Фридрих Незнанский - Свой против своих
Василий постарался придать своему зычному голосу максимум убедительности:
— Брат боится преследования. Не знаю, чего уж он конкретно испугался, только переехал в другое место. Адрес мне не сказал, да мне он и не нужен. Не настолько тесно мы сейчас общаемся, чтобы ездить в гости друг к другу.
Захватчики понимали, что от неожиданности у задержанного потемнеет в глазах и он не запомнит их лица. Но сейчас, приступив к разговору, они натянули на головы маски с прорезями для глаз и в таком нелепом виде напоминали участников карнавала.
Самый высокий из них, грязно выругавшись, пробасил:
— Ты нам мозги не пудри, козел. Не может быть такого, чтобы в случае надобности нельзя связаться с собственным братом.
— Да, Вася-Василек, ты малость заврался, — поддакнул другой верзила.
— Мужики, зачем я стал бы рассказывать небылицы! Если Ерофей в чем-то замазан и временно прячется, он же понимает, что искать его будут через меня. Поэтому-то от меня в первую очередь он и скрывает адрес.
Наступила пауза. Потом одна маска обратилась к другой, видимо к главарю:
— Значит, сейчас мы этого хмыря отпустим. До Ерофея дойдет, что к нему подбираются вплотную, и смоется куда глаза глядят. Тогда мы будем в полном дерьме.
— Он и без того знает, — примирительно произнес Василий и тут получил такой сильный удар ногой в живот, что перехватило дыхание. Скорчившись, он закрыл глаза, а когда через мгновение открыл их, успел увидеть занесенную над собой руку, которая молниеносно обрушилась на него.
Удар в ухо был настолько силен, что Василий не удержался на ногах. Только и тут его не оставили в покое. Один из захватчиков уселся на него и начал равномерно молотить по груди кулаками, приговаривая:
— Что же ты, падаль вонючая, наделал! Что же ты, паскуда, треплешь нам нервы! Просто зла не хватает. Ведь ноги отсюда не унесешь. Лучше скажи, банковский гаденыш, где твой Ерофеюшка ошивается, и вали отсюда на все четыре стороны. Не можешь ты совсем ничего не знать. Не можешь!
Он вплотную приблизил к нему лицо в маске, и Василий почувствовал сильный запах перегара, увидел в прорезях наполненные звериной злостью глаза и понял, что только чудо может спасти его от этих молодчиков. Эта публика без тормозов, такие своего не упустят, и бедняге Ерофею от таких мордоворотов не спрятаться.
— Знаю только, что он живет у своей близкой приятельницы. Зовут Надеждой, фамилии не знаю.
— Работает?
— Кассиршей в гипермаркете «Мосмарт».
— Этих «Мосмартов» несколько.
— В конце Дмитровского шоссе.
Глава 35 Жадность фраера сгубила
Недавно Курточкину попался в руки детективный роман, в котором подробно описывалось, как наркокурьеры провозят свое мерзкое зелье через американско-мексиканскую границу. Они пропитывают героином бинты и, когда те высохнут, обматывают ими камеру колеса машины.
Алексей Михайлович был готов распотрошить машину Скворцовской на молекулы, лишь бы обнаружить пропавшие документы.
Основные ключи от машины, видимо, держал при себе Ерофей Загорских, он же водил «мерседес» председательницы. (Следователи не могли взять в толк, как этот дурачок умудрился получить права. Не иначе как шефиня купила.) Обычно второй комплект ключей владельцы машин держат дома. Пришлось еще раз навестить квартиру Скворцовской. Так и оказалось — в коридоре стоял антикварный комодик, в верхнем правом ящике которого среди старых брелоков, коробочек с пуговицами и ножниц были обнаружены ключи от машины. А вот от гаража ключей не было, поэтому замок с его дверей пришлось сбить зубилом и молотком, которые нашлись в хозяйстве водителя машины прокуратуры, на которой приехали следователи — с Курточкиным были два оперативника.
Черный «мерседес» сняли с передачи и, не заводя, выкатили из гаража: при свете дня видно лучше, чем при локальном электрическом освещении «переноски», да и подобраться к недрам машины сподручнее, когда не мешают стены и валяющийся под ногами хлам.
Сыщикам не пришлось дойти до того, чтобы, подобно мексиканским наркокурьерам, размонтировать колеса. Их боевой пыл был сбит гораздо раньше. Один из оперативников заметил, что обивка водительского сиденья приклеена далеко не идеально. Не может она топорщиться, если вещь изготовлена на немецком предприятии. Что-то тут не то.
