Аркадий Вайнер - Эра милосердия
— Мне кажется, это было дня три назад. Или четыре.
— Где?
— В коммерческом ресторане «Савой».
— Фокс был один?
— Нет, с Аней…
— Кто назначал встречу в «Савое»? Ручников? Или Фокс?
— Фокс. Я это точно знаю. Ручников говорил с ним по телефону.
— А кто кому звонил?
— Фокс ко мне домой позвонил, и я слышала, что Ручников его спросил: «Где встретимся?»
— А сколько раз вы видели Фокса?
Она пожала плечами:
— Точно я не помню, но, наверное, раз пять… Они ведь с Петром вроде дружков.
Жеглов наклонился к ней вплотную и спросил задушевно:
— Светлана Петровна, а может быть, делишки у них есть общие?
— Нет-нет, я уверена, что Ручников ни с кем никаких дел не имеет. Он мне всегда говорил, что у него специальность ювелирная и компаний ему не надо…
— А Аня, она всегда с Фоксом бывает?
Я смотрел на Жеглова — очень хорошо он допрашивал, в его вопросах не было угловатой протокольной жесткости, он давил ее очень мягко, настырно, словно любознательный сосед-сплетник в домашнем разговоре за стаканом чая, и сыпались вопросы безостановочно, вроде бессистемно, но таким образом, что она сосредоточиться не успевала.
— Аня? — переспросила Волокушина. — Кажется, всегда. Она ему жена. Или полюбовница, точно уж не могу сказать.
— А где живут они?
Волокушина руки прижала к груди:
— Честное слово, не знаю!
— Она блатная? — быстро и жестко спросил Жеглов.
— Нет, она похожа на приличную женщину… — удивилась Волокушина, и я видел, что Жеглов усмехнулся уголком рта: по тону Волокушиной было очевидно, что она и себя считает безусловно приличной женщиной.
— Они при вас разговаривали о своих делах? — поинтересовался Жеглов.
— Ну как-то так, между прочим. Они вообще о своих делах мало говорили. Но и от нас вроде бы не таились…
— Понятно… — протянул Жеглов. — Понятно… А чем Аня занимается?
— По-моему, она на железной дороге работает.
— На железной дороге? — Жеглов вцепился в нее бульдогом. — Кем? Стрелочницей? Проводницей? Кочегаром?
— Нет, что вы! Она как-то говорила — я не придала этому значения, — про вагон-ресторан. Может быть, она официанткой работает? Или на кухне?..
— На кухне, на кухне, на кухне… — быстро повторял Жеглов, потом поднял на меня взгляд, через голову Волокушиной спросил: — Володя, смекаешь?
— Продукты с базы и магазина, — кивнул я.
— Это ведь Эльдорадо, Клондайк, золотые россыпи — через вагон-ресторан пропустить такую тьму продовольствия — покачал головой Жеглов, потом поднял тяжелый взгляд на Волокушину и сказал очень внушительно: — А теперь вспоминайте, Светлана Петровна, очень старательно, изо всех сил припоминайте — от этого, может быть, вся ваша судьба зависит… Как они связывались — Ручников с Фоксом?
В глазах у Волокушиной была затравленность насмерть перепуганного животного. Жеглов, с его плавными движениями, мягкими жестами, вкрадчивым голосом, приковывал к себе ее внимание, как удав, и, если бы из дырки в полу вдруг вылетел Змей Горыныч, наверное, он не привел бы ее в такой ужас.
— Ручников звонил пару раз к Ане по телефону, — срывающимся голосом говорила Волокушина. — Но обычно Фокс сам звонил ко мне домой…
— Так, хорошо, — мотнул головой Жеглов. — Давайте, давайте припоминайте: о чем говорил Ручников с Аней по телефону?
— Я не уверена, но мне кажется, что он с ней и не разговаривал…
— А как же?
— Он говорил, один раз я это точно слышала: «Передайте Ане, что звонил Ручников». — И я видел, что Жеглов добился от нее искренности, она сейчас наверняка говорила правду.
— И что, Аня перезванивала вам после этого? — Жеглов стоял около нее, и я все ждал, когда он поставит свой хромовый сапожок на перекладину ее стула, но он удержался, а может, это было излишним — он уже достиг с ней контакта.
— Нет, после этого звонил Фокс. Мне кажется, что Аня никогда к нам не звонила…
— Прекрасно, прекрасно, очень хорошо, — бормотал себе под нос Жеглов, потом быстро спросил: — Как выглядит Фокс? Внешность, во что одевается?
