Виктор Пронин - Банда 2
— Давай, Паша, давай... Я слушаю тебя, — в голосе Шаланды появились благодушные нотки. Как только он уловил беспокойство, тревогу, озабоченность Пафнутьева, сразу же стал снисходительным, готовым выслушать, посочувствовать, при возможности даже помочь.
— Шаланда, заткнись и слушай! Ты берешь трех ребят и входишь с ними в кабинет, где идет допрос. И тут же занимаете боевую позицию. Один у окна, второй у двери, третий стоит рядом с типом. Вы должны блокировать все пространство кабинета. Понял? Только так. И сию же секунду. Не забудь про наручники. Пойми — я не шучу и не паникую.
— Паша, погоди! — забеспокоился Шаланда, но все еще отказываясь осознать опасность. — Дело в том, что кабинет...
— Заткнись, Шаланда, Я мчусь к тебе. Возьми с собой не три человека, возьми с собой пять человек. И вваливайтесь в кабинет. Блокируйте все пространство, наваливайтесь впятером на этого типа и надевайте наручники! — воскликнул Пафнутьев, чувствуя, что Шаланда все еще колеблется. — Когда-то ты, Шаланда, не пожелал меня послушать, прости, что напоминаю. Послушай меня сейчас. Я бросаю трубку и несусь к тебе. Если это тот человек, которого я ищу, то твоя жизнь в опасности, Шаланда.
— Ну, хорошо, хорошо...
— Он тешится с вами, Шаланда! Он забавляется.
— Не понял! — Пафнутьев, кажется, увидел, как горделиво распрямился на стуле Шаланда, уловив, что кто-то не очень серьезно к нему относится.
— А когда ему эти забавы надоедят, он уложит вас всех и выйдет через парадную дверь. И уедет на твоей машине, Шаланда.
— Да ну тебя, Паша!
Пафнутьев не стал отвечать. Бросив трубку, он снова открыл сейф, наспех влез в кожаную упряжь ремней, которые позволяли носить пистолет под мышкой, и, набросив пиджак, схватив в руку плащ, выскочил в коридор. Машина прокурора оказалась на месте и он с разгона плюхнулся на сидение рядом с водителем.
— Двенадцатое отделение милиции! Быстро!
— Анцыферов сказал, чтоб я подождал, он, вроде, собирается...
— Плевать мне на Анцыферова. Я ему потом все объясню.
— А мне нагоняй?
— Если ты сию секунду не сдвинешься с места, я выкину тебя из машины.
— Понял, — сказал водитель и через минуту машина уже неслась по проспекту, повизгивая тормозами на крутых поворотах. Машины шарахались в стороны от этой ополоумевшей черной «Волги» и Пафнутьев видел, как матерились водители «Жигулей» и всех этих разношерстных иномарок, когда им приходилось уступать дорогу, тормозить, съезжать чуть ли не на тротуар.
Пафнутьев опоздал.
Когда он вошел в отделение, навстречу, по длинному тусклому коридору шел Шаланда с извиняющейся улыбкой. Правой рукой он придерживал припухшую щеку, а в левой беспомощно позвякивали теперь уже ненужные наручники. Увидев Пафнутьева, он еще издали развел руки в стороны — вот так-то, брат, вот такие у нас тут дела. Остановившись у своего кабинета. Шаланда приглашающе раскрыл дверь — входи, дескать. Пафнутьев с интересом заглянул. Правильно, примерно это он и ожидал увидеть — стол перевернут, пол усеян бумагами, голубоватыми бланками протоколов, в углу свалены деревянные рейки — все, что осталось от стула. У окна на полу — россыпь битого стекла — то, что совсем недавно было окном.
— Вот так, Паша, — горестно проговорил Шаланда, с трудом ворочая языком.
— Что произошло?
— Мы его допрашивали...
— А он?
— Сначала ничего, а потом, вроде как засобирался куда-то. Мы, конечно, возражали, но он нас не послушался.
— Ты все сделал, что я тебе советовал?
— Все, Паша, в точности, все твои указания мы выполнили, — в голосе Шаланды была не только горестность, но и лукавство. Дескать, не одни мы виноваты, и ты, Паша, нам кое-что советовал.
— Сколько человек ввел в кабинет?
— Я вошел, со мной еще один парень, неплохой парень, семьянин...
— А я сказал — пятеро. Я был прав?
— Да, Паша, как всегда.
— Почему не послушал?
— По глупости, Паша, по самонадеянности. Происшедшее, видимо, произвело на Шаланду столь гнетущее впечатление, что он забыл о своих обидах, о своем неуправляемом самолюбии.
— Ты был прав, Паша, — повторил Шаланда, кисло улыбаясь и растерянно оглядывая свой разгромленный кабинет.
— А ты? — резко повернулся к нему Пафнутьев. — — А л не прав... Как всегда, — Шаланда опять попытался улыбнуться, но перекошенная щека придала ему столь горестное выражение, что Пафнутьев сжалился.
— Ладно, рассказывай.
