Николай Леонов - Мент поганый
Людей, которые приняли на свой баланс данный дом отдыха, во всем мире называют бизнесменами. У нас таких людей не признают, объявили вне закона, отодвинули в тень, но от этого они не исчезли, живут. Вот они и приехали в собственный дом отдыха.
Ну, хозяева приехали, так им сам бог велел, а как сюда полковник милиции пробрался? И не только пробрался, еще занял один из восьми люксов. Хозяева, обнаружив полковника, будут очень удивлены, можно сказать, шокированы, беспременно начнут выяснять, откуда он взялся. Однако ничего они не выяснят, так как у бизнесменов свои секреты, а в команде Гурова – свои, и дураков ни здесь, ни там не держат.
В своих апартаментах Гуров расставил простейшие ловушки и, вернувшись с прогулки, установил, что гости здесь побывали. Люди они были либо предельно наглые, либо неквалифицированные и в количестве как минимум двух персон. Что они искали или надеялись найти, являлось для сыщика загадкой, над которой он не мучился, лишь пожал равнодушно плечами. Арсенал его состоял из двух пистолетов: «вальтера», изящного оружия ближнего боя, которое Гуров всегда держал при себе, и «кольта» одиннадцатого калибра, из которого со ста метров, словно иголкой легкую ткань, можно прошить любой автомобиль. «Кольт» хранился в машине, и обнаружить его мог только профессионал.
Гуров запер дверь, разулся и пустился гулять по роскошному серебристому паласу, с удовольствием оглядывая апартаменты. Гостиная метров тридцать, не меньше, на полу, как уже сказано, палас, стены затянуты тканью, два огромных окна, автомобиль может въехать, шторы дорогие, тяжелые, с золотыми кистями. Сыщик не удержался, потянул за витой шнур – ничего не клинилось, шторы мягко сошлись. Тогда он начал зажигать торшеры, которых оказалось четыре, присел за письменный стол, кресло было жесткое, деловое. В противоположном углу – два кресла, низких, плюшевых, между ними столик, такой изящный и хрупкий, что тронуть его сыщик не решился. У правой стены – бар, обыкновенный, с зеркальной стенкой, бутылки тоже обычные: «Столичная», коньяк «Енисели», виски «Джон Уокер», плитка шоколада, какие-то конфеты. Холодильник салатного цвета, ростом чуть выше Гурова, дверца открывается мягко, внутри светло и прохладно. Сосиски, пиво, маслины и икра в банках, а кефир и молоко в бутылках.
В дальнем углу телевизор и видео с дистанционным управлением. Именно по такому телевизору в передачах из «их» жизни каждый мог неоднократно видеть такой вот номер: бар, холодильник с таким же содержимым. Если человеку показывают красивую жизнь, почему бы и не посмотреть? Они так далеко, что даже и не завидно. А вот если у нас у кого-то появится нечто подобное, значит, наверняка наворовал. А раз так – поделим или пропьем, не сумеем завладеть – так уж разломаем наверняка.
Гуров раздвинул двери и прошел в спальню, обставленную простенько, но со вкусом. Лежбище, иначе это низкое, размером два метра на два ложе назвать трудно, было затянуто чем-то розовым, шелковым и блестящим, телефон, торшеры, бра, небольшой телевизор, встроенный шкаф во всю стену, в котором сиротливо болтался вечерний костюм Гурова, и дверь в ванную комнату, о размерах и комфортабельности которой даже говорить противно. В такой ванной вполне могла бы разместиться однокомнатная квартирка, обещанная верными поклонниками социализма каждому москвичу к двухтысячному году.
Полковник Гуров, захвативший столь скромные апартаменты абсолютно незаконным образом, скинул одежду и решил принять душ.
Борис Андреевич Юдин в свои неполные шестьдесят любил молоденьких блондинок, носил только «штатскую форму», джинсовые куртки, вместо галстука повязывал платки, предпочитал ковбойские сапоги либо кроссовки. На запястье у него тускло поблескивал золотой «Ролекс», зажигалка тоже была неброская, платиновая. Движения Юдина были легки, но неторопливы, с лица не сходила улыбка, порой насмешливая, иногда усталая, реже – искренняя. Глаза он носил карие и умные, честно предупреждая, с кем вы имеете дело, никогда простачка из себя не изображал, голос использовал негромкий, что вынуждало окружающих вести себя тихо, жаргонных слов и вульгаризмов не употреблял.
Он никогда не брал в руки оружие, врагов не имел: само собой как-то так получалось, что стоило человеку встать у Юдина на пути, даже не обязательно поперек, а хотя бы по касательной, как с тем человеком происходили неприятности. Один в автокатастрофу попадал, у другого миллионная дача сгорела. А третий со шлюшкой запутался и за изнасилование устроился в колонию строгого режима лет на несколько.
