Николай Леонов - Шакалы
— Господин генерал-лейтенант!
— Я включил часы, время вдет. Торопись!
Пошатывающегося Карцева вывели из подъезда на улицу, он походил на сильно выпившего человека, который передвигается автоматически. Он и окружающий мир видел, как пьяный, люди и предметы двоились, уплывали в туман, земля под ногами поднималась и опускалась.
— А еще в галстуке, — сказала проходившая мимо старушка.
— Такой наверняка будет голосовать за Явлинского. Все демократы — алкаши, — высказался немолодой мужчина, тащивший на плече коробку иностранного происхождения. — Какого-нибудь виски с утра нажрался, ему русское ничего в глотку не лезет.
Охранники подвезли Карцева к МВД, поставили его у колонны, вручили его удостоверение частного сыщика постовому.
— Старшина, позвони генералу Орлову, скажи, что груз доставлен. Телефон генерала записан.
Милиционер глянул испуганно на державшегося за колонну мужчину, на незнакомое удостоверение, хотел спросить, а нужен ли генералу такой гость, но охранники уже сели в машину и укатили.
* * *Орлов смотрел на спящего в кресле Карцева с удивлением, но и раздраженно.
— Верочка, а чего мы с ним будем делать?
Девушка возмущенно повела плечами, она не знала, что оперативник абсолютно трезв, но догадывалась, что и пьян он не от беспутства.
— А зачем нам что-либо делать? Станислав в кабинете, пусть забирает своего ненаглядного, не я же его буду таскать?
— Я не комод, меня не надо таскать, — неожиданно ясным голосом произнес Илья, поднялся из кресла, но тут же упал обратно.
Пришел Крячко, подхватил приятеля, отвел в свой кабинет.
— Где тонко, там и рвется, — сказал он, усадив Илью на место Гурова, чтобы парень мог опереться руками на стол и положить голову. — Как они тебя определили? На Гришу Котова или Валю Нестеренко они не кинулись.
— А ты, Станислав, полагаешь, что против современной химии человек способен устоять? — слышал и говорил Илья отлично.
Станиславу стало стыдно, но он ответил, как считал нужным:
— Устоять нельзя, а вот дать себя захватить в центре Москвы на многолюдной улице... Что теперь говорить, ребенка обратно не родишь.
* * *Фокин вернулся с приема рано, около шести вечера. Смокинг, белоснежная рубашка со стоячим воротничком, галстук-бабочка, все как положено. Обед был устроен в честь пятидесятилетия одного из высших функционеров КПРФ в шикарном ресторане. Оркестр исполнял старинные довоенные песни, пели не кривляющиеся мальчики под фанеру, а настоящие исполнители, некогда народные и заслуженные, сегодня обидно забытые, потому что голоса у них звучали прекрасно, пели они задушевно. Когда исполнялись замечательные военные песни, некоторые из гостей, хотя и не воевали, украдкой вынимали платки, смахивали слезы, песни юности всегда трогают, а уж в таком исполнении и подавно.
Проститутки отсутствовали, в основном жены-ровесницы и подруги, которые хотя и были полноваты и совсем не молоды, смотрелись приятно. Никто не напился, один воин-орденоносец принял на увешанную орденами грудь лишнего, так его тихо и интеллигентно увели, объяснив, мол, ничего не поделаешь, возраст.
Лидер, как и полагается, произнес речь, говорил почему-то о войне, которую они, присутствующие, выиграли, защитили родную землю от супостатов, а сегодня ее разорвали на части и распродают клочьями американцам. Но они, коммунисты, не допустят и встанут, как тогда, в сорок первом, понадобится, лягут под танки. Все это звучало особенно трогательно, так как подавляющее число гостей родилось намного позже войны, а их отцы служили в армии политработниками, шли позади наступающих и стреляли в спины людям испугавшимся, замешкавшимся.
Обед получился впечатляющим, несколько ностальгическим и очень патриотичным. Когда начали расходиться, то человек десять-пятнадцать, переглядываясь, довольно улыбались и понимающе кивали друг другу, люди ехали в баньку, где их ждали девочки и остальные услады нормальной жизни.
Во время обеда Иван Иванович Корзинкин познакомил Фокина с Лидером. Видимо, знакомству предшествовал разговор, так как Лидер придержал руку Семена Петровича, внимательно посмотрел в глаза и, улыбаясь, сказал:
— Приятно видеть на нашем скромном обеде своих противников, как здоровье Евлампия Дубова?
— Спасибо, не жалуется.
— Голосов не хватает? Ничего, пусть терпит, молодой, его время придет. Коля Алентов еще не женился на дочке Юрия Карловича?
