Андрей Кивинов - Благие намерения
Его зажигательная речь была прервана очередным зевком.
— Ну, лады, давайте и адвоката… Макс, ты чего зеваешь-то? Если в засаде не был?
— Я дочку до утра ждал. Юлька школу закончила.
— Поздравляю, — Шишкин хотел добавить: «С тебя бутылка», но что-то его удержало.
В тесной клетке в зале суда Серега Кедров выглядел куда увереннее и спокойнее, чем в комнате дачного домика в поселке Горелово. За окном сияло солнце, за околицей текла речка, в которой он на рассвете, пока безлюдно, рискнул искупаться, на столе красовался натюрморт из свежих огурцов и помидоров, стройных стрелок лука, завитка украинской колбасы. Смачную картину дополняла початая бутылка беленькой. Все то, о чем мечталось в следственном изоляторе. Мечты сбываются…
Но руки у Сереги тряслись — и вовсе не от водки, которую он почти не пил. И левый глаз дергался. На суде Кедров держался куда лучше — собран был, как волчара перед прыжком. Ведь на кону — свобода.
И вот он свободен. Нет ни наручников, ни конвойных. Он совершенно один. А одиночество в данной ситуации — отнюдь не лучший спутник. Голос сообщника в мобильной трубке не в счет.
— Так есть шанс, что выживет?..
— Есть, — после некоторой паузы ответил голос.
Подельник Кедрова с космической фамилией Лунин вообще все делал неторопливо и обстоятельно. Для мошенника — наипервейшее качество.
— Без сознания, но шанс есть. По телевизору сказали. Зря два раза палил. Остановить — одного бы хватило.
— Ты даешь, нах! — обозлился Кедров. — Тебя бы на мое место. Разы считать! По любому сваливать надо срочно. Как там у тебя?..
— Лучше пережди, пока менты успокоятся, — рассудительно предложил Лунин.
— Сколько можно ждать?!
— Все равно паспорт пока не готов.
— Так поторопи их, нах!..
Своей неторопливостью Лунин часто раздражал Кедрова, но в нынешней ситуации — особенно. Конечно, над ним не капает…
— Они работают и не подведут. Но у каждого свои проблемы. Продукты не кончились?
— Да пошел ты со своим продуктами!!
— Ну, тогда отсыпайся, — напутствовал Лунин. — Все, до связи.
Сообщник отключился.
Кедров схватил со стола помидор, сжал его в ладони… На пол брызнул кровавый… нет, всего лишь томатный сок.
Вряд ли можно где-нибудь увидеть такое скопление взволнованных и растерянных людей, как в дни приема документов и вступительных экзаменов у дверей высших учебных заведений. Исторический факультет Санкт-Петербургского Государственного университета в этом смысле исключением не был. Лица абитуриентов и их родителей, входивших в массивные двери и выходивших из них, выражали все возможные степени неуверенности — от минимальной до абсолютной.
На этом мрачноватом и нервозном фоне человек в легком, но изящном светлом летнем костюме, листавший на скамейке у входа «Вестник Академии наук», казался инопланетянином, случайно залетевшим на нашу беспокойную планету. Он был расслаблен и спокоен, он элегантно закинул ногу на ногу, по светлой парусиновой туфле его ползла большая божья коровка, а выражение лица свидетельствовало, что человек бесконечно далек от мирской суеты. И действительно, суета эта — ничто в сравнении с теми вселенскими проблемами, которые обнажили результаты новейших фундаментальных исследований…
— Юль, ты иди, сдавай документы, а я здесь подожду, — сказала Ирина Виригина. — Чего там толкаться-то…
— Хорошо, мам.
Юля открыла тяжелую дверь. Мать хотела ее перекрестить, но подумала, что еще не время. Три экзамена впереди…
Она огляделась и вдруг заметила солидного мужчину с академическим журналом. Вся его фигура излучала уверенность. Ирина как-то сразу успокоилась.
— Извините, можно рядом с вами присесть?
— Пожалуйста-пожалуйста…
Лунин — а это был именно он, мошенник широкого профиля, который гордился не только своим талантом изменять внешность (сейчас он вышел на дело в накладных бороде и усах и казался гораздо старше своих лет), но и впечатляющим диапазоном своих афер, от «вузовских» до «промышленных», — слегка подвинулся. Мог бы и не двигаться, и так сидел ближе к краю скамейки, но этим движением он еще больше бессознательно расположил к себе собеседницу.
— Что, дочка поступает?.. — участливо поинтересовался он.
— Да… документы вот подаем.
— История нравится?
— С детства увлекается. Даже на районных олимпиадах побеждала.
— Умница!..
— А теперь вот об университете мечтает, — Ирина и не заметила, как втянулась в разговор.