Обнаруженные под обивкой сиденья документы проливали свет на загадочное исчезновение четырехсот тысяч долларов, на что обратил внимание следствия Поликарпов. Среди прочих бумаг там имелись две расписки: одна лисицынская — на двести тысяч — и вторая, данная Оксаной Чохонелидзе, — на четыреста тысяч. Правда, эксперту-почерковеду в тот же день без труда удалось установить, что ее подпись подделана.
Получалось, что председатель «Ориона» самым наглым образом обманывала даже такого близкого компаньона, как Верещагин, а тот в свою очередь совсем не прочь был надуть остальных, работавших за границей.
Найденные расписки Александр Борисович решил до поры до времени не показывать Скворцовской — пусть она пребывает в уверенности, будто ее тайна неизвестна следователям. Было очевидно, что здесь велась даже не двойная, а гораздо более изощренная игра. В этой комбинации Верещагин просто-напросто обманул Лисицына, тем самым подставив беднягу под удар, а с Чохонелидзе подобный фокус не прошел, поэтому пришлось ограничиться фальшивой подписью. Убита она была бы в любом случае — даже если бы дала расписку собственноручно.
Председательнице «Ориона» Турецкий предъявил сегодня лишь запись разговора и заключение эксперта Амирбекяна. Скворцовская, как и прежде, не стала отвечать на его вопросы, чем вызвала у следователя глухое раздражение. Какова наглость — не признаться под грузом столь неопровержимых доказательств! Тут бы раскололся матерый уголовник. В практике Турецкого было много случаев, когда приходилось иметь дело с рецидивистами, для которых не существовало ничего святого. Резали почем зря родных и близких, расстреливали милиционеров, взрывали, поджигали, грабили. И при этом всякими правдами и неправдами пытались избежать наказания. Однако если убедительные доказательства собраны и предъявлены, тут уже изобличенные красноречиво разводили руками: мол, твоя взяла, начальник. Сейчас же перед ним сидит по-прежнему холеная, миловидная женщина, а ведет себя так, будто за ее спиной десятки ходок на зону.
Следователям оставалось поймать Ерофея Загорских. То есть его в любом случае необходимо задержать: поскольку его признательные показания наверняка изобличат Скворцовскую, она при всем желании не сможет отпираться. Отрицать очевидное бессмысленно.
Ерофей Загорских по-прежнему находился в бегах. С весны, когда он впервые приехал в Москву, он жил в однокомнатной квартире недалеко от метро «Коломенская», которую снял для него брат. Оперативники разыскали хозяина этой квартиры, тот ничего не знал про своего жильца, куда он мог деться. Ерофей всегда исправно платил и за сентябрь уже заплатил, однако о своем отъезде не предупреждал. В родной Локотковке он тоже не появлялся. Да мало ли где может спрятаться человек на российских просторах, тем более если он не связан ни семьей, ни работой.
— Пойдем попьем кофейку для прочистки мозгов, — предложил Вячеслав Иванович Турецкому и в баре, сделав первый глоток обжигающего напитка, сказал: — В Москве ему спрятаться гораздо проще, чем где-либо. Появись он где-нибудь в другом городе, сразу окажется на виду. Думаю, никуда он отсюда не уехал. Либо переехал на другую квартиру, либо поселился у знакомых. У подруги, например. Вряд ли этот амбал живет анахоретом.
— Согласен, Слава. Однако это не облегчает нашу задачу. Нужно каким-то образом сужать круг поисков.
— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — задал риторический вопрос Грязнов. — Мои ребята уже установили, что Василию Загорских поступали односторонние звонки.
— Что значит — односторонние?
— Он собеседника не слышал. Говорит ему что-нибудь типа: «Алло, вас не слышно, перезвоните, пожалуйста». Допускаю, что у них с братом установлен пароль. Василий говорит дежурные слова, но их порядок имеет для собеседника определенный смысл. Скажем, все спокойно или не выходи на улицу. Это может быть, но в данном случае речь о другом. Звонки, когда он не слышал ответа, были из одного района — Красной Пресни. Думаю, там окопался Ерофей, который иногда названивает брату по мобильнику. Из дома звонить, конечно, опасно — засекут. Вот и звякнет коротенько с улицы. Длительных путешествий по Москве не совершает — опасно. А выйти ненадолго в ближайший магазин, на обратном пути позвонить, после чего обратно юркнуть в свою берлогу — такой вариант весьма возможен.
— Когда человек не слышит, он обычно отвечает одинаково. Каждый на свой манер, — заметил Турецкий.
