Анна Малышева - Город без полиции
Все взглянули на стол и обнаружили, что серебряная сухарница, стоявшая на краю, пуста, мало того – сияет, как только что начищенная. Только тут Таня вспомнила, что, когда она следила за разговором бабушки и внука, у ее левого локтя все время происходила какая-то тихая осторожная возня. Однако она так увлеклась чужими семейными перипетиями, что даже не бросила взгляда в ту сторону, где действовал беспринципный прожорливый Килька.
– Однажды он нас самих слопает! – простонал Андрей, вскакивая из-за стола. – Я его сейчас...
– Оставь пса, он нервничал с нами заодно, – властно заявила бабушка. – А от нервов Килька всегда много ест. Ступай на кухню, звони матери и передай от меня привет.
Оставшись с Таней наедине, она встала и поманила ее за собой в угол комнаты, где в окружении книжных шкафов стоял диван:
– Хочу показать тебе ее фотографию, Ира снялась прямо перед отъездом в Грецию. Ты скажешь, как сильно она изменилась? Мне ведь она снимков не присылала. Когда уезжала, выглядела куда моложе своих лет, никто не верил, что у нее сын старшеклассник...
Таня вспомнила женщину, подсевшую к ней в кафе, ее дряблое лицо под толстым слоем косметики, прокуренные зубы, бегающий неприятный взгляд... Ей можно было дать лет пятьдесят с лишним, чего, как сейчас понимала девушка, никак не могло быть.
– Сейчас ей сорок три. – В голосе Татьяны Петровны, роющейся на полках в поисках альбома с фотографиями, звучала плохо скрытая нежность. – Господи, неужели все будет по-прежнему, она вернется, и мы заживем втроем? Как думаешь, она хочет вернуться или, наоборот, желает, чтобы мы к ней приехали?
Таня неопределенно пожала плечами, прислушиваясь к звукам на кухне. Там слышался голос Андрея, но слов разобрать было невозможно. Наконец, хозяйка нашла заветный альбом и безошибочно раскрыла его в нужном месте – было видно, что она часто это делала тайком от внука:
– Вот, взгляни! Правда, красавица?
В этот момент в комнату вошел разочарованный Андрей:
– Трубку никто не берет. Таня, ты не знаешь, это мобильный номер или домашний?
– А с кем ты разговаривал? – поинтересовалась бабушка.
– Кильку ругал, – отмахнулся тот. – Эта морда слушает и только облизывается. Тань? Так ты не знаешь?
Девушка наконец оторвала взгляд от фотографии. Она чувствовала легкое головокружение. Жар, отступивший ненадолго под действием монгольской настойки, теперь брал реванш, но дурноту она ощущала не только из-за него. Ей было очень трудно, почти невозможно заставить себя разомкнуть губы и, глядя в глаза пожилой женщины, в которых светилась радостная надежда, сказать:
– Это не она.
– Что? – удивилась та и, забеспокоившись, коснулась плеча девушки. Таня вздрогнула всем телом. – У тебя в самом деле жар? Что ты говоришь?
– Это не она. – Таня облизнула пересохшие губы и, жалко улыбнувшись, вернула ей раскрытый альбом. – Не та женщина, что подсела ко мне в кафе. Простите, наверное, я что-то перепутала...
Глава 11
Ноги отказывались держать девушку. Ее торопливо усадили на диван, сунули под мышку термометр. Татьяна Петровна, стуча палкой, двинулась на кухню за каким-то особенным алтайским медом, уверяя на ходу, что от него все как рукой снимет. Как только она скрылась за дверью, Таня в панике вскочила:
– Андрей, выведи меня отсюда! Как мне неловко, боже мой! Как я ей в глаза посмотрю?! Нечего сказать, обрадовали бабулю!
– Успокойся. – Он положил руки ей на плечи и силой усадил обратно. – Никуда ты в таком состоянии не пойдешь. Ну-ка, я тебя разую, ляжешь...
Он опустился на одно колено, чтобы расшнуровать ей ботинки, но девушка оттолкнула его:
– Я ошиблась, ты не понял?! Ко мне в кафе подходила не твоя мать! Ничего общего!
– Какую фотографию ты видела? – Он подал ей альбом. – Наверное, бабуля не на той странице открыла. Какая же ты нервная!
– Вот! – Таня сразу нашла разворот, который показывала ей бабушка. – А это – твоя мать!
– Верно. – Парень настороженно вгляделся в снимок. – И ты хочешь сказать, что она на себя не похожа? Так сильно изменилась?
– Нельзя ТАК измениться! – Отчаявшись от его непонимания и собственного бессилия, девушка едва не плакала. – Как бы я ни изменилась, я не превращусь в тебя! Или в твою бабушку! Это была ДРУГАЯ женщина!
Она еще раз взглянула на снимок и захлопнула альбом. Нет, эта бледная моложавая женщина с гладкими черными волосами до плеч и холодноватым взглядом небольших голубых глаз не имела ничего общего с вульгарной рыжей гарпией, размалеванным «живым трупом», обратившимся к ней за помощью. Эта была очень красива, подкрашена лишь слегка, и при одном взгляде на снимок становилось ясно – Ирина знает себе цену, и цена эта высока.
