Фридрих Незнанский - Забыть и выжить
— Нет, что вы, доктор, конечно! — заторопился Антон, сообразив, что малость перебрал с эмоциями. — Я буду вам очень благодарен. Он нервничает, это понятно. Но Ирина тоже безумно переживает. Собственно, я здесь и по ее просьбе.
— Ну хорошо, тем более. Я могу сослаться на разговор с вами? Но в том случае, если буду уверена в его адекватной реакции?
— Ради бога, доктор! В конце концов, один день, точнее, полдня ничего уже не решают, правда?
— Я тоже так думаю…
И женщина загадочно улыбнулась.
— Спасибо вам. Я поеду?..
Она кивнула, подавая руку, которую Антон аккуратно пожал, будто боясь раздавить в своей лапе.
«Странные они — эти мужчины… — подумала она. — Один весь прямо лучится. А этот даже внимания не обратил… Мастер, значит?..» И вдруг совершенно отчетливо осознала, что постаралась только что сделать буквально все, чтобы сегодняшний вечер для нее не омрачился очередной какой-нибудь ссорой двух мужчин, снедаемых ревностью и, вполне вероятно, взаимной неприязнью. Какие бы слова при этом ни говорились…
«Как он спросил: это всерьез или ловкая маскировка?.. Какой простой и притом невероятно трудный вопрос!.. Да что ж это со мной творится, господи?!» И Лина поставила перед собой жесткую задачу: обязательно дожить до вечера. И сохранить форму! «Пусть одна ночь, но — моя!..»
А Плетнев, выходя из больницы и садясь в «Волгу», сказал:
— Возвращаемся в прокуратуру, Гриша. Все в порядке, след взяли верный. Уже завтра с утра будем работать вместе.
И еще он подумал, что эта врачиха — баба, похоже, тертая. Такие, как она, если чего обещают, обязательно выполняют. Да и зачем Сашке или ему самому новые скандалы, ссоры? Мордобой, что ли, устраивать? Так Сашке не устоять, это — как два пальца… А врачиха подготовит, объяснит, ну поставит ей Сашка даже пистон, хрен с ней, главное, чтоб он отмяк и не лез на конфликт. Сам Антон отлично помнил, как случайная встреча с той же Зоей сразу сняла с него дикое напряжение. И даже вчерашний отказ Милы он воспринял совершенно спокойно. Сегодня — нет, завтра — да… И вообще эта девушка определенно притягивает к себе. Не как Зоя, с той все понятно, а нутром своим, есть в ней что-то такое, чего Антон давно не видел у других женщин… Вот, кстати, и вечер освободился, никуда не надо торопиться… А ночные купания — вещь очень полезная. И как сближает!..
Глава четырнадцатая ВЕЧЕРОК, ПЕРЕХОДЯЩИЙ В НОЧЬ…
Праздник так праздник!
Шашлык на свежем воздухе, в саду, под развесистой яблоней, когда вокруг полутьма, накрыт большой стол, уставленный бутылками с вином и закусками, приготовленными ловкими руками Оксаны, — что может быть прекраснее?..
Они правильно сделали, решив не утруждать Валентину Денисовну, пусть себе полежит пока в кресле, укутанная от вечерней прохлады шерстяным пледом, да поглядит, как ее верные сотрудники и родня суетятся вокруг стола. Нет, не вставать! Таково было распоряжение Капитолины Сергеевны. Вот сейчас Саша съездит в больницу, привезет ее, и она подтвердит. Никаких усилий — только отдых.
Приятно полулежать вот так, наблюдая, как о тебе все заботятся! Валентина Денисовна от избытка чувств только глаза закрывала, покачивая головой: ну надо же! И ведь кто виновник-то? Да все тот же Сашка! Даром что любимый племянник… Ах, босяк!.. Она поднимала глаза вверх и видела старую уже яблоню. Увы, не ту, по которой лазала и кидала сверху мальчишке-москвичу яркие, душистые яблоки, той давно и в помине нет, новая уже состарилась. И скоро, если Бог даст сил да жизни, и эту придется менять…
— Ну практически все готово, — доложил Александр тетке. — Шампуры нанизаны, я думаю, можно начинать. Садитесь, и, пока вы поднимете пару тостов за здоровье хозяйки, мы с доктором приедем. Нет возражений?
Валентина Денисовна попыталась было возразить, что, мол, негоже, когда не все собрались, но Сергей Иванович, понимавший, что позднее торжество еще и затянется, а людям завтра на работу, поддержал Сашу. А кроме тетки, никто и не возражал. И все устремились к столу, придвинув кресло хозяйки на главное место, в торце. А Турецкий быстро смылся — пить он не мог и не хотел сейчас, а что-то жевать насухую не позволяла честь профессионала застольных наук. Да и розы для доктора надо было успеть купить.
Дорога в больницу была уже накатана — такая вот симпатичная мысль пришла ему в голову, и он решил сразу же поделиться ею с Линой, которая определенно ждала его. А как же иначе?
