Александра Маринина - Не мешайте палачу
Иногда Настя и Юра Коротков даже думали одновременно об одном и том же. Вот и сейчас они молча пили кофе, погруженные каждый в свои мысли, но как только Юра произнес, прервав молчание, первое слово, Настя тут же договорила фразу до конца, словно ход его мыслей был ей совершенно очевиден.
– У Асатуряна даже записная книжка… – начал Коротков.
– А у того, второго, который на самом деле первый, потому что его раньше убили, так вот, у него почему-то вообще ничего. Пустые карманы. Портмоне и деньги оставили, а все остальное забрали. Юр, ты же мужик, скажи мне, может так быть, чтобы в карманах не было ничего, кроме денег? У женщины, я знаю, так может быть только в том случае, если она схватила кошелек и пластиковый пакет и побежала в ближайший магазин за хлебом. Если же она берет с собой сумочку, то в ней чего только нет. И то, кстати, в кошельке всегда есть что-нибудь еще, кроме денег. Проездной, квитанция какая-нибудь, визитные карточки, записанный на клочке бумажки телефон или адрес, расписание пригородных электричек. Некоторые даже паспорт в портмоне носят. А как мужчины?
– Да точно так же, – усмехнулся Коротков. – У них тоже в портмоне почти городской архив. И в карманах кое-что залеживается: носовой платок, расческа, сигареты, зажигалка, презервативы. В последнее время, в соответствии с духом времени, в этих карманах можно и дискету найти, и электронную записную книжку.
– Выходит, Юрик, тот, кто убил Асатуряна, ничего не имел против того, что милиция сразу же установит его личность. То есть убийце это было как бы безразлично. Если седого убил он же, то почему сделал все возможное, чтобы затруднить его опознание?
– То есть ты хочешь сказать, что их убили разные люди и по разным причинам?
– Нет, Юрочка. Я хочу сказать, что с седым что-то не так. Он чем-то отличается от Асатуряна, причем принципиально. И, отрабатывая связи Гарри Робертовича, мы с тобой впустую тратим время. Нас заставили это делать, нас с тобой спровоцировали, а мы поддались и пошли на поводу у преступника, как два маленьких дурачка. Нам подбросили обширнейший круг знакомых энергичного делового человека, совершенно точно зная, что этот круг никогда, ни при каких обстоятельствах не выведет нас к убийце. А с седым ситуация почему-то иная. Или он слишком тесно связан с убийцей, и, установив личность жертвы, мы моментально выйдем на преступника, или тут что-то еще. Но что-то есть, Юрка, это точно. Я чувствую.
– Хорошо тебе, – завистливо вздохнул Коротков, – ты еще что-то чувствуешь применительно к работе. А я вот чувствую, что у меня в голове совершенно сырая перловая каша, которая никак не сварится, а когда сварится, то окажется абсолютно несъедобной. Ну что, по домам?
– Пошли, – согласилась Настя. – Все равно ничего уже не высидим.
Они оделись, вместе вышли на улицу и не торопясь пошли к метро. Насте нужно было на «Тверскую», но она не любила ходить по лужам и грязи и предпочитала спускаться под землю на «Чеховской», которая была поближе к Петровке, и уже оттуда переходить на нужную станцию. Однако Юра повел ее совсем в другую сторону.
– Пошли до «Театральной», – сказал он голосом, не терпящим возражений. – Воздухом подышим.
Настя покорно поплелась рядом. Собственно, она открыла уже рот, чтобы категорически отказаться от прогулки, но вдруг вспомнила, что у Юриной подруги скоро день рождения. Наверняка он собирается покупать ей подарок и хочет затащить Настю в магазин в качестве советчицы.
Так и оказалось. Коротков повел ее сначала в «Галантерею», потом в «Березку», и так подряд во все магазины вдоль Тверской. В конце концов они выбрали для Людмилы красивый гарнитур из малахита в «капельном» серебре, а Настя заодно купила себе несколько пар колготок. Если уж идти пешком, так хоть какая-то польза должна быть, думала она, покупая в придачу еще и мыло, зубную пасту и шампунь. Запас месяца на два, чтобы по крайней мере уж об этом какое-то время не беспокоиться.
* * *Павел чувствовал себя совсем плохо, но знал, что это скоро пройдет, нужно только немного потерпеть. Он тоже был наделен даром, как и все члены его группы, но его способности были куда слабее. Он мог заставить человека оцепенеть, расслабиться, не сопротивляться, но это требовало от него колоссального напряжения, такого изматывающего, что после этого ему нужно было долго приходить в себя. Даже Рита могла делать это без всякого усилия. А уж заставить человека сделать что-то, подавив его волю и навязав собственную идею, Павел Сауляк не мог ни при каких обстоятельствах. Что уж говорить о Мише Ларкине, который вообще мог все.
