Джерри Остер - Обреченные на смерть
Хриньяк пожал плечами:
— Как сказать. Мэр не видел этой фотографии… Верил все еще в Майами. Гостит у сестры.
Каллен кивнул. Он не мог думать ни о чем, кроме этой фотографии.
— Я хочу, чтобы она вернулась. Верил — моя жена.
Каллен опять кивнул, хотя и считал, что одного хотения тут будет маловато. Он взял верхнюю папку, лежащую на столе.
— Это только что прислал Ньюмен. Отпечатки пальцев на ручке ножа, которым убили Джо Данте, совпадают с отпечатками пальцев Джерри Варгаса, телохранителя Пула. Варгас служил в морской пехоте и владел приемами рукопашной борьбы.
Хриньяк кивнул:
— Ньюмен звонил мне вчера вечером. Я счастливчик. Ведь даже Ньюмен поверил, что я замешан в этих темных делах.
— Я так и знал, что он тебе сразу все расскажет. А я всегда узнаю все в последнюю очередь.
Хриньяк вздохнул.
— Ты прав, Джо. Не сердись. Я должен был рассказать тебе про Джо, — он замолчал. Он хотел было пошутить на тему Джо и Джо, но не стал этого делать. — Если бы я знал, что Свейл использовала Джо, я бы тебе все рассказал и все было бы по-другому.
Дядя Каллена, Билл, брат его матери, любил повторять: «Если бы у меня был миллион долларов, я был бы миллионером».
— Мне все надоело. Я устал. Неужели все полицейские в городе связаны с преступниками? Я сам теперь впутался в это дерьмо — состою с тобой в заговоре. Во имя сохранения твоей работы я должен уничтожить эту фотографию. Мэр тоже в заговоре, равно как и Маслоски, Рут, Абруцци, Новак и Сюзи Прайс. Ньюмен тоже в заговоре? Я надеюсь, что Ньюмен к этому непричастен. Он такого не заслужил.
После общения с преступниками ты сам становишься немного преступником. Это мне говорил Ньюмен. Общаясь с копами, ты учишься обману. На меня четыре раза нападали за год. И те, кто нападал на меня, были не преступниками, а полицейскими или бывшими полицейскими — Блонд Томми, Пол Мессина, Стивен Джей Пул, моя верная, милая, юная сотрудница Мария Эсперанса. Кому же верить? Мне все надоело, я устал.
— Ты прав, — сказал Хриньяк. — Ньюмен хочет работать с тобой.
— Поверь мне, работать в отделе по расследованию убийств будет для меня просто отдыхом по сравнению с работой в отделе внутренних дел.
— Ты все-таки хорошенько об этом подумай.
Хриньяк ведал:
— Саманта Кокс закладывает всех подряд, но она ни черта не знает. Жаль, что Мария грохнула Пула. Он играл очень большую роль в этих делах. Я бы хотел знать, кого бы он заложил.
Каллен тяжело вздохнул.
* * *— Я никогда не была у тебя в кабинете, — сказала Энн. — Почему? — она села на жесткий стул, положив на папки с делами коробку, обвязанную лентой: — Это твой рождественский подарок.
Каллен положил руку на коробку, но не взял ее.
— Можно мне открыть ее?
Энн вздохнула:
— Нет, Джо. Засунь ее себе в зад.
Каллен развязал и открыл коробку. В ней были часы «Фо», рекламу которых он видел в «Таймс» — традиционные по дизайну, но идущие очень точно. Он вырезал эту рекламу и отдал Энн после ее ультиматума о том, что, если он не скажет ей, какой подарок хочет получить на Рождество, она подарит ему носки и боксерские трусы. Он отдал ей вырезку из газеты по дороге на свадьбу Марии Эсперанса.
— А я уже и забыл о том, что хотел иметь такие часы.
— Да, я тоже забыла. Но потом обнаружила их, когда начала упаковывать вещи. Подумала: почему бы и не отдать часы тебе?
Упаковывать вещи. В этой фразе было что-то зловещее.
— Упаковывать вещи?
— Я еду в Калифорнию, на побережье. В Эл-Эй.[6] Я знаменита, потому что убила человека. Ящиком из-под пиццы. Я умею писать. Я нашла себя в жизни. Телефоны звонят, звонят и звонят. Ко мне обращаются директора телекомпаний, менеджеры, продюсеры. Они предлагают большие деньги. Меня пригласили работать в филиале Эй-Би-Си в Лос-Анжелесе. Я еду туда на недельку. Посмотрю, что это за работа. Поглядим, что они предлагают мне. Мейбл едет со мной в качестве моего агента. Мы остановимся в Беверли-Хиллс и будем общаться исключительно с кинозвездами…
О, я обидела тебя? Ты что, ревнуешь? Ты ушел в себя. Ты пьешь, а? Мария, — Энн посмотрела на пустой стол, — можно здесь упоминать ее имя? Мария говорила мне, что ты сказал кому-то, какому-то копу, что ты никогда не пьешь на работе, за рулем или когда встречаешься со мной. Это меня воодушевляет. Правда, ты также сказал, что иногда отказываешься от встреч со мной, ссылаясь на то, что у тебя много работы и что ты устал. А на самом деле ты напиваешься.
