Александра Маринина - Шестерки умирают первыми
– Да нет же, не ошиблась я, – стала горячиться старушка. – Я же каждое слово слышала. Она с другом его… Вот из-за этого он и разозлился. Он прямо так и сказал, мол, когда ты с пьяных глаз с такой же швалью, как ты сама, валяешься, так это черт с тобой, это твое личное дело. Я тебя давно не трогаю, поэтому, если ты на себе заразу какую-нибудь таскаешь, меня не волнует. Но его, дескать, ты не имела права за собой тащить, он мужик слабый, поддался тебе, ну и так далее.
– А она что же? Что-нибудь отвечала?
– Ой, вы знаете, она, наверное, сильно пьяная была. Потому что началось-то все не с того, что он ее поймал, а она сама ему рассказала.
– Как это?
– Да вот так. Он ей замечание сделал какое-то безобидное, а она завелась с пол-оборота, ну ее и понесло. Мол, ты сам только своей работой живешь, ничего тебя в жизни не интересует, хоть бы ты по бабам шлялся, так хоть на нормального мужика был бы похож, а так – ни рыба ни мясо, ни педик, ни импотент. Вот Димка твой – он настоящий мужик, сразу видит, чего женщина хочет, и умеет сделать так, чтобы она была довольна. Вот тут он и начал кричать. Честное слово, первый раз за все годы я слышала, как он кричит. Вот те крест. А Верка его слушает и отвечает невпопад как-то, не про то, я потому и говорю, что она, наверное, совсем не в себе была. Он ей про друга, а она ему про сестру чью-то, не то про его, не то про свою. Он ей говорит, что она могла его друга, Димку-то этого, заразить чем-нибудь, а она ему отвечает, что, мол, конечно, сестра чихнет – а для него уже мировая катастрофа. Видать, совсем мозги-то пропила, уже не понимает ничего.
– Может быть, – согласилась Настя, только чтобы что-нибудь сказать.
Значит, Дмитрий Платонов переспал с женой Сергея Русанова, шлюхой и алкоголичкой. И Сергей, ни в малейшей степени не покоробленный неверностью жены и недостойным поведением друга, рассердился только из-за одного: он боялся, что Дмитрий заразился какой-нибудь гадостью от его жены и принесет потом (если уже не принес) эту гадость его горячо любимой сестре Елене. Похоже, привязанность брата к сестре была и в самом деле такой сильной, как говорил сам Русанов. Настолько сильной, что перекрыла эмоции, связанные с поступком жены и друга. Настолько сильной, что могла заставить ненавидеть Платонова, который предал Елену, опустившись до мимолетной связи со спившейся женой друга. В глазах Русанова Дмитрий сразу свалился на две ступеньки ниже. Подонок, потому что прикоснулся к жене друга, близкого и давнего друга. И дурак, потому что спутался со шлюхой, спавшей бог весть с кем. И вдвойне дурак, потому что одно дело, когда ты спишь со шлюхой и на этом останавливаешься, и совсем другое – когда ты после этого идешь к прелестной юной девушке, которая тебя любит и тебе доверяет.
Русанов мог начать ненавидеть Дмитрия. А это уже многое меняло…
2
Дмитрий так болезненно ощущал, что время идет, а он так ничего и не придумал, что ему казалось, будто с каждой прошедшей минутой из него уходит частица жизни. Каждая прошедшая минута приближала возвращение Киры, и что ему делать, он не знал. Единственная верная линия поведения – делать вид, что ничего не случилось. Только так можно попытаться спастись. Но это лишь в том случае, если Кира – не сумасшедшая. Тогда ее поведение можно хоть как-то прогнозировать, рассчитывать, предвидеть. А если нет? Если она буйнопомешанная маньячка, в голову которой в любую секунду может прийти все, что угодно?
«Я должен это сделать, – твердил себе Платонов, растерянно мечась по квартире, – я должен собраться с силами и сделать это. Тем более вчера утром я на это намекал. Нужно продолжать свою линию, словно ничего не случилось, словно я ничего не знаю, не видел никакого револьвера и ни о чем не догадываюсь. Теперь я понимаю, почему не мог нормально воспринимать ее, как всегда воспринимал женщин, особенно красивых. Потому что она не такая, как они. Господи, как же мне это сделать? Где набраться мужества? Где взять мужскую силу? А вдруг у меня ничего не получится? Тогда она сразу догадается, что я все понял. Нормальный мужик не может заниматься любовью с женщиной-убийцей. И если я не смогу, если у меня не получится, сразу станет понятно, из-за чего».
Он не понимал, почему Кира задерживается, и нервничал, оттого что не мог точно прикинуть, когда она придет и есть ли у него в запасе еще какое-то время. Наконец ему удалось взять себя в руки и мысленно составить примерную схему той пьесы, которую ему придется разыгрывать, когда вернется хозяйка квартиры.