В общем, у Бориса Андреевича Юдина врагов не было, они созреть не успевали, устранялись. Юдин имел свой бизнес, на данную встречу приехал крайне неохотно, так как с руководством Корпорации в настоящее время деловых связей не имел, но необходимость такой встречи отлично понимал.
Номер Юдина был точной копией вышеописанного, лишь оформлен в другой цветовой гамме. Борис Андреевич полулежал в низком кресле, разглядывая на свет высокий бокал с янтарной жидкостью. Очередная блондинка распаковала вещи. Нина уже отметила двадцатилетие, имела все данные для участия в конкурсах красоты, но не участвовала. Так как два года назад приобрела покровителей, квартиру, «Жигули», дензнаки и всю остальную атрибутику, необходимую для молодой красивой женщины. Нинель Алексеевна Журба, а именно так было записано в паспорте, за два года, извините за пошлость, прошла огонь, воду и медные трубы, рассталась с иллюзиями, научилась не задавать вопросов, быть ласковой, но хозяина не утомлять, никогда не просить, ничего не упускать, всегда находиться в хорошем настроении и не становиться рабой.
Вот и сейчас она давно уже разложила белье, повесила в шкаф одежду, но в гостиную не входила, видела, что Борис чем-то озабочен и хочет побыть один.
А он разглядывал бокал с виски, недовольно сопел и косился на листок бумаги, который лежал на журнальном столике. Юдин подтолкнул к себе листок, взглянул на записку и вновь недовольно отвернулся.
Записка была лаконичной: «Гуров Лев Иванович, сотрудник МВД СССР, поселился вчера вечером».
– Борис, я на полчасика займу ванную? – спросила Нина, не выходя из спальни.
– Разумеется, – он махнул рукой.
Почему-то Нина решила, что Юдин хочет поговорить по телефону, и задвинула за собой дверь. Борис Андреевич одобрительно кивнул, снял трубку, набрал номер и, когда администратор ответил, недовольно спросил:
– Как он поселился? Кто разрешил?
– Борис Андреевич, я Георгию Акимовичу уже объяснял… В понедельник была телефонограмма, чтобы приготовить четыре номера. Во вторник приезжает человек и говорит, мол, номер заказал, ждут…
– Болван, – перебил Юдин и положил трубку. Тут же снял вновь, позвонил в соседний номер Мельнику, но того в номере не оказалось.
Георгий Акимович Мельник в свои сорок с небольшим обзавелся солидным брюшком и лысиной, которую тщательно закрывал зачесанными набок длинными прядями иссиня-черных волос. Покрытые лаком, они делали голову похожей на шар. Образ дополняли розовые свисающие щечки, нос клювиком, под которым шлепали мясистые алые губы, и широко расставленные глазки, цветом и суетливостью напоминающие шарики ртути. Такая внешность могла бы вызвать улыбку, но у людей, хорошо знавших Гоги, разговор с ним, как правило, веселого настроения не создавал.
Мельник постоянно носил классические костюмы, сшитые у отличного портного, отутюженные, накрахмаленные рубашки с галстуком и дорогую импортную обувь. Ну и, безусловно, массивный перстень, который красовался на некрупной руке Мельника, перерезая его пухлый палец.
За несерьезной внешностью опереточного фигляра скрывался умный, хитрый и жестокий Георгий Акимович Мельник – человек, непрерывно мучающийся комплексом неполноценности, глубоко несчастный и обаятельный, как греющаяся на солнышке кобра.
Авторитет Гоги Мельника в Корпорации зиждился на боевиках, числа которых, кроме него самого, никто не знал. Он контролировал деятельность почти всех крупных рэкетиров Москвы и области. Деньги стекались к нему по сотням тоненьких каналов, которые, словно ручейки, соединившись, образовывали могучую реку.
Затем деньги отмывались и направлялись в официальный бизнес, вкладывались в совместные предприятия, превращались в валюту. Если финансисту Корпорации требовалось кого-то припугнуть, сжечь дачу, разгромить кафе или офис, он обращался к Гоги Мельнику и мог быть уверен, что все его пожелания будут выполнены точно и в срок. Десятки, кто знает, может, и сотни безжалостных вооруженных парней беспрекословно выполняли волю Гоги. Секрет его власти был довольно прост и заключался в том, что Георгий Акимович Мельник был талантлив, даже гениален. Вероятно, бог задремал, и дьявол ткнул острым пальцем наугад и угодил в народившегося Гоги. Для него не существовало в человеческой душе тайников, и чем темнее оказывалась душа, тем легче она становилась добычей Гоги. Он знал каждого из своих десятников, безошибочно определял наиболее уязвимое место человека, куда следует надавить, с какой силой и как долго. Он верхним чутьем определял усталость, разочарованность, возможность предательства или срыва. Отработавших убирал. Почуяв сговор, излишнюю, с его точки зрения, сплоченность, тасовал свою дьявольскую колоду, отрезал, подравнивал, сдавал и всегда был при козырях.
