Лейф Перссон - Тот, кто убивает дракона
«Стрелять ему в башку, пожалуй, чересчур, но несколько выстрелов вверх, чтобы чертов финик наложил в штаны, он, конечно, заслужил».
59
– Рад приветствовать всех. – Бекстрём, окинул взглядом свою команду, улыбнулся самой теплой улыбкой и сел с торца стола.
Он по-прежнему пребывал в наилучшем настроении и вдобавок был при оружии.
«Тайно вооружен», – самодовольно подумал Бекстрём, поскольку никто из его туповатых коллег не мог просчитать, что находится у него под хорошо сидящими желтыми брюками.
– Я считаю, для начала нам надо просто обменяться мыслями, – сказал он. Но, чтобы все уже с первых минут не свелось к примитивному словоблудию, подкинул им пищу для размышления. – Связь… Есть какая-то связь между убийствами Карла Даниэльссона и Септимуса Акофели?
– Само собой, – сказала Надя Хегберг. – Убийство первого в любом случае потянуло за собой убийство второго.
Утка, Курица и жертва инцеста кивнули в знак согласия. Деревянная Башка, явно пребывая в сомнении, заерзал на своем месте.
– Ты, похоже, не уверен, Альм, – заметил Бекстрём. – Я слушаю.
Альма беспокоил Сеппо Лорен. Во-первых, он ведь фактически признался, что ранее дважды поднимал руку на Даниэльссона. Во-вторых, их связывало общее прошлое, и нельзя забывать о том, как жестоко обошлись с Даниэльссоном.
– Преступник ведь забил его насмерть, – сказал Альм. – Методично, как ненавистное существо. По-моему, Сеппо хорошо вписывается в такую картинку. Особенно если он вбил себе в голову, что именно из-за Даниэльссона его мать попала в больницу. Типичное отцеубийство, как мне кажется.
– А потом? – поинтересовался Бекстрём и улыбнулся хитро. – Что происходит потом?
«Альм чистое бревно», – подумал он.
– Ну, относительно дальнейшего я готов согласиться с самым простым объяснением, – сказал Альм. – Акофели шарится по квартире Даниэльссона. Находит сумку с деньгами. Забирает ее с собой, и его убивают. И вас, наверное, интересует, кто это сделал.
– Да, конечно, – сказал Бекстрём с дружелюбной улыбкой. – Кто же убил его? – «Постоянно какие-то выкрутасы, стоит Деревянной Башке открыть рот».
– На этот счет, мне кажется, нам не надо мудрствовать понапрасну, – сказал Альм. – Самое простое объяснение, если вспомнить об окружении, в котором он живет, где хватает всяких преступных элементов, – его разговор по телефону. Вероятно, с каким-то напарником по грязным делишкам. Они встречаются в квартире Акофели, чтобы поделить добычу. Возникает ссора, драка, Акофели убивают, преступник избавляется от тела.
– Ага, да, – сказал Бекстрём. «Утка, Курица и бедная жертва инцеста из Даларны, судя по их виду, не в восторге от услышанного, в то время как Надя Хегберг закатила глаза к потолку и громко простонала». – У тебя, похоже, есть сомнения, Надя?
– Насколько я понимаю, Акофели застали врасплох, задушили сзади, – сказала Надя. – Кроме того, Сеппо Лорен не мог лишить жизни Даниэльссона, поскольку у него алиби. Он ведь сидел за своим компьютером, когда совершалось убийство. У Сеппо Лорена так называемое алиби. Это по-латыни и означает «в другом месте». То есть Сеппо Лорен находится перед компьютером в своей с матерью квартире, а не у Даниэльссона несколькими этажами ниже.
– Относительно так называемого алиби. Я бы не слишком ему доверял, – возразил Альм. – Откуда нам знать, что он сидел там? Кто-то работал за его компьютером, фактически нам ведь только это известно. Где гарантии, что речь идет именно о Лорене.
– А кто же иначе? – спросила Надя. «Коллега Альм, наверное, полный идиот, что редкость даже в этом здании».
– Кто угодно из его знакомых, – объяснил Альм. – Он спланировал преступление, задействовал какого-то товарища, который может организовать ему алиби, нельзя ведь даже исключать, что он воспользовался помощью Акофели. Лорен же признается в своем знакомстве с ним.
– Разговаривал с ним однажды, когда Акофели разносил газеты, – перебила его Надя.
– По его словам, да, – уточнил Альм. – Если мы найдем того, кто сидел за компьютером Лорена, задачка решится сама собой, – добавил он.
– Я попытаюсь все поставить на свои места. – Надя сделала глубокий вдох, как бы набираясь сил.
– Я слушаю, – сказал Бекстрём. «Сейчас от чертова полена только ошметки останутся».