Когда она вернется, он сделает вид, что спит. Полежит тихонько, послушает, что она будет делать, потом «проснется», позовет ее, попросит присесть рядом с ним на диван и…
Нет, наверное, не так. Он будет сидеть на кухне, изображая глубокую задумчивость. Не встанет ей навстречу, не выйдет в прихожую, а будет сидеть и ждать, пока она сама подойдет к нему. Начнет трагическим голосом говорить что-нибудь душещипательное, всем своим видом показывая, как он страдает. Будет бить на жалость, рассказывать, как ему тяжело от того, что все так получилось, что он не может показать себя настоящим мужиком, ухаживать за ней так, как положено ухаживать за красивыми женщинами, потому что заперт в ее квартире кознями недоброжелателей…
А можно встать в прихожей как истукан, молча смотреть на нее грустными глазами, а потом чуть слышно, но выразительно произнести: «Господи, Кира, дорогая моя, мне было так страшно, я вдруг испугался, что ты не придешь, и понял, как много ты для меня значишь…»
Перебирая в уме возможные варианты быстрого сближения, Дмитрий так ни на чем конкретном и не остановился, решив в конце концов положиться на случай. Как пойдет.
3
Воскресенье незаметно катилось к вечеру, и Насте казалось, что оно тянется уже трое суток. То ли оттого, что проснулась она в четыре утра, в восемь уже разгуливала по парку с генералом Заточным, а в одиннадцать начала обход квартир в доме, где жил Сергей Русанов, то ли оттого, что мысли ее за это время много раз меняли направление и предлагали ей для обдумывания несколько разных и так не похожих друг на друга схем, но к пяти часам она почувствовала себя разбитой и больной. Ночные заморозки к полудню сменились дождем, а сейчас из-за быстро гонимых ветром облаков уже проглядывало солнце, и резкая смена давления отзывалась в ней неприятными ощущениями и слабостью. Руки начали дрожать, голова кружилась, и больше всего на свете ей хотелось завернуться в теплое одеяло и уснуть.
Вернувшись домой после разговора со словоохотливыми пенсионерками, она созвонилась с Игорем Лесниковым, уселась за компьютер и, чтобы убить время, стала снова и снова разглядывать карту Московской области с обозначенными на ней местами убийств, совершенных неизвестным снайпером. Точек на карте было уже шесть, и Настя пристально вглядывалась в них, стараясь уловить хоть какую-нибудь закономерность в их расположении.
Позвонил Леша Чистяков, она поболтала с ним минут пятнадцать, порой отвечая невпопад и продолжая думать о снайпере, убившем внука самого великого Трофима.
– Ася, очнись! – окликнул ее Лешка. – Ты где витаешь? Я тебя спрашиваю, сколько еще ты будешь сидеть за компьютером.
– От забора и до обеда, – отшутилась она, припомнив старый анекдот об армейском старшине, которому удалось соединить пространство и время.
– Если я приеду сегодня, ты меня пустишь за машину на часок? Ты небось опять голодная сидишь, привезу тебе продукты, накормлю, но мне нужно будет немного поработать.
– Что? – рассеянно переспросила она и вдруг выпалила: – Лешик, ты – гений. Приезжай. Я тебя люблю.
– Ты – чокнутая, – пробурчал Чистяков, но Настя была уверена, что он улыбается. – У тебя хлеб-то есть?
– Нету. У меня пусто. Все, Лешенька, целую тебя, приезжай.
Она бросила трубку и метнулась к компьютеру. Соединить пространство и время. Ну конечно! Господи, как просто!
Настя снова вскочила и подлетела к телефону.
– Андрюша, – возбужденно заговорила она, услышав в трубке голос Андрея Чернышева, – срочно найди расписание пригородных электричек всех московских вокзалов и бегом ко мне.
– Зачем?
– Надо. Пожалуйста, Андрюшенька, не спрашивай ничего, не теряй время. Хорошо?
– Ладно. У меня вообще-то Кирилл некормленый, и погулять с ним надо…
– Чернышев, ты хочешь, чтобы у меня сделался инсульт?! – закричала она в трубку. – У тебя шесть трупов висит, а ты о чем думаешь? Сажай Кирилла в машину, бери с собой еду и поезжай. Здесь покормишь его и погуляешь.
– Ты – маленький белобрысый тиран, – проворчал Андрей больше для проформы, потому что хорошо знал: если у Анастасии Каменской «пожар», значит, дело серьезное. А уж если она повышает голос, стало быть, пожар полыхает вовсю.
4
Частный особняк на окраине Москвы был обнесен чугунной решеткой, сквозь которую любому желающему было видно все, что необходимо увидеть, чтобы раз и навсегда потерять желание проникнуть за ограду. Дом охранялся по всем правилам, что отнюдь не способствовало проявлению излишнего любопытства.
