Александра Маринина - Бой тигров в долине. Том 2
– Для вас, – галантно отпарировал Геннадий, – все, что угодно.
– Почему вы про Ларису Скляр спрашиваете? Она что-то натворила? Вы ее арестовали, что ли?
– Все намного хуже, Мариночка, – ответил он, понизив голос, – Ларису убили.
– Ой! – женщина всплеснула руками и зажала ладонью рот, светлые глаза моментально налились слезами. – Правда, что ли? Неужели убили? А за что?
– Не знаем пока. Вот ходим, информацию собираем. Так как насчет имени и адреса клиентки?
– Да, сейчас.
Марина начала торопливо искать что-то в компьютере, потом долго рылась в каких-то бумагах и, наконец, написала на листке имя, фамилию и номер телефона Веры Липилиной.
Виталий Кирган узнал об убийстве Ларисы Скляр от Антона, тот, в свою очередь, от оперативника по фамилии Дзюба. Следователь не обязана информировать адвоката по собственной инициативе, так что ему пришлось изворачиваться, чтобы оправдать свою осведомленность.
К Надежде Игоревне Рыженко он явился как раз перед обеденным временем и с облегчением вздохнул, поняв, что она еще не ушла на перерыв. Вопрос, с которым он пришел, был вполне закономерным: удалось ли узнать что-нибудь интересное о наследниках Чернецова, ведь он, адвокат Кирган, так ратовал за ознакомление с текстом завещания! Вообще-то он уже и так все знал, потому что Антон регулярно общался с операми и снабжал Виталия самой свежей информацией, но знать об этом никто не должен, и посему следует делать вид, что обо всем он узнает только от следователя.
Надежда Игоревна выглядела расстроенной, но вела себя вполне миролюбиво, вероятно, по достоинству оценив результаты деятельности адвоката, которые позволили ей не выпускать Наталью Аверкину из следственного изолятора. Она в двух словах рассказала ему о наследниках.
– А вот знакомиться вам пока не с чем, – добавила Рыженко, – протоколов нет, я вам сообщила только оперативную информацию, и то в виде большого одолжения. Повестки всем свидетелям направлены, когда проведу допросы – сможете ознакомиться.
– Спасибо большое, я буду ждать. Ну, а вообще как движется дело? Поскольку вы не подвергаете сомнению невиновность моей подзащитной, я, наверное, могу поинтересоваться вашими успехами?
Она грустно посмотрела на него и вздохнула.
– Да уж, успехов навалом, мало не покажется. У нас труп Ларисы Скляр.
Кирган специально настраивался, чтобы разыграть удивление и недоверие, и это ему вполне удалось.
– Но как же так, Надежда Игоревна? Разве за Ларисой не велось наружное наблюдение? Я был уверен…
– И зря, – холодно ответила она. – Наблюдение велось, но его сняли, когда стало известно место встречи Ларисы с заказчиком. В этом месте готовили засаду.
– И что? Она не приехала?
– Как видите. Она приехала в совершенно другое место с таким же названием. В общем, господин адвокат, не надо мне ничего говорить, я все знаю и понимаю. Дела соединены в моем производстве, так что буду исправлять собственные ошибки.
Кирган собрался было уходить, но внезапно сказал:
– Надежда Игоревна, а давайте вместе пообедаем, а?
– Да вы что? – Рыженко вскинула на него негодующий взгляд. – Какой обед? Зачем? У меня работы полно. И вообще…
– Никаких вообще, Надежда Игоревна. Не отказывайте мне. У вас ведь есть обеденный перерыв, вот и давайте поедим в нормальной обстановке. Поверьте, мне так же неприятно, как и вам.
– Господи, а вам-то почему? Вы должны торжествовать победу, ведь вы снова оказались правы, и дело вовсе не в Наташе Аверкиной, а в этой подружке Ларисе. Ну и радуйтесь себе на здоровье. Зачем вам тратить свое время на сомнительные радости совместной трапезы в ресторане? Вряд ли я составлю вам приятную компанию, настроение у меня не соответствует вашему.
Кирган подошел вплотную к столу, за которым сидела Рыженко, и просительно улыбнулся.
– Давайте пойдем, ну пожалуйста. Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить; вам, я думаю, тоже. И в конце концов, не помирать же с голоду!
Рыженко отвела глаза, уставившись в коричневую дверцу сейфа, потом кивнула.
– Ладно, уговорили. В самом деле, почему бы не пообедать? Но вы не ответили на мой вопрос.
– На какой?
– Почему вам неприятна эта ситуация?
– Я отвечу. Обещаю.
Он снова, как и в прошлый раз, подал ей шубу и снова вдохнул запах ее духов. Запах еле уловимый, теплый, сладкий.
Кирган повел Надежду Игоревну в ресторан на соседней улице. Он там прежде никогда не бывал, просто заметил его еще пару недель назад, когда парковал машину, и не был уверен, что в нем достойное меню и хорошие повара, но не ехать же в заведомо приличное заведение, когда времени так мало!
