Николай Леонов - Наркомафия
Он увидел ментов сразу, шагов за двадцать. Два мужика стояли у дальнего конца платформы, курили, один держал под мышкой здоровенный букет. Они, видно, считали, что коли стоят в полумраке и в стороне, так никто на них и внимания не обратит. Что ребята из “конторы”, никакого сомнения не было, такой букет нынче много стоит, человек, который заплатил свои кровные, не сунет цветы под мышку, как банный веник. Жеволуб шагнул к вагонам, смешался с провожающими, помог засунуть в узкую дверь тяжеленный баул, затем отошел на длину одного вагона. Менты чуть виднелись. Жеволуб за ними наблюдал.
Молодец, похвалил себя Жеволуб, ты таким лопухом никогда не был. Теперь выяснить, какой вагон они провожают, и в кассу за “зелеными”.
* * *Гуров смотрел на Депутата и думал о том, как, когда и на чем Организация прихватила молодого человека. Способов существовало множество, даже сыщик не мог их все перечислить. Гуров размышлял на общие темы, но “держал картинку” внимательно. “Герой”, девушка, два парня, два чемодана стоят на мокром асфальте, кейс в руке у парня. Вся группа находится метрах в трех от подножки. Депутат вынул из кармана билет, шагнул к вагону и тут же рядом оказался носильщик, подхватил один из чемоданов, что-то сказал, выждал, пока проводник пригласит в вагон, шагнул вовнутрь. Простенько: носильщик поднял один чемодан, а вошел с двумя.
– Видел? – спросил Гуров скорее себя, чем Крячко, но последний расценил вопрос как оскорбление.
– Извини, командир, вздремнул чуток. Так будут они садиться или нет?
– Ладно, ладно, – миролюбиво сказал Гуров и провел ладонью по стеклу, пытаясь стереть капли дождя.
– Ты хорош. – Крячко довольно хмыкнул.
Гуров увидел идущего по краю платформы Жеволуба, не узнал, лишь обратил внимание на быстро двигающуюся фигуру, отметил, что человек отвернулся.
– Станислав, что-то не так, – Гуров взглянул на друга, затем на часы: до отправления оставалось чуть больше десяти минут. – Ты видел мужика, сейчас мимо проскочил?
– Ну? Состав длинный, человек торопится. Знакомый?
– Не разобрал, – Гуров почувствовал тревогу. – Надо открыть дверь на эту платформу.
– Нет проблем, – ответил Крячко. – Изнутри она открывается.
Гуров успокоился, наблюдал, как один из провожающих вынул из кейса бутылку и рюмки, как вышел из вагона носильщик, подхватил последний чемодан, унес вовнутрь.
– Как ни мучилась, а родила, – сказал Крячко. – В принципе можно уходить. Мы свою работу сделали. Хотя я говорил и повторяю: это не наши грядки. Мать твою!
По платформе возвращались двое “пьяных” с цветами.
– Цветочки следовало кому-нибудь подарить или выбросить. – Крячко длинно выругался. – Жадность фрайера сгубила.
“Пьяные” остановились напротив вагона, закурили, один вынул из кармана бутылку, глотнул, передал другому.
Девушка обняла Депутата, поцеловала, подтолкнула к вагону. По платформе начали уходить провожающие, обтекали “пьяных”, один мужчина, не доходя метров десять до качающихся фигур, остановился.
Гуров узнал Жеволуба и выругался так, что Крячко чуть не сполз на пол.
* * *Пока Жеволуб шел в людской толчее вокзала, сыщики держались шагах в десяти, не более. Когда он миновал человеческую круговерть у выхода из метро и двинулся по Брестской, где было темно и пустынно, пришлось отстать. Крячко недовольно сказал:
– Зачем мы его выпустили с площади? Светло, люди, спеленали бы, как младенца.
– И куда бы дели? Смотри под ноги, поскользнешься.
– Учи меня, учи, командир.
Еще на вокзальной площади Жеволуб задерживался у автоматов, но они были либо заняты, либо сломаны. Сейчас он увидел одинокий пустой автомат, заглянул, убедился, что трубка на месте, подвинулся в сторону фонаря.
– Нельзя ему звонить, никак нельзя, – отрешенно сказал Гуров. – Что будем делать?
– Я этих мудаков под землей найду, – бормотал Крячко, вспоминая платформу и ряженых с цветами.
– Может, не будет звонить, повременит, – успокаивал себя Гуров, – получим передышку, что-нибудь придумаю.
Брать Жеволуба не за что, и отпускать его нельзя. Бывший мент, он этих “цветочников” расколол влет, а его сюда для этого и прислали. Жеволуб доложит, что за уехавшим наблюдали, последует сигнал, наркотик не встретят либо придумают что-нибудь иное... Могут снять с поезда сразу после Бреста, вариантов много.
– Пусть грядка не моя, – бормотал Крячко, перекладывая пистолет в наружный карман, – но раз я на ней пахал, должно расти... Я этого не люблю...
