Йорген Брекке - Царствие благодати
Синсакер несколько раз просил ее повторить, прежде чем разобрал, какое имя она произносит на своем тягучем английском.
— А, Люсхольм Кнутсон, — наконец догадался он. — Конечно, я о нем слышал. В Библиотеке Гуннеруса, где работала Гунн Брита Дал, есть зал его имени. Так называемый Кнутсоновский зал. Убили Гунн Бриту Дал тоже в библиотеке.
— Ну вот вам и связь. Наш экземпляр Байрона когда-то входил в кнутсоновское собрание книг.
— Определенно вы кое-что нашли, но это все абстракции, пока зацепиться здесь не за что.
Синсакер ненадолго задумался. До сих пор он по большей части лишь поддакивал, выясняя факты, известные ричмондской полиции. Теперь пора и самому приоткрыть карты.
— А не фигурировали ли в вашем расследовании и другие норвежцы? — спросил он.
— А именно?
— Некий Йун Ваттен?
— Джон Ватсон? Разве это не доктор из повестей о Шерлоке Холмсе?
Синсакер негромко хмыкнул.
— Нет, Йун Ваттен, — сказал он по-трендски отчетливо. — Но коллеги и правда звали его доктором Ватсоном.
— Нет, нам такой не попадался.
— Жаль. Мы за ним наблюдаем. И довольно серьезно. В момент убийства он был почти на месте преступления; на допросе давал неясные показания, которые никак нельзя проверить; раньше привлекался к делу об исчезновении как подозреваемый. Ждем результатов биологической экспертизы.
— Биологической?
— Следов спермы.
— Что же вы раньше молчали? Это существенное отличие от нашего убийства. У нас есть ужасающие следы насилия, но ничто не указывает на действия сексуального характера.
— И что бы это значило?
— Сама не представляю. Ну, скажем так: Гунн Брита Дал — женщина, и ваш убийца предпочитает женщин, а не высохших и сморщенных стариков. — Она даже не рассмеялась.
— И все-таки важнее всего Ваттен. — Одд Синсакер начал терять терпение. — Предлагаю вам там, у себя, постараться выяснить, когда он в последний раз посещал Штаты. И мы, со своей стороны, проверим эту вероятность.
— Никаких проблем. По нашим новым правилам для получения такой информации достаточно нажать на несколько кнопок.
— Можете приступать. — Он приготовился закончить разговор.
— Пожалуй, мне придется попросить понажимать кого-нибудь другого. Через три часа у меня самолет. А чемодан создает пробку в коридоре на нижнем этаже.
— Сидите на чемоданах? — У Синсакера появилось нехорошее предчувствие, и он взглянул на часы. В Виргинии заканчивается рабочий день. А в Тронхейме почти одиннадцать вечера. Подходил к концу самый длинный день в его жизни.
— Лечу в Норвегию, — сообщила Фелиция. — Дело слишком серьезное, чтобы обсуждать подробности по телефону. Нам следует полностью обменяться информацией.
— Может, вы и правы. Но я не знаю, как устраивать такие дела. Разве не должен ваш шеф сначала поговорить с моим шефом?
— Пока мы с вами тут сидели и общались, высокие господа обменялись четырьмя электронными посланиями. Все обговорено, бумаги подписаны и высланы факсом. Сижу и смотрю на распечатанные копии.
— Мною руководит не господин, а госпожа.
— Я в курсе. Ваша страна мне по душе, — глуховато засмеялась она и в первый раз за весь разговор стала похожа на американку.
— Не спешите с подобными заявлениями, — отозвался Синсакер.
Кладя трубку, Фелиция Стоун смеялась низким грудным смехом, шедшим ей даже больше, чем предыдущий приглушенный вариант.
Не успел он положить трубку, как в дверях уже возникла Гру Браттберг.
— Встретишь ее завтра в аэропорту, — сказала начальница.
— И что я с ней буду делать?
— Продолжать расследование, как и собирался.
— Мы вроде бы решили оставить Ваттена на свободе еще на день.
— Так и сделаем. И, честно говоря, ты ужасно выглядишь — тебе необходимо немного поспать. Единственное, о чем я тебя попрошу, загляни к Далу по дороге домой. Мы должны выяснить, не была ли его супруга недавно в Виргинии.
— Отлично. — Синсакер протер глаза. — Если будет что-нибудь интересное, я тебе сразу позвоню. Чувствую, ночью меня ждет не просто сон. Двенадцать часов в коме будет в самый раз.
Оба невесело рассмеялись.
Он только-только смежил глаза, как его разбудил телефонный звонок. Синсакер рывком сел в кровати и обнаружил, что забыл выключить лампу на ночном столике. Газета «В розыске» соскользнула на пол, где и осталась лежать, раскрытая на статье о следователе откуда-то из Эстланна. Старый выпуск.