Она действительно ждала, стоя с сигаретой в руке немного в стороне от выхода. Легкий плащ бы просто наброшен на плечи — совсем не холодно, это она, наверное, позаботилась о своем возвращении. Ну да, не у тетки же ей ночевать. Но опять же — машина! Неужели боится замерзнуть? И тут осенило. Ну умница! Конечно! Как же он сам-то лопухнулся?! После выпитого он же не сядет за руль в чужом городе, значит, если она живет сравнительно недалеко, можно будет пройти и пешком. Все правильно!
И первые слова, которые он ей сказал, были именно эти:
— Вы — умница, Лина. Разумеется, мы ж не поедем обратно, а пойдем! Ну что взять с дурака? — И протянул ей розы.
Ах, как она рассмеялась! Он открыл ей дверцу. Она скинула плащ на руку, сверху положила розы и села, принюхиваясь к ним.
— Знаете, Саша, я вот стояла и гадала, какая будет первая ваша фраза? Много чего придумала, но этой — и близко не было! А розы — просто прелесть.
— Непредсказуемость поступков и выводов — наш профессиональный конек, увы! Но надо говорить медленно, а ехать быстро. Там такого наготовили, что можно запросто весь город угостить. А какой будет шашлык под яблоней! Надеюсь, вы не это?
— Чего «не это»?
— Ну не обедали? Было бы очень жаль.
— Удержалась, хотя и с трудом, поэтому готова съесть много. Но ехать лучше тоже медленно. Я хочу сказать вам два слова, Саша, можно?
— Сколько угодно, только не пугайте серьезным тоном. Именно сейчас он вам не идет… Кстати, а чего это мы до сих пор на «вы»? Ах, ну да, надо ж хотя бы выпить. Ладно, я потерплю. Слушаю, и очень внимательно.
— Понимаете ли, отчасти по собственному желанию, а отчасти и вынужденно я взяла на себя некую миссию. Поговорить с вами и кое-что объяснить. Предварительный разговор, на который, не скрою, я сама вызвала вашего коллегу, или кто он там, называйте, как хотите, позволил мне сделать определенные выводы.
— Вот же какая сволочь! Он уже и вас втравил!
— Нет, Саша, дорогой, нет… Ой, простите, случайно вырвалось… Сознаюсь вам, что то, о чем скажу, может повредить лично мне, чисто по-женски. Но я — врач. И должна лечить не только тела, но и души. В силу возможностей. В вашем случае я готова сделать это, даже если вы на меня потом обидитесь и не захотите разговаривать. А я, когда увидела вас, безумно обрадовалась возможности хоть немного побыть рядом. Не знаю почему, сердце подсказывает. А ведь я считаюсь специалистом именно в этой области, представляете?
— Ага, врачу: исцелися сам! Ну и что этот козел вам наговорил такого, что вас вдруг взяло за душу? — Тон Турецкого не показался ей доброжелательным.
— Он рассказал о себе. И о вас. Я поняла, что ситуация запутанная, но вы, все трое, общими усилиями стараетесь запутать ее еще больше. Не уверена, что это правильно. Антон — своеобразный человек. И его, по-моему, разрывает надвое и чувство косвенной вины перед вами, и желание сохранить собственное достоинство. Он и боготворит вас, и ненавидит, представляете, какой компот в душе?
— Ну ненавидит, это — понятно. А боготворит-то за что? — грубовато спросил Турецкий.
— Вот видите, Саша, какой вы? Прохиндей обязательно переставил бы фразы местами.
— Вы произнесли любимое тетушкино словцо: она меня из-за вас теперь только и кличет прохиндеем. Считает, что я вас охмурил.
— А разве нет? — усмехнулась она.
— По правде говоря, хотелось бы, но… Этой задачи специально я не ставил, да и не поставил бы…
— У вас «но» промелькнуло. Может быть, это не сформулированная вами еще днем мысль о грехе?
— Ну да. Если люди сами не создают себе условий для существования греха, откуда ж тогда ему взяться? С каких пор, например, любовь — грех? Или что, любовь бывает разная? Одна — хорошая, другая — плохая? А кто это знает, чтобы судить? И кому дано такое право? Много вопросов, если вдуматься… А с другой стороны, есть продажная любовь. И выходит, не продажная — хорошо, а продажная — очень плохо. Кому? Милиционеру, который с проституток бабки стрижет? Так ему-то как раз очень хорошо! Или там ставят в пример праведника. Хорошо, если он тебе так нравится, подражай! Но чему подражать, если я что-то не видел ни в прошлом, ни в настоящем ни одного счастливого праведника. Все, как один, мученики! Все — страдальцы! Ну почему обязательно надо страдать, если ты живешь по правде? Или считаешь, что так живешь? — Он остановил машину прямо посреди дороги и повернулся к Лине. — Как вы думаете?