– Он мне стрелял в спину, я ему предоставляю право выбора, – Гуров принял решение, успокоился, взял Крячко за отвороты куртки, чуть ли не приподнял в воздух. – Если нас будет двое, мы никогда себе не простим! Не ходи за мной!
Жеволуб опустил руку в карман в поисках монеты, ощупал пистолет, выудил из-под него горсть мелочи, нашел рубль. Теперь надо придумать, что сказать. Он не успел соорудить фразу, как услышал за спиной насмешливый голос:
– Витя, никак телефон забыл?
Жеволуб одновременно сунул руку в карман, развернулся и увидел Гурова.
– Чего надо? – охранник растерялся, не мог понять, откуда появился сыщик, оглянулся, стоявшего у дома Крячко не заметил, повторил: – Чего надо?
– Телефончик связного, – ответил Гуров, щелкнул зажигалкой, закурил, демонстрируя, что оружия в руке не держит. – Можешь сам позвонить, сказать, мол, поезд ушел, ментов ты не видел.
Сыщик понимал, что в правом кармане куртки Жеволуб сжимает пистолет, и убеждал себя, что наверняка патрон не дослан, значит, прежде чем выстрелить, надо вынуть пистолет, передернуть затвор – у него, Гурова, уйма времени. Но патрон, может быть, уже на месте, бандит выстрелит из кармана...
Гуров фиксировал взглядом правую руку Жеволуба, одновременно прикидывая расстояние до стоявшего у тротуара “москвича” и в то же время проверяя, нет ли под ногами льда: если, прыгая, поскользнешься...
Жеволуб шевельнул мгновенно затекшими пальцами, снял предохранитель, Гуров опустил зажигалку в карман, сжал ребристую рукоятку “вальтера”.
А по улице катился поток машин, по тротуару, скользя шли люди – город жил своей обычной жизнью.
Если бы охранник стрелял из кармана, то мог бы рассчитывать на успех, однако Жеволуб выхватил пистолет, выстрелил, но сыщик прыгнул за машину раньше. Первая пуля шлепнулась в дом, вторая прошила “москвич”. Гуров выстрелил, Жеволуб отпрянул, рухнул на колени, затем опрокинулся навзничь.
Через несколько секунд рядом оказался Крячко, бросил взгляд на тело, схватил Гурова за плечо, спросил:
– Ты в порядке?
– Как можно? – Гуров достал носовой платок, начал вытирать левую руку, плащ, брюки, проглотив подступившую рвоту, сказал: – Звони, пусть приезжают, фиксируют, фотографируют. Проклятая жизнь!
Крячко объяснялся по телефону. Гуров набросил на пистолет покойника носовой платок, придавил осколком кирпича.
Жизнь текла самая обыкновенная, на громыхнувшие в переулке выстрелы никто не обратил внимания. Кончился поток машин, через несколько секунд мигнул светофор, и новый поток заполнил улицу. На лежавшего у автомата человека никто не взглянул. А к стрельбе в Москве уже привыкли.
* * *Гурова и Крячко привезли сразу в прокуратуру. Заместитель прокурора уже ждал, увидев доставленных, сухо поздоровался, Гурова оставил в своем кабинете, Крячко передал следователю, который вел дело по убийствам бухгалтера и юриста СП “Стоик”.
Федул Иванович Драч легко выдернул из кресла худое, жилистое тело, подошел, оглядел Гурова, взял у сопровождающих оперативников папку с документами осмотра места происшествия и сказал:
– Я этого малого не боюсь, – он покосился на Гурова, усмехнулся. – Езжайте в свою контору, поторопите экспертов, чтобы оба пистолета отстреляли, предварительное заключение сообщите по телефону, официальное заключение – завтра.
Оперативники помялись и ушли, Драч кивнул на кресло, сказал:
– Садись, сыщик, можешь курить, – он опустился в свое кресло, бросил документы на стол. – Предупреждал, чтобы ты тут больше не появлялся. Рассказывай, – заместитель прокурора сцепил сильные, узловатые пальцы.
– В меня стреляли, я стрелял, вызвали дежурного по МУРу, документы осмотра перед вами, Федул Иванович. – Гуров зевнул и отвернулся.
– Мандражишь? – Драч насупил кустистые седые брови, открыл папку. – Я погляжу, а ты думай, как оправдываться станешь.
Гуров, не торопясь, закурил, вновь упал за стоявший у тротуара “москвич”, услышал свист пуль, выстрелы, лежа за передним колесом машины, увидел высокую фигуру Жеволуба, которая висела на стволе вальтера. Сыщик мог прострелить плечо, но повел стволом и выстрелил в грудь. Он умышленно убил человека, мог обесточить руку с пистолетом – с пяти шагов камнем не промахнешься. А он убил. И ни в каких протоколах это не записано, останется навсегда в его памяти и на его совести. Гурова знобило, одновременно клонило в сон. Озноб от страха, который сыщик зажал, стоя перед Жеволубом и гадая, патрон еще в обойме или уже в стволе? А сон нагонял инстинкт самосохранения, человек неосознанно пытался уйти от реальной жизни, спрятаться, передохнуть, чтобы не лопнула главная пружина и не отправила в сон вечный.