Он взял телефон, нажал на кнопку с зеленой трубкой и несколько раз откашлялся, прежде чем ответить. Звонила Гру Браттберг. Он посмотрел на часы. Было четверть первого ночи. Последний раз он разговаривал с ней чуть больше часа назад.
— Надеюсь, я успела тебя перехватить, пока ты еще не впал в кому?
— Более-менее.
— Звоню, чтобы сказать, Кнутсен выправил ордер на обыск у Ваттена. Зайдем к нему в гости завтра с утра пораньше, часиков в восемь. Можешь приходить прямо на место.
— Отлично, — согласился он, а про себя подумал с раздражением: «Почему об этом нельзя было договориться час назад?»
— Поскольку звонка от тебя не поступало, полагаю, Йенс Дал не сообщил тебе ничего интересного, — продолжила Браттберг с плохо скрываемым любопытством.
Он выругался про себя. Йенс Дал кое-что интересное все-таки ему сказал. Он собирался позвонить Браттберг перед тем, как лечь спать, но совершил ошибку, разрешив себе сначала забраться в кровать и просмотреть газету. Вообще-то он листал старые выпуски в поисках статьи о себе самом — хотелось вспомнить, что когда-то он чего-то стоил как детектив. Статьи он так и не нашел: видимо, она была в другом номере, — зато немного почитал про этого следователя из Эстланна, пока не заснул прямо в одежде.
— Как раз собирался тебе звонить, — соврал Синсакер. — Йенс Дал не спал и сообщил, что его жена этой весной участвовала в конференции для библиотечных работников, посвященной, конечно же, старинным рукописям. Угадай, где эта конференция проходила?
— Чисто случайно не в Ричмонде, штат Виргиния?
— Совершенно верно. Ричмондский университет, Мемориальная библиотека Боутрайта, если быть совсем точным.
— То есть у нас будет о чем поговорить с нашей американской приятельницей завтра после обеда.
— Похоже на то. А теперь я вынужден откланяться. У меня назначена встреча с самим собой в стране снов.
— Не думала, будто человек видит сны, находясь в коме, — засмеялась Браттберг.
— Хорошо бы, ты оказалась права, — сказал он без улыбки.
Глава двадцать четвертая
В стране снов Одд Синсакер оказался не один. Сири Хольм тоже там присутствовала. Без одежды, зато с бархатным акцентом уроженки южных штатов. Похоже, она читала ему длинную лекцию об Эдгаре Аллане По. Запомнилось, однако, не то, что она говорила, а то, что она с ним делала, пока говорила. Первый раз за долгое-долгое время Одд Синсакер видел сладкий сон и проснулся почти счастливым. Он не сомневался: в течение дня рано или поздно наступит расплата.
Не часто случается в Трёнделаге такой природный феномен, как бабье лето. Здесь сентябрь — строго осенний месяц. Но изредка происходит чудо, и день, который назовут летним даже те, кто живет южнее Довре, ошибается датой. Тем утром, после затяжных дождей и сплошных туч, этот летний день наступил. Еще не было восьми, а термометр за кухонным окном, почти всегда находящийся в тени, уже показывал восемнадцать градусов тепла. Синсакер нашел корку черствого хлеба и немного апельсинового варенья и составил себе из них завтрак. Влажность воздуха зашкаливала, и, сидя за едой, Синсакер почувствовал, как у него на лбу выступает пот. Он уже успел надеть хлопковую рубашку с длинными рукавами, но, признав это ошибкой и проглотив остатки завтрака, пошел переодеваться.
Синсакер ненавидел потеть. Ведь с пота все и начиналось, с пота холодными ночами прошлой осени. Затем пришли головные боли, паршивое настроение и ощущение, будто мир вокруг — ненастоящий. Еще до того, как хлопнуться в обморок у рождественского стола, он начал страдать галлюцинациями. Никаких розовых слонов и воздушных замков, только всякие пустяки. Например ему слышался голос Аниккен, когда ее и близко рядом не было, или казалось, что у него в руке бумажник, хотя на самом деле он его забыл дома. Он помнил, как однажды достал кредитку, чтобы расплатиться за покупки. Стоял и раз за разом проводил ее через считывающее устройство, пока испуганная кассирша не сказала ему, что у него в руке ничего нет. Может быть, сейчас он уже созрел для новой операции. Смерть больше не внушала ему страха. Если тебе один раз удалось ее обмануть, бояться как-то перестаешь. О чем он не позволял себе думать, так это о повторении всего остального. О времени перед операцией: развитие болезни, разрушение человека — невыносимо медленная раковая драма.