— Похвально, — кивнул Лунин. — Наш факультет котируется. Одна из лучших в стране научных школ.
— Вы здесь работаете?..
— Преподаю, — Лунин чуть наклонил голову, достал из кармана серебристую визитницу. — Печатников Виктор Тимофеевич. Доцент. Десять лет на одном факультете. Ветеран, можно сказать.
Ирина повертела в руках визитку. Подумала. И решилась. А чего теряться, если судьба сама предлагает шанс.
— Тогда можно вам вопрос нескромный задать?..
— Что ж, попробуйте, — улыбнулся лжедоцент.
— Сюда поступить возможно? Я имею в виду просто так, с улицы.
— Отвечать честно? — переспросил «Печатников».
— Ну, разумеется! Как же еще!
— К сожалению, практически нереально. Слишком большой конкурс. Это же не пустые слова: «Одна из лучших школ»! Только если на платное.
— И даже при хороших знаниях?..
— Даже при отличных, — в голосе Лунина сквозило деятельное сожаление.
— Так я и думала, — вздохнула Ирина. — А что бы вы посоветовали?
— Давайте пройдемся, — предложил Лунин. — Мне, старику, порой хочется размять свои косточки…
«Доцент» поднялся. В руке у него оказалась деревянная трость, которую Виригина поначалу не заметила. Ирина и доцент побрели по коридору с колоннами, который опоясывал здание факультета.
— Репетиторов, конечно, грамотных можно подыскать, — продолжил Лунин после некоторого молчания. — Из моих же коллег. Но это без полной гарантии.
— А с полной?.. — решительно спросила Ирина. Дочь-то у нее одна…
«Доцент» чуть заметно прихрамывал. С ответом не торопился. Было видно, что он взвешивает все «за» и «против».
— С нашим деканом, Григорием Николаевичем, у меня отношения хорошие, разумеется…
— И сколько это будет стоить? — Ирина решила обойтись без экивоков.
— А вы деловая женщина!
— Жизнь научила.
На самом деле Ирина собиралась дать взятку впервые в жизни.
— Думаю, тысячи три.
— Долларов?
— Евро. Петербург — подлинно европейский город, не так ли? — улыбнулся «доцент». — Культурная столица.
Примерно такую цифру Ирина и ожидала услышать. Но в глубине души надеялась на меньшую.
— Немалые деньги.
— Меньше вряд ли получится, — мягко сказал Лунин. — Хорошо бы в эти уложиться… Но это, я думаю, реально…
Из дверей факультета показалась Юля, нашла взглядом мать, махнула рукой.
— Дочка идет. При ней не надо…
— Там, на визитке, мой мобильный, — поклонился Лунин. — Надумаете — звоните… Всего доброго.
И он прохромал мимо Юли, опираясь на элегантную трость, ко входу на заветный факультет.
Проведя бессонную и бесполезную (Кедров не появился) ночь и все утро (до полудня!) в тесной тумбе, Рогов думал, что будет чувствовать себя гораздо хуже. Ан ничего: кости хоть ломило, но не смертельно. Своим ходом Вася смог добраться до дома и даже душ принял, прежде чем завалился в кровать. «Обошлось…» — удовлетворенно подумал он, проваливаясь в черный квадрат сна.
Во сне он увидел себя артистом цирка — его выносили на арену в прямоугольном ящике, а великий фокусник Кио на глазах у тысяч зрителей распиливал офицера «убойного» отдела ровно пополам. Было много аплодисментов, цветов, а маленькая девочка в розовом платье принесла Васе букет роз и сунула прямо в зубы… Васина челюсть, вдруг выросшая до невероятных размеров, легко сомкнулась, удерживая массивные стебли, усеянные колючками. На рукав Рогова закапала кровь, но букет он не выронил, заслужив бурные овации зрителей.
В общем, аншлаг и триумф!..
Потом, правда, снилось, что его пытаются похоронить живьем. Как в свое время писателя Гоголя. Шишкин выступает на похоронах: «Мы навсегда запомним Василия Ивановича как самого сметливого и прыткого», а Вася пытается закричать из гроба, что жив, и не может открыть рот…
Но это ведь сон, всего лишь сон, пусть и неприятный.
Однако, проснувшись на следующий день ни свет ни заря, Вася понял, что ничего не «обошлось». Во-первых, он не смог распрямиться. Не смог, и все. Так и чистил зубы (к счастью, они не увеличились в размерах), и кофе пил, согнувшись в три погибели, как питекантроп на картинке в школьном учебнике. Во-вторых, все тело страшно болело, будто бы… Будто бы… Даже сравнить не с чем: словно провел много часов в мебельной тумбе.
