Анджей Пивоварчик - Открытое окно
– Конечно, о том, кто звонил, ничего не известно?
– Тот, кто звонил, отрекомендовался врачом. По показаниям студента, голос звонившего был низкий и, вероятно, нарочито измененный. Впрочем, расспросишь студента сам. Его фамилию и адрес найдешь в бумагах, которые передал тебе старик.
– Значит, – продолжал я, – так называемый врач появился в доме после ухода жены и служанки. Сказал, что пришел вместо студента, и…
– И проявил при этом необычайное хладнокровие, – продолжал НД. – Видимо, он был приглашен в комнату, приготовил шприц, а затем… ввел пациенту яд, состав которого нам пока неизвестен.
– А какое лекарство вводил студент?
– Строфантин.
Как рассказал дальше НД, жена и служанка вообще не слышали о том, чтобы покойный вызывал врача. Версия, что он доверил незнакомому человеку сделать себе укол, выглядела нелепой. Кто-то должен был прибывшего рекомендовать. Или же прибывший мог рекомендовать себя сам, по телефону.
– Тот, кто там побывал, не оставил никаких следов. Действовал все время в перчатках, по крайней мере после укола, ибо, пока его жертва была жива, это вызвало бы подозрение… Ящики стола были открыты ключами, всегда лежавшими на столе. По словам вдовы, покойный прятал ключи, только когда уходил из дому.
– А ампула? Или вата?
– Их, конечно, убийца унес с собой, – ответил НД.
За дверями кабинета послышались шаги, это по просьбе НД принесли каталоги из библиотеки.
– Это, как видишь, американский каталог Скотта, – пояснил НД, – А вот здесь, в разделе «Польша», есть нужная нам рубрика: «Десять крон», цвет фиолетовый, светлый или темный. Речь идет о доплатной австрийской марке, надпечатанной в 1918 году почтовым ведомством Кракова, на марке черпая надпись: «Польская почта». Всего таких марок с этой надпечаткой было пятнадцать штук… Таким образом, полный комплект польских марок могут иметь самое большее только пятнадцать человек. Пятнадцать из пятидесяти миллионов свихнувшихся филателистов! Короче: «Десять краковских крон» – это уникальная марка!
НД протянул руку к телефонному аппарату, переключил на прием громкоговоритель и, набрав номер, спросил:
– Это ты, Олесь? Привет, как дела?
Я слушал его разговор с хирургом, доктором Александром Кригером.
– Дела идут… Тебе что-нибудь нужно, Юлек?
– Видишь ли, тебе известно о марках все, что с ними происходит на земле, под землей, во вселенной и вне ее…
– Ты хочешь встретиться с почтовыми работниками рая?
– Мерси, пока нет… Скажи, Олесь, сколько примерно может стоить марка «Десять краковских крон», надпечатка на австрийской доплатной?
Голос на том конце провода посерьезнел.
– Я ведь тебе вчера говорил…
– Да, но у меня сидит один из моих друзей, новичок в этом деле, необходимо, чтобы он сам услышал.
– Так вот к сведению твоих друзей: теоретически – не менее пятидесяти тысяч. Теоретически потому, что «Десять краковских крон» появляется в продаже раз в двадцать пять лет. Изюминки такого сорта уплыли от нас задолго до сентября тридцать девятого года. Во время войны гестапо тоже кол-лек-ци-о-ни-ро-ва-ло. Я знаю случай, когда владелец одного такого экземпляра был отправлен в Освенцим. Рейхсбанк продал Швейцарии два экземпляра «Десять крон» за валюту… Есть еще вопросы?
– Нет, спасибо, Олесь! Будь здоров!
– Взаимно! – закончил беседу доктор.
– Теперь уразумел? Вот так-то, – удовлетворенно произнес НД. – А если говорить о коллекции марок «За лот», то, по утверждениям вдовы, в комнате убитого коллекционера их было тысяча двести шестьдесят три… Помножь эту цифру на две с половиной тысячи злотых за штуку, то есть на цену одной марки но каталогу… Завтра и послезавтра я буду занят. Но сейчас, если хочешь, поеду с тобой на место преступления. Да… открытое окно. Как я допустил такое! – добавил он, злясь па себя.
Было ясно, что из разговоров с доктором Кригером НД знает о марках гораздо больше, чем я узнал за всю мою жизнь. Так как доктор, заядлый филателист, уже побывал на квартире сразу же после убийства и грабежа и осмотрел то, что осталось в альбомах, я решил просить его о помощи: мне необходимо было связаться с ним лично.
– Подожди, – сказал НД. – Я это организую.
Он опять набрал телефон Кратера.
– Слушай, Олесь! Есть человек, который хочет угостить нас ужином. Сегодня. В девять в «Бристоле». Подходит?
