Эд Макбейн - Лёд
Он лежал, не раздеваясь, на кровати в маленькой квартирке, которую снимал в доме около моста. Он лежал, подложив руки под голову, повернувшись к окну, чтобы видеть, как по мосту в сторону Калмз-Пойнт движутся машины – едут из театров, подумал он, после спектаклей. Театралы разъезжаются по домам. Парочками. Он глубоко вздохнул.
Его пистолет лежал в кобуре на комоде.
Он часто думал про пистолет.
Когда бы он ни думал про Огасту, он всегда вспоминал про пистолет.
Он не знал, почему он позволил Брауну взять все эти бумаги домой. Он и сам посмотрел бы их, чтобы занять голову и не думать про Огасту или про пистолет. Он знал, что Браун ненавидит бумажную работу. Он с радостью освободил бы его от этой тягомотины. Но Браун ходил вокруг него на цыпочках. Все ходили вокруг него на цыпочках в последнее время. Все отлично, Берт, не утруждай себя лишним. Иди и отдыхай. Я со всем этим закончу к утру, и тогда мы поговорим, ладно? Словно умер кто-то очень близкий. Все знали, что кто-то умер, и чувствовали себя неловко перед ним. Точно так же, как люди чувствуют неловкость перед тем, кто оплакивает утрату; не знают, где держать руки, что сказать в утешение. Всем от этого будет хорошо, не только ему одному, если он просто возьмет пистолет и...
Ну, довольно, подумал он.
Он повернул голову на подушке и поглядел на потолок.
Он знал свой потолок наизусть. Он знал каждую трещинку, каждое пятнышко грязи, каждую паутинку. Некоторых людей он не знал так, как знал потолок. Иногда, когда он думал про Огасту, потолок застилал туман – это наворачивались слезы. Если он возьмется за пистолет, то надо будет стрелять под правильным углом, чтобы не повредить потолок – вместе со своим черепом. Он улыбнулся. И потом ему пришло в голову, что тот, кто улыбается, едва ли станет грызть табельный пистолет. Ну, пока еще, во всяком случае.
Черт возьми, да не хотел он доводить ее до слез! Берт резко выпрямился, взял телефонный справочник на приставном столике, полистал, не надеясь найти ее номер, и потому не удивился, когда не нашел. В теперешнее время, когда воры выходят из тюрьмы через пять минут после того, как их туда засадили, не слишком многие сотрудники полиции желают, чтобы номера их домашних телефонов указывались в телефонных справочниках. Он набрал номер отдела связи, номер, который он знал наизусть, и попросил клерка, взявшего трубку, чтобы его соединили с добавочным «12».
– Справочный отдел департамента полиции, – сказал женский голос. – Что вам угодно?
– Хочу узнать домашний телефон сотрудника полиции, – сказал Клинг.
– Кто звонит: полицейский?
– Да.
– Назовите ваше имя, пожалуйста.
– Бертрам А. Клинг.
– Ваше звание и номер значка, будьте любезны.
– Детектив третьей степени, 74579.
– Интересующий вас абонент?
– Эйлин Берк.
Возникла пауза.
– Это шутка? – спросила женщина.
– Шутка? Что вы имеете в виду?
– Оназвонила десять минут назад и спрашивала вашномер.
– Мы вместе работаем над одним делом, – сказал Клинг и подумал: «Зачем я лгу?»
– Она позвонилавам?
– Позвонила.
– Почему вы тогда не спросили, какой у нее номер?
– Я забыл, – сказал Клинг.
– Это не служба знакомств, – сказала женщина.
– Я сказал вам: мы вместе работаем над одним делом, – сказал Клинг.
– Конечно, – сказала женщина. – Обождите.
Он принялся ждать. Он знал, что она проверяет его по компьютеру. Проверяет, можно ли ему доверять. Он посмотрел в окно. Снег шел еще гуще. Ну, давай же, подумал он.
– Алло! – сказала женщина.
– Я все еще здесь, – сказал Клинг.
– Наши компьютеры вышли из строя, мне пришлось искать вручную.
– Ну, я настоящий полицейский? – спросил Клинг.
– Кто же теперь знает? – сказала женщина. – Вот номер. Ручка есть?
Он записал номер, поблагодарил ее и затем нажал на рычаг на аппарате. Он отпустил рычаг, услышал гудок, приготовился набирать номер и заколебался. Что я собираюсь делать? – спросил он себя. Ничего я не собираюсь делать. Я еще не готов открыть страницу нового романа. Он положил трубку на аппарат.