Меню оказалось довольно скромным, так что выбирать блюда особо не пришлось, и заказ они сделали быстро. Рыженко сидела, не поднимая головы, и о чем-то сосредоточенно думала.
– О чем вы думаете? – брякнул Виталий, и тут же устыдился своего вопроса: какое право он имеет спрашивать такие вещи у малознакомого человека?
– О вас, – ответила Рыженко, не поднимая головы. – Вот жду, когда вы сдержите свое обещание и объясните мне, что такого неприятного для вас в смерти Ларисы Скляр.
– А, вы об этом… – он вздохнул. – Знаете, я чувствую себя виноватым.
– Вы? – Она, наконец, подняла голову, и в ее шоколадно-коричневых глазах мелькнул неподдельный интерес. – Почему же? В чем вы виноваты?
– В том, что плохо сработал. В том, что потратил слишком много времени на сбор доказательств невиновности Наташи Аверкиной, что не сумел убедить вас в ее непричастности к преступлению раньше.
– И что изменилось бы, если бы я поверила вам раньше?
– Вы начали бы следить за Ларисой не тогда, когда начали, а в другой день. И вся ситуация могла бы развиваться совсем иначе. Она пошла бы по другому пути, и, вполне возможно, Лариса сейчас была бы жива, а заказчик парился бы в СИЗО вместо Наташи. Я был уверен, что заказчика возьмут и мою подзащитную можно будет выпустить. А теперь ей придется еще сидеть и сидеть, пока вы найдете этого троглодита. Понимаете?
Рыженко несколько секунд помолчала, потом неуверенно кивнула.
– Я понимаю, что вы хотите сказать, но не согласна с вами. Не имеет ровно никакого значения, в какой момент мы начали бы наблюдение за Скляр, потому что свою ошибку опера все равно совершили бы. И засада все равно провалилась бы. Ничего бы не изменилось. Мы бы все равно имели труп Ларисы.
– Как знать, – живо откликнулся адвокат. – Все могло сложиться совершенно иначе. Например, если бы наружку пустили за Ларисой раньше, то могли поймать ее контакт с заказчиком, и разговор был бы у них совсем другим, и встреча была бы назначена в более определенном месте, и все могло бы получиться. Или в тот момент, когда ваши оперативники обсуждали место встречи, рядом с ними мог оказаться кто-то третий, кто подсказал бы им более правильное решение. Все могло быть. И я теперь чувствую, что в произошедшем есть и моя вина. Пусть не много, но есть. И я не могу относиться к этому равнодушно.
Им принесли свежевыжатый сок, и Рыженко некоторое время молча тянула напиток через толстую соломинку.
– И снова я не могу с вами согласиться, – произнесла она, отставив в сторону наполовину пустой высокий стакан. – Судьбу человека определяет его характер, а вовсе не случайности. Ведь именно об этом говорит пословица: посеешь характер – пожнешь судьбу.
– Но вы забыли начало: посеешь поступок – пожнешь привычку, посеешь привычку – пожнешь характер. А уж только потом характер определяет судьбу. Вот поступок как раз и есть та самая случайность, тот толчок, та первопричина, которая в конечном итоге определяет результат. И в поступке есть только твоя воля. Поэтому, что бы с тобой ни случилось, всегда виноват только ты. Это если в конечном итоге, – добавил он с усмешкой. – Я часто задумываюсь над своей жизнью и все время нахожу в ней поступки, которые определяли все, что происходило в дальнейшем. И думаю: боже мой, каким я был идиотом, зачем я так сделал, ведь все могло потом повернуться совсем по-другому.
Губы Надежды Игоревны дрогнули в слабой улыбке. Она снова потянулась к стакану, сделала глоток.
– Вас послушать, так если бы я в свое время не задержалась в аудитории после лекции, то сейчас не была бы вдовой и не горевала бы по своему мужу.
Он молча кивнул. Выдержал паузу и спросил:
– Сильно горюете?
– Сильно, – призналась Рыженко вполголоса. – Мне до сих пор очень больно. И мне неприятно думать о том, что в этой боли виновата я сама. Не осталась бы тогда в аудитории, не было бы сейчас этого горя. Я была бы замужем за совсем другим человеком и жила бы счастливой семейной жизнью. Вы предлагаете мне считать, что я сама виновата в том, что сейчас со мной происходит?
Кирган не знал, что ответить. Но он знал совершенно точно: в том, что ему до сих пор больно при мысли об убийстве дочери, виноват только он, и больше никто. Если бы он поступил с Гаянэ по-другому, если бы не бросил ее, велев сделать аборт, если бы принимал участие в жизни и воспитании девочки, то – в этом он был уверен на тысячу процентов – она не оказалась бы в то время и в том месте, где на нее напали скинхеды. И нет в этой смерти ничьей вины, кроме вины убийцы и самого Виталия Киргана.
