не обратила никакого внимания.
Небесная бросила на него рассеянный взгляд. Похож на коммивояжера, из тех, что таскаются по домам с каталогами.
— Да, позирую дьяволу за сходную цену, — буркнула она.
Мужчина покраснел.
— Извините. А я подумал, что вы работаете манекенщицей в каком-нибудь рекламном агентстве. — И он закрылся газетой.
Это был дневной выпуск «Джорнэл Америкен», и ей в глаза сразу же бросился крупный заголовок:
ДВОЕ ГАРЛЕМСКИХ ДЕТЕКТИВОВ УВОЛЕНЫ ЗА ЖЕСТОКОСТЬ
Под заголовком были помещены фотографии Могильщика и Гробовщика, которые абсолютно ничем не отличались от парочки гарлемских грабителей. Такие фотографии печатаются обычно в рубрике «Их разыскивает полиция».
Прежде чем коммивояжер сложил газету, Небесная успела просмотреть заметку.
«Значит, Джейка убили. Возле Риверсайдской церкви. Тогда-то Мизинец, наверное, и дал сигнал пожарной тревоги».
Мысли путались. Она мучительно пыталась вспомнить все, что говорил ей Мизинец, как он выглядел, как держался. Кое-какая догадка у нее возникла, но до разгадки было еще далеко…
Небесная неожиданно вскочила на ноги. Коммивояжер испуганно отпрянул от стола, но она расплатилась, выбежала из магазина и заспешила к ближайшей стоянке такси.
Когда такси остановилось напротив Риверсайдской церкви, она, заплатив по счетчику, раскрыла свои старинные часы-амулет. Часы показывали тридцать семь минут четвертого.
Она огляделась по сторонам. Патрульные машины уехали, полиции не было — правда, в стоящем у подъезда черном седане сидели какие-то люди.
От мысли, что, возможно, она уже опоздала, у нее начало сосать под ложечкой.
Она раскрыла зонтик и, держа его в левой руке, повесила вышитую бисером сумку на локоть правой, подхватила свободной рукой длинную юбку и, слегка ее приподняв, поплыла по улице в сторону дома.
У входа дежурил белый полицейский, высокий, плечистый парень. При виде Небесной он вытаращил от удивления глаза.
— Куда это вы, мэм? Сюда нельзя, — остановил он ее и, подумав, добавил: — Если здесь проживаете — дело другое.
— А что произошло? — удивилась она. — Карантин, что ли?
— А вы по какому вопросу, раз здесь не проживаете?
— Собираю средства на дом для престарелых, — вежливо разъяснила она. — На чернокожих стариков.
Но полицейский попался дотошный.
— А лицензия у вас есть? — поинтересовался он. — Или, на худой конец, какое-нибудь удостоверение, чтобы знать, кто вы такая будете.
Небесная удивленно подняла брови:
— Какое еще удостоверение? Я ведь спонсор, финансирую строительство.
— Боюсь, вам придется прийти еще раз. Сейчас в доме обыск, и посторонние не допускаются.
— Обыск?! — Небесная изобразила на лице ужас. — И что же ищет полиция? Уж не труп ли, зарытый в подвале?
Полицейский улыбнулся. Небесная напомнила ему героиню популярной пьесы.
— Не труп, а сокровища, — уточнил он.
— Господи помилуй! — ахнула она. — Что ж это творится?!
Полицейский улыбнулся еще шире:
— Кошмар, правда?
Она повернулась к выходу.
— Что ж, если клад найдете, не забудьте про престарелых негров.
— Можете быть спокойны. — Теперь он смеялся в голос.
Небесная зашла в соседнее здание и расположилась в вестибюле у окна, наблюдая за тем, что происходит в доме Гаса. Проходившие мимо жильцы с любопытством ее разглядывали, но она не обращала на них никакого внимания.
«Ясно одно: если тайник в доме, полиция его обнаружит. Но почему тогда его не нашли те два гангстера? Они-то знали, зачем приходили».
Голова у нее шла кругом.
«Господи, знать бы еще, что ищешь, — совсем было бы хорошо», — подумала она.
В это время к дому подъехал крытый фургон с буквами «ОЗЖ» на брезенте.
«Это еще что такое?»
Из кабины выпрыгнули и вошли в дом два рыжих молодца в кожаных перчатках и длинных белых плащах.
