Андрей Кивинов - Высокое напряжение
– Заканчиваем.
– Там группа сворачивается, пошли на хату, надо с вещами определиться.
– Да, сейчас. Значит, так, Николай Филиппыч, будем считать, что дачный сезон для вас временно закончен.
– Как закончен? А клубника? Пропадет ведь!
– В горшках выращивайте. Сидим дома, пока не дадут разрешение на отъезд. И не просто сидим, а активно вспоминаем все про Марата, Юру и всех остальных. Ясно?
– Не ясно. Почему это я не могу уехать?
– Да потому, козел, – не выдержал Таничев, – что в твоей конуре парня убили…
– А-пр-пр…
– Паша, двинули.
Удивительно, но поезд прибыл точно по расписанию. Это редкость для дальних маршрутов. Проскочив с бешеной скоростью последние километры пути, он плавно замедлил ход буквально перед самой платформой и минута в минуту остановился на главном вокзале Санкт-Петербурга.
Сергей помог пожилой попутчице достать чемодан с верхней полки, спустил вниз свои коробки и рюкзак и стал пробираться к выходу из вагона. Узкий коридор был забит пассажирами, жаждущими побыстрей покинуть душную тесноту поезда.
Сергей впервые приехал в Питер, поэтому в настоящую секунду испытывал легкий трепет. В больших городах он, конечно, бывал. Даже в Москве, но Питер есть Питер. И командировочные заботы сейчас отошли на второй план. Прежде всего хотелось окунуться в неповторимую атмосферу северной столицы.
Он вышел на платформу и легким шагом направился в сторону здания вокзала. Больше всего ему сейчас не хотелось казаться приезжим, не знающим, как вести себя в незнакомой обстановке, поэтому он небрежно отказывался от услуг частников-водителей, шныряющих по вокзалу, и даже не смотрел на бегающих по платформе продавцов газет и сувениров.
Тем не менее перед огромным вокзальным залом-ангаром он в нерешительности остановился, прикидывая в голове дальнейшие действия.
Вокзал напоминал огромный человеческий муравейник: толкотня, суматоха, крики носильщиков: «Па-берегись! Па-берегись!», объявления об опоздании поездов, грохот от сцепки вагонов, шум от милицейских раций и, как фон, гул людских голосов.
Для начала – жилье. Сергей отошел к стенке, чтобы не мешать потоку пассажиров, поставил на землю коробки и достал из куртки заранее купленный путеводитель. Присев на одну из коробок, он начал внимательно изучать схему города, отыскивая на ней ближайшие от вокзала гостиницы. Выписав в блокнотик штук пять адресов, Сергей поднял поклажу и бодро зашагал к камерам хранения.
Когда Паша переступил порог квартиры, процедура осмотра уже подходила к концу. Эксперты потихоньку складывали свои хитрые приспособления в чемоданы; медик додиктовывал следователю результаты осмотра трупа; Костик Казанцев с участковым сортировали листы с данными поквартального обхода.
В углу, перед выходом, лежали изъятые при досмотре вещи: куски линолеума со следами неизвестно чьих – возможно, Таничевских или Гончаровских – ботинок, выпилы из косяков дверей, перепачканные криминалистическими порошками, и, в завершение, сама дверь, снятая с петель и приготовленная к выносу для исследования в лабораторных условиях.
Нынешний руководитель экспертной службы был застрельщиком прогрессивных методов обнаружения следов и предпочитал искать их в более спокойной обстановке и, соответственно, более тщательно. Поэтому экспертный отдел был полностью заставлен дверьми, косяками, различными полками, журнальными столиками и прочей домашней утварью. Вершиной изъятия вещественных доказательств стало старинное пианино, которое месяц назад Паша вместе с двумя техниками-криминалистами по указанию шефа еле-еле перетащил из осматриваемой квартиры в экспертный отдел. На пианино якобы остался след очень важной для дела ладони, исследовать который можно было исключительно в лаборатории.
К концу путешествия на пианино, наверно, не осталось вообще никаких следов, за исключением пятерней, принадлежащих Паше и ребятам-техникам. Однако, судя по звукам «Собачьего вальса», изредка доносившимся из-за дверей экспертного отдела, кто-то до сих пор продолжал искать улики внутри музыкального инструмента.
В результате захламления собственных апартаментов, эксперты мало-помалу начали отвоевывать помещения у соседей – у бухгалтерии, инспекции по делам несовершеннолетних и других служб. Под конец они ухитрились захватить даже женский туалет, быстренько переоборудовав его под очередную кладовую.
Начальство не препятствовало захвату чужих территорий потому, что ссылка на новые методы работы являлась абсолютно железным аргументом и дальнейшему обсуждению не подлежала.
