Синдром самозванца (СИ) - Че Виктор

Каждый день ходил в бюро, принимал посетителей с утра и до позднего вечера.

Если я оставался один, то неизбежно приходил к выводу: непонятно, что делать с содержимым коробки из-под обуви в моей ванной, со своими чувствами к Полине и тревогой по «Делу пилота». Эти проблемы изнуряли меня, но как их разрешить — я тоже не знал. Вариантов было три: ждать, когда все само остынет, залезть по уши в каждый из вопросов и не вылезать, пока не пойму, в чем же там дело, или смириться и отпустить. Разница между первым и третьим вариантами вроде бы невелика, но все же есть — в первом случае не будет смирения. А мне оно было нужно. Я не хотел, чтобы через какое-то время все снова всколыхнулось с неизведанной силой. Нужно смириться, но не получалось. Не так-то просто «взять и выключить», как обещают нам популярные психологи в видосиках на ютубе.

Кажется, в этом мире вообще ничего не получается так, как я хочу.

Кстати, по иску о микробиоте Зои.

Суд его принял и назначил судебное заседание. Я выстроил стратегию, тщательно подготовился и даже привлек эксперта для процесса — благо у Зои бюджет неограниченный. Перед слушанием эксперт мне сказал:

— Мне на самом деле очень неловко выступать в суде на вашей стороне. Вы вроде как пытаетесь доказать, что клиника шарлатанит методику. Но исследования микробиоты очень перспективные. Ученые-микробиологи по всему миру уже признали, что кишечник и набор бактерий в нем есть самостоятельный орган человека, регулирующий не только ЖКТ, но и иммунитет, эндокринные процессы, психологическое здоровье человека и еще кучу всего. Проще сказать, на что они не влияют. Видов бактерий очень много, их колонии разнообразны, и пока нет доступных для нас данных, какой набор бактерий микробиоты обеспечит человеку здоровую и счастливую жизнь. Та процедура, которой подверглась ваша доверительница, — это околонаучная история, но проблема в том, что ребята взяли известные факты и применили их без научно доказанного эффекта. Они сделали это поспешно, на словах пообещали результаты, которые исследованиями не подтверждены. Вот в такой линии я выступать готов.

— Хорошо, — ответил я. — Отсюда я сделаю вывод о ненадлежащем качестве оказания услуг, и дело закроем.

Зоя поторопилась и попалась на крючок «нового и неизведанного». Ее обманули на словах, но не на бумаге — там все чисто и ровно, как всегда. Это повод насторожиться любому человеку: если вам говорят одно, а в договор пишут другое, это значит, что с высокой долей вероятности вас пытаются наколоть.

В договоре медицинская организация обещала произвести пересадку кала, содержащего набор бактерий от здорового донора. Без гарантии результата, без показаний, для чего именно это делается. В такой формулировке все исполнено надлежащим образом — ей же фактически пересадили кал? Пересадили. Какие претензии? А о том, что при пересадке врач говорил: «Вот сейчас-то и стул наладится, и кожа засияет, и сахар придет в норму, и вообще все будет хорошо», — в договоре написать забыли. Зоя, наученная мной, все же пыталась спросить: «А почему гарантий в договоре нет?» На что ей ответили: «Процедура медицинская, как в результате получится — зависит только от вашего организма, мы точно предсказать не можем, но все-то делают, а вы ж чего? Бояться будете или как? Поэтому принимайте донорский кал и надейтесь на лучшее». Ну вот, понадеялась. Своего кала не было, подвезли чужой, да и тот не сгодился.

Первые заседания были эмоциональными. Судья всеми силами держалась, чтобы не заржать, представитель медицинской организации уверял, что все услуги выполнены качественно, а Зоя обмахивалась розовым веером и постоянно предлагала показать фото доказательств неэффективности лечения.

Мы вызвали в качестве свидетеля доктора, который проводил процедуру, однако он не явился. Это сыграло нам на руку, поскольку я заявил, что было бы неплохо выслушать настоящую вторую сторону. Доктор не только проводил процедуру, но и давал устные гарантии. В деле с физическими лицами важно все, а не только то, что написано в договоре. Представитель ответчика сказал, что доктор сильно загружен работой. Зоя прокомментировала:

После выступления нашего эксперта судья объявила перерыв на пять дней. За это время я получил предложение от медицинской организации дело закрыть миром с выплатой компенсации и подписанием соглашения о неразглашении. Зоя от предложения отказалась, поскольку собиралась в турне по ток-шоу со своей историей неудачной пересадки.