Волокушина, припоминая внешность Фокса, задумалась, а Жеглов подошел ко мне и шепнул:
— Отвези Ручечника на Петровку и выколоти из него телефон Ани. Чтобы телефон был во что бы то ни стало! Крути его как хочешь, но расколи — душа из него вон! «Фердинанд» сразу верни за нами…
Я задержался в дверях, потому что услышал слова Волокушиной:
— …Всегда ходит в военной форме без погон, но форма дорогая, как у старших офицеров. И на кителе у него орден Отечественной войны. И две нашивки за тяжелые ранения…
Это меня почему-то очень разозлило и даже как то обидело — тварь такая, носит ворованный орден! Я и мысли не допускал, что у него могут быть свои награды. Бандит, тыловая сволочь, крыса…
И весь свой заряд злости на Фокса я разрядил в Ручечника. Он сидел с очень гордым и обиженным видом на задней скамейке в нашем автобусе и выстукивал за зубариках какую-то грустную мелодию. Копырин кивнул на него головой:
— Талант у личности пропадает, мог им кормиться заместо воровства.
А Тараскин не очень к случаю вспомнил особо понравившееся место из «Без вины виноватых»:
— Им, бросающим своих детей, все до лампочки…
Я подошел к Ручечнику и негромко сказал:
— Встать!
Он сердито и удивленно посмотрел на меня и, покрываясь красными пятнами досады и озлобления, крикнул:
— Ты тут не командовай! Найду на вас, псов проклятых, управу!
— Фоксу, что ли, на меня пожалуешься? — спросил я его серьезно и дернул за ворот красивого серого макинтоша: — Встать, я тебе сказал!
Он, видимо, сообразил, что у меня рука не легче, чем у дружка его Фокса, и проворно вскочил, злобно бубня себе что-то под нос. Я сказал Копырину:
— Давай на Петровку. — И стал быстро обыскивать Ручечника. В кармане у него нашел большой шелковый платок и велел Тараскину свернуть его кульком. Все остальное из карманов складывал в этот узелок. А себе оставил только его записную книжку — в красном кожаном переплете, с фигурным зажимом-замочком и маленьким золотым карандашиком. Необычная это была книжечка: на всех страницах алфавита только номера телефонов, без имен и фамилий. Штук сто номеров, и некоторые из них были с какими-то пометками — галочками, звездочками, крестиками, восклицательными знаками. Проверять их все — на месяц крутовни хватит. Но, правда, нам сейчас проверять их все и не надо было, этим можно будет позже, не спеша заняться. Две страницы меня интересовали — на «А» и на «Ф». Я рассуждал таким образом: если телефон Ани записан не на ее имя, то на имя Фокса. Так что или на «А», или на «Ф».
Автобус остановился в Каретном переулке, я взял Ручечника под руку и сказал ему таким тоном, будто мы уже с ним обо всем договорились заранее:
— Идем, Ручечник, сейчас мы с тобой Ане наберем, попросим к нам звякнуть.
Он дернулся, вроде бы руку хотел вырвать, но я его держал железно и тащил быстро за собой в подъезд. И он пробормотал только:
— Вот ты ей сам и звони и сам договаривайся…
На страничке «А» было три телефона, а на страничке «Ф» один. И пока шли по лестницам и коридорам, я быстро соображал, на какой номер мне надо точно указать Ручечнику, чтобы свалить его одним ударом.
Скорее всего, нужный мне телефон на букве «Ф», поскольку Ручечника Аня нисколько не интересует, это канал связи с Фоксом, он по нему Фокса достигает, а не договаривается о чем-то с Аней.
И прямо с дверей кабинета я сказал Тараскину:
— Коля, не хочешь позвонить очень милой женщине? Если понравишься ей, она тебя в вагоне-ресторане покатает, до отвала накормит…
— Всегда пожалуйста, — согласился Коля. — Давай номерок, наладим связь!
Я заглянул в книжечку, на страницу «Ф», и с замирающим от ужаса сердцем сказал:
— Номерок такой: К 4-89-18. — Захлопнул книжку и спросил у Ручечника: — Ну, что нам передать от тебя Ане? Привет? Или Фоксу поклон?
Ручечник скрипнул зубами, и я понял, что попал в цвет. А он сказал:
— Кабы мне по моей работе бабы не нужны были, сроду бы с ними, шалавами противными, слова не сказал! Языком, паскуды, как метлой, машут!
Он начал длинно, забористо ругаться матом; я понял, что сейчас-то уж мы из него ничего не вытянем, и отправил его в камеру. А вскоре приехал Жеглов. Он сел на свое место за столом, набрал номер телефона:
— Пасюк, это ты? Да. Не кончился еще спектакль? Ага! Значитца, когда появится этот англичанин, проводи его вежливенько к администратору, оформи заявление, протокол опознания шубы составь и возьми у них обязательно расписку, что шуба ими получена в полной сохранности. А какие еще разговоры? Ты ему тогда скажи, что у них там, в Англии, воруют не меньше. Да-да. И правопорядок определяется не наличием воров, а умением властей их обезвреживать! Вот так, и не иначе! Ну, привет…