Сегодня эксперты явно поскромничали, изъяв всего лишь дверь и несколько вещдоков, упакованных в коробки.
Паша, перешагнув через сложенное добро, подошел к Костику.
– Есть что-нибудь?
– Голяк. Вчера ж выходные были. Многие на даче.
– Что, совсем пусто?
– Так, по мелочам. Кто-то машину видел, но марку не запомнил, кто-то – черных подозрительных. Естественно, без примет.
– У нас любят все на черных валить. А по осмотру?
– Тоже почти ничего. Даже не можем определиться, что пропало. Вы в Челябинск отстучали?
– Отстучали. Ребята где?
– Таничев по пути в «адрес» зарулил, у него где-то тут «человек» живет. Вовчик в горпрокуратуре, за какой-то старый «глухарь» поехал отчитываться, а мичуринцы с хозяином сидят у нас.
– Хозяин что?
– Да ничего, – сплюнул Гончаров.
– Понятно.
Оба еще с минуту повздыхали. Строить версии вслух для демонстрации своей находчивости и дедукции они не хотели, поэтому предпочитали молчать.
Приехала спецмашина из морга. Санитары, положив на носилки тело Юры, накрыли его простыней и вынесли из квартиры.
– Ключи нашли? – вновь обратился Паша к Казанцеву.
– Да, в куртке.
Из второй комнаты выглянул один из экспертов:
– Мужики, гляньте, чего надыбал.
В руках он держал обыкновенный одноразовый шприц с бурыми разводами на внутренней поверхности.
– Под диваном, вон там валялся. Судя по всему, давно – пыли многовато. Я упакую на всякий случай…
– Давай.
Паша еще раз бегло осмотрел комнату, несильно стукнул кулаком по испачканной стене и зло прошептал, обращаясь непонятно к кому:
– Тьфу, бля…
Таничев постучал в дверь, хотя на косяке имелся звонок. Это было заранее оговорено – «на случай незапланированных визитов». У «человека» мог кто-нибудь быть, и, позвонись Таничев, хозяину пришлось бы открывать, а когда постучат, можно сослаться на соседских ребятишек, постоянно мешающих мирному отдыху.
«Человек» был один. Он осторожно приоткрыл дверь, оставив щелку в два пальца шириной, и, наконец убедившись, что не ослышался, впустил Таничева, после чего запер замок на два оборота.
Петрович, не снимая ботинок, знакомым путем прошел на кухню, вытащил из-за пазухи купленную в ларьке бутылку «Пшеничной» и сел на шатающуюся табуретку.
– Закусь найдешь?
«Человек» кивнул, покопался в небольшом стареньком холодильнике, извлек из него горбушку вареной колбасы и миску с квашеной капустой. Затем достал из полиэтиленового пакета полбуханки черного хлеба и присоединил к имеющемуся ассортименту.
Два граненых стакана дежурно стояли на белом кухонном столе. Таничев зубами сорвал пробку с бутылки и наполнил стаканы до половины.
– Давай, за встречу.
Оба, не чокаясь, опрокинули водку, крякнули и закусили капустой. Петрович достал измятую пачку «Беломора» и, закурив, небрежно бросил ее на стол.
«Человек» сел на вторую табуретку и тоже прикурил, затушив спичку пальцами разрисованной наколками руки.
– Как жизнь?
– Живу. Тебя что не видно давно?
– Я перешел из отделения.
– Повышение?
– Не сказал бы. Так, профиль другой. Ты-то где? Все в магазине?
– Там. Мне хватает. И с харчами всегда. Импорта, правда, много стало, дорого. Доллар растет, тырить рисково, кто заметит – настучит. Могут вытурить.
– Что нового в районе?
– А что у нас нового? Витька рыжий сел за «карман», Танька-Катастрофа коньки кинула – «красной шапочкой» объелась. А так, пустота… Водка «Распутин» – один раз вверху, второй – внизу…
– Твоя-то где?
– На работе еще. Скоро должна. Тоже какая-то стала. Придет, и к телеку сразу – Барбар всяких смотреть. Хоть выкидывай.
– Кого, ее?
– Телевизор.
– Ясно.
Таничев плеснул в стаканы, и оба повторили заплыв на короткую дистанцию.
– Ты что, по делу?
– Да так, мимо шел, решил навестить.
– Говори… Стареешь ты, Петрович. Последний раз веселее был.
– Можно подумать, старость влияет на настроение. Ты, что ль, не стареешь?
– По мне не так заметно. А тебе полтинник дать можно.
– Пустые разговоры. Сколько написано на роду, столько и протяну. Я, слышь, чего говорю? Парня на Вишневке зарезали, восемнадцать лет. Знаешь чего?
– Когда?