В иске нам отказали. Выйдя из зала заседания, Зоя процокала на каблуках к представителю клиники, подняла указательный палец с коричневым лаком на ногтях и прошипела:

— Ну, держитесь, говномои, я вас прославлю на всю страну!

— Не болейте, — ответил представитель с наглой ухмылкой.

Семнадцатого января умерла Жанна.

Незадолго до этого я, признанный по суду опекуном, перевез ее в хоспис. Она так и не пришла в сознание, о приближающейся смерти меня предупредили врачи за сутки. Я сообщил Полине, но она даже не ответила на сообщение.

На похороны я никого не пригласил, даже маме не сказал, когда и где пройдет прощание. Стоя в зале крематория в полном одиночестве и глядя на закрытый гроб, я пытался понять, почему жизнь Жанны сложилась именно так. Последние четыре года она совсем не жила, а готовилась уйти. Вот наконец ушла. Мне было ее до боли жаль. Когда в прошлый раз испытывал подобное чувство, я понял, что прошла любовь и дальше уже ничего не будет. Сейчас мне снова ее жаль, и впереди тоже ничего уже не будет. По крайней мере, у Жанны.

Дверь за моей спиной открылась. Я обернулся.

Между рядами деревянных кресел зала прощания стояла Соня в черном элегантном пальто. В руках она держала букет маруновых роз.

Соня медленно подошла к гробу, положила цветы. Села рядом и взяла меня за руку.

— Мне очень жаль, — сказала она.

Голова у нее была накрыта черным платком.

— Спасибо.

Она сжала мою ладонь.

— Витя, как вы?

— Не очень.

— Понимаю, — сказала Соня. — Это сложное время. Трудно подобрать слова, поэтому я просто побуду с вами рядом, если вы не против.

— Зачем вы пришли, Соня?

Говорить о делах на похоронах Жанны мне совсем не хотелось, но я понимал, что Соня здесь не просто так.

— Я пришла, чтобы поддержать вас.

— Откуда вы узнали про похороны?

— У ПАР обширные связи. Своих в беде мы не бросаем.

Я расклеился. На глаза навернулись слезы, мне захотелось разрыдаться, но я старался держаться. Это было непросто.

— Знаете, у Жанны всегда было все распланировано, — сказал я. — Единственное, что она не хотела планировать, — это нашу свадьбу. Она ни разу даже не взглянула на сценарий, не выбирала цветы. Даже свадебное платье утверждал я. Но в сам день она была такой счастливой! Все прошло чудесно, словно так все и было задумано, а на самом деле мы оба все пустили на самотек. Когда разбирал ее вещи в прошлом году, нашел блокнот. В нем были заметки по подготовке праздников. Годовщина нашей свадьбы, мой день рождения, 8 марта, что-то там еще. У нее все было записано. Она следила за тем, чтобы ничего не повторялось. И на последней странице я нашел заметку «Мои похороны». Не знаю, зачем она это спланировала. Она хотела, чтобы в последний путь провожал ее только я. Гроб должен быть черным, а венок белым. Никаких православных атрибутов и кружев. И букет темных роз. Гроб и венок я выбрал, как она хотела, а про розы забыл.

Сплю я плохо. Едва закрываю глаза, сразу вижу умирающую Жанну, высохшую и изможденную, в хосписной кровати. Она подключена к капельницам и аппаратуре, которая поддерживает ее жизнь. Этот эпизод сменяется другим: как я нахожу в своей кровати чужое белье, а потом крушу квартиру, разметеливаю металлической битой на мелкие кусочки все, что попадается под руку. Фантазия работает на полную катушку, и остановить это бесконечное кино невозможно. Я могу только переключать эпизоды и надеяться, что в какой-то момент эти фантазии становятся сном и я не грежу наяву, а хотя бы недолго, но сплю.