— Ты все знаешь, Паша... Все получилось так, как ты сказал по телефону. Когда мы с дежурным вошли, нас оказалось трое... Как ты и посоветовал, я остановился в дверях, а дежурный блокировал окно...
— А на фига было его блокировать, если оно забрано решеткой из арматурной проволоки?
— Ты же сам сказал, Паша, — ответил Шаланда с уже привычной обидой. Значит, начал приходить в себя. — Допрос вел капитан Космынин...
— Где он?
— Мы отвезли его домой.
— Ясно, — вздохнул Пафнутьев. — Дальше.
— Когда этот тип увидел у меня в руках наручники... С ним что-то произошло... Паша, с ним случилось что-то совершенно невероятное... На стуле сидел спокойный молодой человек, скромно так, достойно держался... Посмеивался, рассказывал, с кем подрался, из-за чего... Тот о его маме сказал нехорошее... Как я понимаю, по матушке его послал... А этот тип по глупости все отнес к своей маме... В общем, понимаешь. И вот я вхожу с наручниками, и он на моих глазах превращается в какое-то дикое чудовище.
— А где дежурный, с которым ты вошел?
— В туалете... Примочки делает. Наверно, ему придется недельку-вторую на больничном побыть... У него такой вид, что его можно только в ночные засады посылать.
— Почему?
— Чтобы люди его не видели, чтобы дети не пугались, — Шаланда опять скривился в страдальческой улыбке.
— Значит, вы вошли в кабинет, постояли, потом ты вынул из кармана наручники.
— Да, все так и было. Я, честно говоря, вначале подумал, что ты слегка паникуешь, когда сказал, чтоб мы входили числом не менее пяти... Паша, это не человек. Это зверь. Это самый настоящий зверь. Я так говорю не потому, что сравниваю его со зверем, нет, я не сравниваю. Он действительно, в самом полном и прямом смысле слова зверь.
— Значит, это был он, — проговорил Пафнутьев. — Протокол хотя бы успели составить?
— Успели, — печально кивнул Шаланда.
— Он его подписал?
— Подписал... Но он взял протокол с собой.
— — Не понял?
— — Когда этот тип уходил, он взял протокол допроса с собой, — пояснил Шаланда, маясь от позорных пояснений.
— Вы не возражали?
— Мы возражали, но он нас не послушал. Я сам сказал ему, чтоб он не трогал бумаг...
— А он?
— А он мне вот сюда, — Шаланда показал на щеку, которая за время их разговора увеличилась вдвое.
— Он сказал как его зовут?
— Сказал... Амон.
— Омон? — удивился Пафнутьев.
— Паша, А! Амон.
— Дальше.
— Как только он увидел наручники... Взрыв. Понял? С ним произошел взрыв. Помню, что он вскочил, вдруг вижу — на капитана, вроде как сам по себе опрокидывается стол, стул летит в окно, но там решетка и он вместе с битым стеклом падает на пол... Потом оказалось, что я все это наблюдаю, лежа вон в том углу... Когда он начал бумаги собирать, я сказал ему, строго так сказал, чтоб он не смел этого делать.
— А он?
— Ногой в скулу, — пожаловался Шаланда. — И унес протокол с собой.
— Хорошо, что он тебя не захватил... А ведь мог.
— На кой я ему?
— Заложником. Как заложник, ты очень даже неплох. Без пищи месяц можешь. Продержаться. На подкожном жиру.
— Обижаешь, Паша.
— Неужели достал? — рассмеялся Пафнутьев.
— Ладно, Паша. Замнем. Как ты думаешь, что он сейчас сделает? Как поступит?
— Ляжет на дно. Постарается выехать... А скорее всего... Завтра утром жди — в сводке происшествий обязательно будет угон машины с тяжкими последствиями для владельца.
— Ты думаешь?
— А ты?
— Ладно, Паша. Остановись. Потоптался по мне и хватит. Побереги силы. Жизнь продолжается. А то, я смотрю, ты был настроен на легкое решение... Позвонил Шаланда — иди, Паша, забирай своего опасного. Ни фига. И тебе попотеть придется. Ишь, какой шустрый! — Шаланда немного оправился от шока, нащупал довод, который, если и не оправдывал полностью, то позволял вести себя с достоинством.
— Ладно, Шаланда... Выздоравливай, — Пафнутьев похлопал майора по плечу. — Все хорошо кончилось. Могло произойти и худшее. Поправятся твои ребята, вспомнят подробности... Теперь он засветился. Вы его видели, узнаете в случае чего... Напиши подробный словесный портрет. Сделаешь?
— Распишу. Уж я его распишу... До родинок под мышкой.
— Родинки, может, и не стоит, а вот все остальное — ты уж поднатужься. Когда поймаю твоего Амона — приглашу. Пойду на нарушение — позволю тебе съездить его по морде. Не откажешься?
— Не откажусь, — ответил Шаланда, сосредоточенно глядя в угол разгромленного кабинета. — Ох, не откажусь, Паша. Всю душу вложу.