– Но визитка-то моя? – растерянно спросил Андрей. – Я сейчас с ума сойду! Говорила-то она обо мне?!
– В том-то и дело, – убито подтвердила Таня. – Перепутать я ничего не могла, именно эту визитку она и дала, другой у меня не было. Может, я ее саму неправильно поняла, и она просила за подругу?
Эта мысль ей понравилась, и девушка уцепилась за нее:
– Конечно, это была подруга твоей матери! Еще один русский «живой труп».
– Кто?!
– Так их называют, – пояснила она. – А я тогда думала о своих проблемах, вот, наверное, и пропустила какие-то ее слова мимо ушей. Понимаешь, я ведь туда ездила тело опознавать... У меня в Греции мужа четыре года назад убили.
Отчего она назвала Пашу мужем, Таня и сама не знала. Она никогда не пыталась выдать их сожительство за брак, но сейчас ей хотелось сказать именно так. Андрей кивнул:
– Ну понятно. Спасибо, что вообще нами занялась. Расскажешь, что с твоим мужем случилось?
– Может быть, – неопределенно ответила она, но ее сердце радостно забилось. Наконец нашелся в Москве человек, который выслушает ее и всему поверит, а не отмахнется, как от глупого ребенка! «Хотя я опять дала маху – приняла ту дамочку за его мать! Наверняка она представилась по-другому... Но я совсем этого не помню!» Андрей тем временем размышлял вслух:
– Жаль, конечно, что мать не сама проявила инициативу... Но, с другой стороны, та женщина ведь очень просила меня найти?
– Чуть не на коленях! – кивнула Таня.
– Значит, с матерью что-то случилось! – заключил он и тревожно посмотрел на девушку. – Она про это ничего не сказала? Может, мама больна?
Он впервые назвал так бросившую его женщину, и в его голосе звучала искренняя тревога. Таня вспомнила рассказ Эви и замялась с ответом. Рассказывая Андрею о его матери, она предпочла умолчать о том, что ту считают кандидаткой в пациенты психиатрической клиники.
– Я знаю только, что у нее депрессия и она очень одинока, – осторожно сказала она наконец. – Вот уже год ее наблюдает личный психолог... Я даже случайно познакомилась с этой женщиной. И это все.
– Договаривай! – раздался голос Татьяны Петровны. Девушка сжалась – она не заметила, как хозяйка вошла и бесшумно остановилась в нескольких шагах от нее. В руках у нее была большая банка, наполовину заполненная густым коричневым медом. Андрей покровительственно освободил ее от ноши:
– А что договаривать? Сейчас ты напридумываешь! Мама нездорова, что удивительного, столько лет прожила в изоляции! С кем она там общалась? Наверно, это ее психолог к тебе и обратилась? Решила помочь пациентке?
Таня ничего не ответила, предпочтя не объяснять, насколько Эви не похожа на рыжую даму из «Мурии». Ее саму занимал вопрос, кем могла быть эта женщина, так горячо умолявшая ее найти Андрея. Она была русской, что очень сужало круг догадок... И все же не давало ничего. Подруга? Эви утверждала, что Ирина одинока. Другая русская пациентка Эви? Но та обязательно упомянула бы о ней. Увидев телефон Ирины на визитке, Эви обрадовалась как раз тому, что Таня с ней общалась, потому что та находилась в изоляции от соотечественников. «Кем бы она ни была, материнские чувства развиты у нее сильнее, чем у Ирины! – заметила про себя девушка. – Но как это я ошиблась? У меня было полное впечатление, что я говорю с матерью Андрея!»
– Депрессия? Психолог? – Татьяна Петровна прикрыла глаза, а когда снова подняла ресницы, на них блестели слезы. – Нет, Андрюша, поверь мне, что дело серьезнее. У меня всегда были опасения, что она так закончит... Это ее непробиваемое бесчувствие, какой-то нечеловеческий холод, эгоизм... Может, я и делала ошибки в воспитании, кто без греха, но такое чудовище при всем желании не смогла бы вырастить! Она такой родилась, мне и тебе на горе! Знаешь, что твой отец про нее сказал, уже после развода? «У меня, Татьяна Петровна, все эти годы было ощущение, что я живу с живым трупом!» Вот она и стала им наконец! Твоя мать сумасшедшая, Андрюша, и теперь я даже не знаю, надо ли тебе ей звонить?
– Как ты можешь? – после тяжелой паузы спросил внук. – Даже если это так... Как раз теперь я ей и нужен.
– Я умываю руки! – сухо ответила та. – Если с Таней встречалась не она сама, я ничего ей не прощаю. Я думала, у нее вдруг обнаружилось сердце... Ничего подобного! Делай, как знаешь, но если разочаруешься – не жалуйся! Танечка, – обратилась она к гостье, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Я что-то устала, хочу прилечь. Мед забирайте, увидите, он поможет. Ешьте прямо ложками, и утром встанете здоровой.