Павел родился в Венгрии, в семье военного атташе, и детство его прошло в тесном мирке советской посольской колонии. Отец, кадровый офицер, с младенчества приучил сына к дисциплине и сумел внушить ему мысль о том, что раз и навсегда заведенный порядок – это просто здорово, это рационально и удобно всем. Мальчик поверил. Поверил искренне, с каждым днем убеждаясь в правоте отцовских слов.
В те годы он носил имя Владимир, да и фамилия у него была совсем другая. Он был способным, веселым, общительным пареньком, говорить начал сразу на двух языках – русском и венгерском, поэтому родители отдали его не в посольскую русскую школу, а в городскую, венгерскую, правда, самую престижную, где учились дети партийно-государственной элиты. Володя приобрел множество друзей, постоянно ходил в гости к одноклассникам, и это послужило хорошим и вполне благопристойным поводом для того, чтобы его родители начали знакомиться поближе с родителями друзей своего сына.
В те времена послом СССР в Венгерской республике был человек, который в недалеком будущем возглавит КГБ и сломает жизнь славному общительному пареньку, сыну военного атташе. Но кто ж тогда мог это предвидеть…
После Венгрии была Чехословакия, откуда Володина семья уже окончательно вернулась в Москву после «Пражской весны» 1968 года. Ему было семнадцать, он как раз закончил школу, свободно говорил по-венгерски и по-чешски. Ему была прямая дорога в Высшую школу КГБ. Правда, для того чтобы быть в нее принятым, нужно было отслужить армию. Володю это не пугало, он был хорошо развит физически, здоров и приучен к дисциплине.
Армия действительно не показалась ему чем-то ужасным. Он служил хорошо, более того, служил с удовольствием. Его абсолютно не раздражало то, что выводило из себя других солдат. Подъем и отбой по часам, физзарядка, изматывающие спортивные упражнения и тренировки, зубрежка уставов и инструкций, мытье полов – все это давалось ему легко, не принося ни малейшего дискомфорта. Именно так он и жил всю жизнь с самого рождения, именно к этому его с колыбели приучил отец. Беспрекословное подчинение старшему, жесткая дисциплина и следование установленному распорядку. Не надо ни о чем думать, не надо принимать никаких решений, за тебя уже все продумали и решили, твое дело – выполнять. Володю это устраивало. У него было яркое и богатое воображение, его душа была тем самым «мрачным каменным домом с наглухо заколоченными ставнями, в сумрачных покоях которого справляются пиры», как писал Кречмер о людях, подобных ему. И он радовался, что необходимость принятия мелких повседневных решений на нем не лежит, не отнимая, таким образом, время, внимание и силы, которые нужны ему для жизни в своем сверкающем внутреннем мире.
После армии была Высшая школа, где проблем ни с дисциплиной, ни с обучением также не возникало. Володя был способным, обладал хорошей памятью и реакцией, склонностью к иностранным языкам. Бывший посол СССР в Венгерской народной республике уже с 1967 был председателем КГБ, и поскольку с отцом Володи его связывала личная дружба, после окончания вуза молодой офицер был оставлен на работе в центральном аппарате ведомства. Председатель активно использовал знание Володей редких языков, частенько приглашая его участвовать в важных беседах в качестве переводчика.
Совершенно случайно Володя узнал о том, что в его ведомстве существует сверхсекретная лаборатория, в которой разрабатываются проблемы применения гипноза и прочих нетрадиционных воздействий в специальных целях. Его одолело любопытство, и он нашел ходы в эту лабораторию, просто чтобы посмотреть, чем же они там занимаются.
– Вот, – сказали ему, – специальный энцефалограф, наша последняя разработка. Позволяет сразу же определить, есть ли у человека потенциал и имеет ли смысл с ним работать. Хочешь попробовать?
– Конечно, – сразу же загорелся Володя.
На него надели шлем, подключили датчики. Что-то зажужжало, забибикало, потом все прекратилось, шлем сняли.
– У тебя есть задатки, правда, небольшие, – сказали ему в лаборатории. – Но ты, видимо, о них не знал и совершенно этим не занимался, не развивал их. Биотоки мозга довольно мощные, но ты не умеешь направлять их в нужную для тебя сторону.