Упрашивать доктора не потребовалось.
Таким образом, хоть я и не собирался, но вынужден был в связи с убийством коллекционера раскошеливаться.
– Половину расходов я беру па себя, – рассмеялся НД. – Половину расходов на минеральную воду, – уточнил он, чтобы у меня не было никаких иллюзий.
Глава 3
Когда мы подъехали к вилле, солнце уже садилось. По асфальтированному шоссе, протянувшемуся вдоль Вислы, мчались мотоциклы. По Висле, королеве польских рек, плыли парусные лодки, недалеко от берега усердно тренировались, видимо, еще неопытные гребцы «шестерки».
– Жаль, что нет времени, – сказал НД и зашагал напрямик к улице, сбегающей к Висле. – Рванул бы я сейчас кролем стометровку. – Он с тоской оглянулся на реку. – Как думаешь, Глеб, доплыву до того берега и обратно? Я пожал плечами.
– На всякий случай позвони патрулю речной милиции, чтобы там знали, в каком месте тебя из воды вытаскивать… Зачем осложнять людям жизнь, заставлять их тратить массу времени на поиски твоего трупа?
– Думаешь, я уже ни на что не способен? – Он лихо перемахнул через груду камней.
Но прыжок был уже не тот, что случалось нам делать когда-то в партизанском отряде. Много лет утекло с той поры. НД пока еще не оброс бюрократическим жирком. Старался избегать всевозможных совещаний и конференций, где переливают из пустого в порожнее.
Если удавалось затащить его на какое-то совещание, то он сидел и уныло смотрел в потолок с таким несчастным видом, словно проиграл судебный процесс. Особенностью НД были его так называемые идеи…
То, что он так заинтересовался убийством коллекционера (хотя это и не входило в его обязанности), объяснялось и необычным характером преступления, и тем, что… окно осталось открытым!
Мы шли по насыпи к вилле, красная труба которой уже виднелась из-за деревьев.
– Как ты думаешь, преступник после убийства пошел прямиком к Висле, где мог сесть в автобус или уехать на своей машине? – спросил я.
– Думаю, что нет. Это было бы слишком рискованно, – отозвался НД. – В то время дня улица была для него гораздо безопаснее. Во-первых, идущий напрямик через поле человек слишком заметен. Во-вторых, когда было совершено преступление, шел дождь, а преступник явно из тех людей, которые хорошенько все обдумывают, прежде чем что-то делают. На земле отпечатались бы следы. На тротуаре в дождь следов не остается… А, чтоб его… Ведь я и вправду оставил окно открытым!
Мы вышли на улицу, где находилась вилла. Уже видна была каменная ограда, отделявшая дом и палисадник от тротуара.
Пробраться в комнату через окно особого труда не составляло, так как калитка из железных прутьев вполне могла заменить лестницу.
– Открытое окно еще не факт, что туда кто-то пробрался, тем более снаружи, – буркнул я, сам сомневаясь в своих словах.
– А я уверен, что только самый последний кретин не воспользовался бы такой возможностью! – отрезал НД. – Мы заперли комнату и опечатали дверь, то есть не только изолировали комнату, но тем самым и обезопасили кого-то от вдовы и служанки! И он оказался бы идиотом, если бы не заметил этого.
– Каркаешь…
Я не договорил, так как НД вдруг уронил спичечный коробок. Мы находились в двух шагах от ограды, как раз напротив калитки. Я хотел было нагнуться за спичками, но НД остановил меня:
– Не трогай и молчи…
Он сунул в рот сигарету и, когда мы проходили мимо калитки, остановился и стал рыться в карманах. Затем, как бы спохватившись, вернулся назад и поднял с тротуара коробок. Прикурил, спрятал спички в карман и, поравнявшись со мной, со злостью прошипел:
– Он уже побывал там. Я видел следы. По калитке он влез на ограду, а затем через окно в комнату. Мы должны сделать вид, что не заметили этого. Пойдем осмотрим комнату…
Я осторожно оглянулся. Из любого дома на другой стороне улицы, спрятавшись за штору, можно наблюдать из окна за тем, что происходит возле виллы и в интересующей нас комнате.
Сначала на резкий пронзительный звонок никакого ответа не последовало, и только минуту спустя раздались шаркающие шаги.
– Кто там? – послышалось из-за двери.
– Это вдова, – шепнул НД. – Кажется, она одна… Откройте, пожалуйста! Узнаете мой голос? – громко сказал НД.
Дверь беззвучно открылась, и мы очутились в темной прихожей. Пожилая женщина, высокая и худая, одетая в черное платье, протянула руку к выключателю. Вверху тускло заблестела лампочка. Но и после этого в прихожей ничуть не стало светлее.