Ты говорил ему о том вечере, когда Мейбл и я собирались пойти в один клуб послушать нашу знакомую певицу. Ты не хотел идти с нами, но я приготовила обед у тебя дома перед тем, как нам отправиться в клуб. Сначала мы потрахались. Ты не пил. Ты ждал, когда начнется обед. Мейбл позвонила и сказала, что идти не придется, потому что певица вдруг заболела. Мы поссорились с тобой. Мне кажется, я хотела остаться, а ты говорил, что хочешь побыть в одиночестве. А на самом деле — так ты сказал этому копу — ты просто хотел напиться.
— Мария много чего мне рассказала, — продолжала Энн. — Мы прогуливались с ней по Вашингтон-парку. Когда Рекс Рид еще писал очерки и брал интервью, кто-то спросил у него, как ему удается заставлять людей сообщать ему всякие интимные вещи о себе. Он сказал, что сначала он рассказывает им интимные вещи о самом себе. Мария рассказала мне все о себе, за исключением того, что она была связана с преступниками, а я сказала ей, что знаю, кто убил Квинтину Давидофф. После этого все и началось. Они все хотели смыться в Коста-Рику. Так я слышала. Что они там собирались делать? Выращивать овощи? Шить одеяла? Что собиралась делать там Саманта? Где бы она там делала покупки? Мне кажется, что Мария правильно сделала, что застрелилась. В Коста-Рике она не выдержала бы. Я позвонила ее мужу. Бедняга. Я не знала, что сказать ему.
Энн внезапно поменяла тему разговора.
— Твой приятель, Ник Альберт, позвонил на днях Нэнси Албрайт и пригласил ее на обед. Он что, сумасшедший? Наверное, сумасшедший. Кстати, он сослался на тебя, сказал, что хорошо знает тебя. С таким же успехом он мог сказать, что он закадычный друг Чарльза Мэнсона. Нэнси он нравится, и она собирается пойти пообедать с ним.
Я одинока, Джо. Ты врал мне. Ты пьяница, но ты говорил мне, что не пьешь. Я тебе поверила. Я врала себе, уверяя себя, что ты не пьешь. Это классический случай, классическое дерьмо. Больше я не хочу принимать в этом участия. Мейбл говорит, что если я люблю тебя, то должна помочь тебе.
Да, я люблю тебя, но помочь тебе не могу. Ты сам должен себе помочь, а я не хочу стоять рядом, держать тебя за руку, гладить тебя по головке… Ты пьешь сейчас? Я не имею в виду данный момент, я имею в виду данное время.
— Нет, — сказал Каллен.
— Это уже кое-что. Или ты опять врешь мне? Скажи мне, как долго это продолжалось?
— Я не вел счет дням. Началось все перед Рождеством. После происшествия в аэропорту имени Кеннеди, после этой истории с Самантой Кокс и Полом Мессиной.
— Саманта хотела, чтобы тебя убили, не так ли? Она думала, что ты знаешь все, что известно мне. Сволочь.
— Если ты будешь работать в Калифорнии, — сказал Каллен, — когда ты собираешься начать работать там?
Энн пожала плечами.
— Я буду вести переговоры. В Калифорнии переговоры — это самый популярный вид спорта после волейбола, — она посмотрела на пустой стол. — Здесь она сидела?
— Да.
— И Нейл здесь сидел?
— Да.
— Бедный Нейл.
— Бедная Мария.
— Да, бедная Мария, — сказала Энн. Она взяла в руки приемник «Крономатик-245»: — Откуда он у тебя?
— Упал с грузовика, — сказал Каллен.
Энн засмеялась и включила приемник.
— Кто это?
— Лиза Стэнсфилд.
— Ты знаешь ее музыку. Ты все еще слушаешь Фрэнки Крокера?
— Да.
— «Вечернюю ванну»?
— Да.
— Эта передача сейчас начнется?
Каллен посмотрел на свои новые часы:
— Еще рано.
— Если я… — Энн тряхнула головой. — Нет, ничего.
— Что?
— Ничего.
— Спасибо за часы.
— Пожалуйста, — Энн внезапно встала со стула. — Я хотела сказать, что, если бы я пригласила тебя к себе домой, ты показал бы мне ту волну на моем приемнике, где передают «Вечернюю ванну»? Но все это смешно, не так ли? Эту станцию может найти любой идиот.
Идиот, идиот, идиот.
Она имела в виду его.
Энн вышла из кабинета.
Через некоторое время Каллен встал, закрыл дверь и включил радио. Фокси Браун исполняла вещь Трейси Чэпмен «Крошка, смогу ли я удержать тебя»?
«Извини» — вот и все, что ты можешь сказать.
Годы прошли, но слова нелегко подыскать.
Извини, извини, извини.
«Прости меня» ты должна была бы сказать.
Годы прошли, но слова нелегко подыскать.
А ведь нужно всего лишь сказать — «Прости меня».
Примечания