* * *Содержимое банковского сейфа Эдельмана и в самом деле оказалось очень интересным. В конце концов Браун пришел к заключению, что «камушки» и «ледышки» были для Эдельмана просто хобби по сравнению с тем, что представлялось его настоящим бизнесом – накоплением недвижимости в различных странах. Сделки с землей, покупка домов и офисных зданий в таких различных странах, как Италия, Франция, Испания, Португалия и Англия, относились как ко времени пятилетней давности, так и к сравнительно недавнему времени – шесть месяцев назад. Только в июле прошлого года Эдельман купил сорок тысяч квадратных метров земли в местечке под названием Порто-Санто-Стефано за двести миллионов итальянских лир. Браун не знал, где находится Порто-Санто-Стефано. Он также не знал, какой был курс итальянской лиры шесть месяцев назад. Но, глянув на финансовые страницы утренней городской газеты, он увидел, что текущий курс составляет сто лир за двенадцать центов США. Браун не знал, как менялся обменный курс за последние шесть месяцев. Но если брать сегодняшний курс, то Эдельман потратил примерно двести сорок тысяч долларов на покупку земли.
Очень хорошо, подумал Браун. Предположим, кто-то хочет купить оливковую рощу в Италии. Очень хорошо, закон не запрещает. Но где тогда погашенный чек, будь то в долларах США или в итальянских лирах, за сделку, которую Эдельман совершил в Риме восьмого июля прошлого года? Двести сорок тысяч долларов – даже больше, если принять в расчет также уплату официальных пошлин, конечные издержки и налоги, перечисленные в итальянском заключительном балансе, – переходили из рук в руки в июле.
Откуда взялись двести сорок тысяч долларов?
* * *Клинг ходил по комнате взад-вперед. Он должен извиниться перед ней, так? Или не должен? Какого черта, подумал он, снова взял трубку и набрал ее номер.
– Алло! – повторила она. Голос ее был тихий и словно заплаканный.
– Это Берт, – сказал он.
– Алло, – сказала она. Таким же тихим заплаканным голосом.
– Берт Клинг, – сказал он.
– Я знаю, – сказала она.
– Прости, – сказал он. – Я не хотел обижать тебя.
– Очень хорошо, – сказала она.
– Мне и в самом деле очень жаль.
– Все в порядке.
Воцарилась долгая пауза.
– Ну, как ты? – спросил он.
– Отлично, – ответила она.
Опять воцарилась долгая тишина.
– У тебя холодно в квартире? – спросила Эйлин.
– Нет, все в порядке. Тепло и хорошо.
– Я замерзаю у себя, – сказала она. – Завтра с утра первым делом позвоню в мэрию. Ведь они не должны выключать отопление так рано, а?
– Ну, я думал, в одиннадцать.
– А что, уже одиннадцать?
– Уже почти полночь.
– Но они не должны ведь отключать его полностью на ночь?
– До шестидесяти двух градусов, по-моему.
– Радиаторы просто ледяные, – пожаловалась она. – Я накрываюсь четырьмя одеялами.
– Тебе нужно электрическое одеяло, – сказал Клинг.
– Я боюсь таких. Боюсь, от них бывают пожары.
– Не бойся, они достаточно безопасны.
– А у тебя есть электрическое одеяло?
– Нет. Но все говорят, что они безопасны. Ну, я просто хотел удостовериться, что с тобой все в порядке. И правда, извини, что...
– И прости меня. – Она помолчала. – Эта сцена называется «Извини-прости». Верно?
– Пожалуй.
– Да, вот такая сцена, – сказала она.
Они опять замолчали.
– Ну, – сказал он, – уже поздно. Я не хочу...
– Нет, не клади трубку, – сказала она. – Поговори со мной...
* * *Когда Браун изучал покупные цены в различных документах Эдельмана, относящихся к недвижимости, и переводил французские франки, испанские песеты, португальские эскудо и английские фунты стерлингов в доллары США, ему стало очевидно, что Эдельман занимался денежными операциями на общую сумму четыре миллиона за последние пять лет. Его записанныеоперации, покупки и продажи, покрытые различными чеками и последующими депозитами, составили примерно 1 275 000 долларов за тот же период. Таким образом, оставалось еще почти три миллиона долларов, не показанных в балансе и не обложенных налогами.
Поездки в Цюрих – пять только за последний год – вдруг стали понятны, если учесть, что единственными расходами были еда и проживание в гостинице. Эдельман явно не вел никаких дел в Цюрихе, во всяком случае, связанных с камнями.Тогда зачем он ездил туда? И почему за его поездками неизбежно следовали кратковременные заезды в другиегорода на континенте? Его маршруты, восстановленные с помощью чеков в каждом городе, казалось, следовали одной и той же схеме: Амстердам, Цюрих, Париж, Лондон, иногда с заездом в Лиссабон. Браун понял, что поездки Эдельмана в Цюрих были продиктованы не столько желанием посетить Альпы, сколько желанием проверить свои деньги.