– Единственный, кто мог сидеть за компьютером Сеппо, – так это только он сам. Абсолютно исключено присутствие там какого-то другого лица.
– Откуда такая уверенность, Надя? – спросил Бекстрём.
– Просто Сеппо настоящий уникум, – сказала Надя. – Возможно, единственный в своем роде.
«О чем, черт возьми, она говорит? – подумал Бекстрём. – Парень же просто умственно отсталый».
– Этой ночью я сидела и занималась так называемыми судоку, вы знаете, японскими числовыми головоломками, ими полны все газеты. Разница с теми, какие он решал на своем компьютере, в том, что они трехмерные, примерно как кубик Рубика. Из журнала регистрации мне известно, насколько сложные варианты интересовали его и как он с ними справлялся. Щелкал их таким образом и с такой быстротой, что, по моему мнению, парень имеет уникальный ум. Возможно, он один такой во всем мире.
– Но парень ведь дурачок, – напомнил Альм.
– Нет, – возразила Надя. – Я, конечно, не врач, но, по моим догадкам, у него какая-то особая форма аутизма, которая прежде всего выражается в том, что он ограничен в части языка. По нашему мнению, он выражается как ребенок. На самом же деле он не говорит ничего помимо того, что ему необходимо для передачи информации. Подобно маленьким детям, до того, как родители научат их массе ненужных слов, иронии, сарказму и обычной лжи.
– То есть парень гений?
«О чем, черт возьми, она говорит?» – подумал Бекстрём.
– В том, что касается математики, без сомнения, – сказала Надя. – Инвалид в социальном плане? Конечно, поскольку мы подходим к нему с нашей меркой. Когда он ударил Даниэльссона по лицу в первый раз, по его утверждению, он поступил так, поскольку рассердился на него за то, что тот толкнул его мать. В следующий раз он делает это, так как рассердился снова, поскольку мать не хочет с ним разговаривать. Вряд ли ведь можно сказать лучше? Когда парень помогает Даниэльссону войти в лифт после первого случая, он говорит, что Даниэльссон взял лифт и поехал домой. А не то что Даниэльссон нажал кнопку лифта и поехал на первый этаж, где он живет. С целью потом войти в свою квартиру и закрыть за собой дверь. То есть все такое, что сказали бы нормальные взрослые люди, не имея понятия об этом деле. Почитай протокол своего собственного допроса, Альм, – добавила она.
– Ты абсолютно уверена, Надя, в том, что говоришь? – спросила Анника Карлссон.
– На сто процентов, – кивнула Надя. – Сегодня утром я отправила ему по электронной почте трехмерную судоку, с которой вожусь уже три недели и пока не смогла добиться ничего разумного. И получила ее назад почти сразу обратной почтой. Он даже объяснил, как мне надо все делать. Своим обычным детским языком.
– О'кей, – сказал Бекстрём. – Я думаю, здесь мы больше никуда не продвинемся. Вдобавок нам надо кое-что сделать.
– Я слушаю. – Анника Карлссон склонилась над своим блокнотом.
– Нам необходимо в третий раз провести поквартирный обход на Хасселстиген, 1, – сказал Бекстрём. – Возьмите с собой несколько хороших фотографий братьев Ибрагим и Хассана Талиба и проверьте, может, кто-нибудь видел их там. Особенно интересно, если их видели вместе с Карлом Даниэльссоном.
– По-твоему, возможна связь между двумя нашими убийствами и расследованием Тойвонена? – спросила Анника.
– Не знаю, – пожал плечами Бекстрём. – Тойвонен, похоже, верит в это. А поскольку я всегда старался идти навстречу коллегам, то подумал разобраться с этим делом.
– Тогда так и поступим, – согласилась Анника Карлссон и рывком поднялась.
– Я собирался сам помочь, – сказал Бекстрём, который уже несколько часов носил смертоносное оружие у левой щиколотки и страстно желал оказаться в джунглях перед зданием полиции.
– Я могу сесть? – спросила Надя, войдя в кабинет Бекстрёма уже через две минуты после встречи.
– Естественно, Надя, – сказал Бекстрём и улыбнулся ей своей самой дружелюбной улыбкой. – Да будет тебе известно, моя дверь всегда для тебя открыта.
«Интересно, как дела с водкой, которую ты обещала», – подумал он.
– Чем я могу помочь тебе? – продолжил он.
– Этим. – Надя подняла черный ежедневник Карла Даниэльссона.
– Мне казалось, мы уже разобрались с данным отрезком, – сказал Бекстрём.
– Я больше не уверена в этом, – возразила Надя.
– Рассказывай, – скомандовал Бекстрём, принял свою любимую позу и положил ноги на письменный стол так, чтобы его посетительница могла видеть по крайней мере ствол «зиг-зауэра».
– Что-то здесь не сходится, – сказала Надя.