Через несколько минут они вернулись обратно, ведя на цепи Шебу, собаку Мизинца.
И тут вдруг ее осенило. Как же она раньше не догадалась?! Сколько времени потеряно зря!
Теперь все встало на свои места.
Собаку посадили в фургон с буквами «ОЗЖ» на брезенте и увезли. Небесную подмывало броситься за машиной, позвать собаку, предъявить на нее права. «Чистое безумие! — урезонила она себя. — Собаку все равно не получишь, а за решетку как пить дать угодишь!» Она мысленно сравнила себя со стоящим на берегу человеком, который видит, как волны уносят его друга, а сделать ничего не может.
Она попыталась сообразить, что означает «ОЗЖ». «Отделение»… Нет, вряд ли в полиции есть особое отделение, которое занимается надзором за домашними животными. Ведь ловить бездомных собак может любой полицейский, без всякого отделения. И тут она догадалась: Общество защиты животных. Где-то она слышала про такое.
Небесная выбежала из подъезда, направилась на Бродвей и вошла в первый попавшийся бар. Найти номер телефона манхэттенского отделения Общества защиты животных было делом нескольких минут.
В трубке раздался вежливый женский голос.
— Я слышала, вы продаете бездомных собак, — сказала Небесная. — Я хотела бы приобрести собаку.
— Как правило, тех собак, что к нам поступают, мы не продаем, — разъяснил вежливый голос. — Мы подыскиваем им подходящих хозяев, с которых берем два доллара на нужды общества.
— Вот и прекрасно. Я готова внести два доллара. У вас в данный момент есть на примете собака, которую вы бы хотели пристроить?
— Да, есть, а какую вы бы сами хотели?
— Мне нужна большая собака. Величиной с льва, — сказала Небесная.
— Такие у нас редко бывают. — В вежливом голосе прозвучало сомнение. — Кроме того, нам далеко не безразлично, кому мы отдаем животных. Не могли бы вы сказать, для чего вам такая большая собака?
— Видите ли, у меня дом в Нью-Джерси, недалеко от Хобокена, а место это — может, слышали — не самое спокойное. Участок у меня большой, огороженный, так что собаке привольно будет. Кормить ее буду мясом, костями — этого добра хватает.
— Насколько я понимаю, вам нужен сторожевой пес?
— Именно. И чем больше, тем лучше. Наша последняя собака была ростом с теленка. Немецкая овчарка. Его бандиты убили.
— Вы сказали «его». А если это будет сучка?
— Не важно. Главное, чтобы побольше.
— Знаете, вы вовремя позвонили. Через несколько дней нам должны привезти очень большую собаку. Будьте любезны, продиктуйте мне вашу фамилию и адрес.
— Только через несколько дней! — В голосе Небесной прозвучала постная безысходность. — А я так надеялась взять собаку сегодня. Понимаете, я уезжаю на две недели в отпуск и хотела оставить в доме сторожа с собакой.
— Нет, сегодня, боюсь, это невозможно, мы же еще должны их проверить… хотя… подождите… не вешайте, пожалуйста, трубку…
Небесная вцепилась в трубку обеими руками. Через минуту в трубке послышался вежливый голос:
— Алло, вы слушаете?
— Да, конечно.
— Не исключено, что вы сможете получить собаку уже сегодня, как вы и хотели. Сделаем для вас исключение… Буквально только что пришли… Вы не перезвоните мне через час? Хорошо?
— Хорошо, — сказала Небесная и положила трубку.
Она посмотрела на часы. Три минуты пятого.
Ровно в пять она снова набрала тот же номер, однако вежливый голос, извинившись, сказал, что за это время пришли из полиции и собаку увели.
Только сейчас Небесная впервые поняла истинный смысл выражения «собачья жизнь».
Глава 14
Гробовщик чуть не плакал от ярости. На его обезображенном ожогами лице застыла гримаса невыразимого и беспомощного бешенства.
«Сволочи поганые, — бормотал он сквозь стиснутые зубы. — Ублюдки, сукины дети, паразиты, скоты, недоноски, прохвосты, сифилитики! Наширялись, говноеды, и стреляют безоружному в спину из своих самодельных пушек. Ничего, мы еще с вами разберемся…»
Он говорил сам с собой.
На стене в самом конце ослепительно чистого больничного коридора висели часы. Двадцать шесть минут третьего.