— Молодые, нерешительные, да и погулять хочется, — отшутился Фокин.
— Ну, знаешь, такой брак — не прогулка в загс и в церковь. — Лидер легко перешел на “ты”. — Он сродни подписанию международного договора. Скажи Николаю, чтобы он дурака не валял и вопрос форсировал. И пусть в ближайшие дни найдет меня, разговор есть.
— Передам, — пожал плечами Фокин. — Однако, хотя Евлампий имеет смешное имя и держится рюхой, но мужик он самостоятельный, и вряд ли Николай может на него повлиять.
— Я подберу ему в моем правительстве подходящую должность, обсудим, так и передай.
— Хорошо. — Фокин поклонился и подумал, что если не он, никому не известный подполковник, то этот дебил будет иметь не правительство, а кучку галдящих в Думе депутатов, потому что в случае поражения на выборах крысы, как и положено, побегут с тонущего корабля.
Корзинкин взял Фокина под руку и зашептал:
— Ты ему безусловно понравился, и все видели, как долго он с тобой разговаривал.
И точно, стоило Фокину остаться одному, как к нему начали подходить незнакомые люди, чокаться бокалами с шампанским, представляться, говорить всякие пошлости. Один здоровенный мужик сжал его локоть, дохнул перегаром и прошептал: “Хайль!”
С обеда Фокин поехал не домой, а в контору. В своем скромном кабинете переоделся, когда, робко постучав, на пороге появился Сергей Батулин.
— Здравствуйте, Семен Петрович, как прошел обед?
— Привет, Серега, обед прошел нормально, меня чуть было не приняли в нацистскую партию, да чистого бланка под рукой не оказалось. Ты этому старому лидеру Орлову звонил?
— Зачем? Парня доставили, все нормально.
— Следовало позвонить, мол, мы свое слово держим. Они что же, тебя на этом крючке всю жизнь держать будут? А Гурова мы все равно уберем и поднимем такой крик в газетах, мол, авторитеты сводят счеты с лучшими офицерами милиции, что ничего пенсионер нам не сделает. У него есть агентурные подходы к разбойникам, у меня они тоже имеются. Шепнем, что стрелок из другой группировки, они между собой толковище затеют, им будет не до нас с тобой.
— Семен Петрович, вы говорили, что я вам понадоблюсь, приказывали дождаться, — в обращении к шефу он постоянно сбивался с “ты” на “вы”.
— Поедем на кладбище, покажу тебе скромную могилку, через дней десять под ней заберешь чемодан с баксами.
— А когда именно, как я узнаю?
— Тебе позвонят.
— Кладбище, могилка, проще встретиться в центре, в толпе да поменяться чемоданами, — рискнул возразить Батулин.
— Лучше, чтобы домой принесли, но посредник рядом с кладбищем живет и ехать в город не желает. И основания у него для того достаточно серьезные.
Поехали не на роскошном “мерседесе” Фокина, а на скромном “москвиче” охранника. Батулин понял, Фокин не желает афишировать поездку. Митинское кладбище располагалось сразу за Кольцевой, кажется, в тех краях и прописка была московская. Пошел восьмой час, шоссе уже пропустило основную массу дачников, проезжали последние грузовики да деловые, у которых не было ни утра, ни вечера, ни даже ночи.
У ворот кладбища машину оставили, купили какую-то рассаду, цветочки с клубнями, и с пристойно-скорбными лицами вошли внутрь. Любое кладбище, даже не имеющее вековой истории, мраморных роскошных памятников и тенистых аллей, все равно действует на нормального человека успокаивающе, напоминая, мол, и тебя не минует обитель сия.
— Дорогу запоминай, — сказал на ходу Фокин. — Крайняя левая до самого конца, — и пошел чуть впереди.
Зачем-то и водитель-охранник поперся, но Фокин его не остановил, а Батулина это дело не касалось. Шли они довольно долго, люди встречались все реже, вскоре вообще аллея опустела. Для посетителей, в основном женщин пожилых, уже наступил вечер.
— Дерево видишь? — указал Фокин на развесистое дерево неизвестной Батулину породы. — Ориентир. За ним шагов пять.
Он подошел к скромной могилке с жестяным крестом и скромной дощечкой, на которой довольно коряво было написано имя и фамилия какого-то Якова Ямщикова.
Фокин оглянулся, опустился на колени, перекрестился, копнул заготовленной палкой землю, сказал:
— Взгляни.
Батулин присел радом, тоже перекрестился. Выстрела, который походил на хлопок, он не услышал, пуля вошла ему в затылок. Батулин завалился на бок, вторая пуля пронзила висок, она была уже ненужной, но в каждом деле существует определенный порядок.
