Рудольф Ложнов - Записки следователя. Привидение
– Верочка, родная, любимая, прошу тебя, успокойся! Не надо так убиваться! Ты мешаешь следователю говорить. Освободи его руку. Пойдём, сядем, – и аккуратно стал уводить её от меня.
Вера с неохотой отпустила мою руку и, подчиняясь воле мужа, но всё ещё рыдая, покорно уселась на стул. Пока муж успокаивал Веру, я быстро вытер полотенцем руку, а после налил в стакан воды и подал Вере.
– Выпейте, успокаивает! Причин для волнения и тревог нет. Ваша дочь, я вчера ещё говорил её бабушке, Ефросинье Егоровне, жива. В настоящее время она временно находится в нашей больнице на лечении. Она приболела. Все люди иногда болеют, так ведь? Это жизнь. Болезнь не жалует никого. Вылечится, вернётся домой. Вы, Вера, пейте, пейте воду. Полегчает. Уверяю вас.
Вера сделала несколько глотков и всё ещё дрожащей рукой поставила стакан на стол. Сделав несколько прерывистых дыханий, Вера повернула голову в мою сторону и произнесла:
– Не мучайте меня, скажите честно, не надо меня обманывать, что случилось с нашей дочерью? Прошу вас! – и она снова резко поднялась и дёрнулась в мою сторону. По-видимому, пыталась снова подойти ко мне, но муж удержал её. Говоря ей очень ласковые, нежные слова, посадил её на стул.
– Вера, простите, если вы не успокоитесь и не будете слушать меня, я не могу вам рассказать, объяснить суть происшедшего случая с вашей дочерью. Как я уже сказал вам, что ваша дочь Юлия жива. Пока находится в больнице на излечении. Вы слышите меня, Вера? – и я в упор посмотрел ей в глаза. Муж Веры, Николай, переживал и страдал не меньше, чем его жена, но сдерживал себя. По его виду, по его состоянию было заметно, что это ему давалось нелегко.
– Вы извините мою жену, – проговорил дрожащим от волнения голосом Николай, плотнее прижимая свою жену к себе, боясь, по-видимому, как бы она снова не пыталась прорываться ко мне. – Вы должны понимать, она мать одной-единственной нашей дочери. У нас других детей пока нет. Она очень переживает за своего ребёнка. – Николай вдруг замолчал. Пауза продлилась недолго, и он сказал: – Мы, товарищ следователь, успокоились. Продолжайте.
«Рассказать правду сейчас или повременить? – мысленно задал себе вопрос, посматривая то на Веру, то на Николая. – Они и так на грани срыва. Как же мне быть?»
Взвесив «за» и «против», решил так:
– Мы вашу дочь нашли в районе реки Кундрючья, на территории нашего района, в бессознательном состоянии, на четвёртые сутки после её исчезновения. Каким образом, при каких обстоятельствах Юлия оказалась там, где мы её нашли, мы пытаемся установить. Не скрываю от вас, что сложность в этом деле заключалась в том, что при обнаружении её у неё при себе не было никаких документов. Мы не знали её данные: ни имя, ни фамилию, ни место проживания. Вы нас тоже должны понимать. Мы сделали всё, что было в наших возможностях. Только на днях мы узнали её данные.
Когда я закончил говорить, в кабинете стояла мёртвая тишина. Вера и Николай сидели молча, уставившись друг на друга, с неподвижно-каменными лицами. Меня удивило лицо Веры, искажённое, дикое, страшное, похожее на страшную маску. Лицо Николая тоже было застывшее, но мне оно показалось не так страшным. Установившееся затишье неожиданно нарушил голос Николая:
– Рудольф Васильевич, вы сказали, что нашли нашу дочь на четвёртый день после исчезновения, скажите, когда вы нашли её?
– Я сказал: мы с женой нашли её на четвёртый день после исчезновения, то есть это было в воскресенье. Поясняю: конечно, я вначале не знал, когда она пропала. Нашли мы её в воскресенье. Узнал, что ваша дочь пропала в четверг, только два дня тому назад от Ефросиньи Егоровны, то бишь от её бабушки.
– Выходит… выходит… через три дня на четвёртый, – еле слышно проговорил Николай, о чём-то усиленно, сосредоточенно думая. Продержав несколько секунд свой проницательный, немигающий взгляд на мне, сказал: – Значит, моё предчувствие не обманывало меня. Вот почему…
– Простите, Николай Петрович, я что-то не понимаю вас, скажите, о каком предчувствии вы говорите?
– Да так… ничего. Мало ли что бывает… – снова неопределённо, не доводя свою мысль до конца, пробормотал он, стараясь не смотреть в мою сторону.
– Николай Петрович, может, вам покажется назойливостью или приставанием с моей стороны, но всё же мне было бы интересно послушать то, о чём только что проговорили, то есть о предчувствии. Скажите, это предчувствие не связано ли с исчезновением Юлии?
– Хорошо. Если вам, Рудольф Васильевич, интересно послушать и к тому же настаиваете, то, пожалуй, расскажу. Я недавно был в командировке по производственным делам на Краматорском машиностроительном заводе. Возвращался домой на поезде. Еду. Настроение у меня было прекрасное. Вдруг перед моими глазами возник образ моей дочери и, можно сказать, в то же мгновенье резко и больно заныло моё сердце. Ноет и ноет, ничего не могу сделать. Сам себе задаю вопрос: почему так неожиданно возник образ моей дочери и почему так резко и больно заныло сердце? Не случилось ли чего? В голову полезли разные тревожные мысли. Чего только не передумал, пока не задремал.
– Простите, Николай Петрович, что вмешиваюсь, скажите, в котором часу это с вами случилось? Помните?
– Поезд отправился в час дня от вокзала. Ну, примерно минут через десять, а может, через пятнадцать. Но не больше. Примерно так. Почему вас, Рудольф Васильевич, заинтересовало время? Время что-то для вас значит?
– Тогда задам ещё один вопрос, Николай Петрович. Числа какого, не помните? Короче, какого числа месяца это было?
– Это так важно для вас, Рудольф Васильевич? Для чего вы все эти подробности расспрашиваете?
– Вы не ответили на мой вопрос, Николай Петрович.
– Хорошо. Это было пятого числа этого месяца, то есть июля. У меня сохранился билет на поезд. Если он вам нужен, я предоставлю его вам.
Теперь стала моя очередь говорить растянуто, недоговаривая.
– Пятого числа, в четверг… – невольно проговорил я вслух. – Пятого числа в первом часу Лисов выезжает на природу, и во втором часу на поляне с ним случается…
– Рудольф Васильевич, вы произнесли имя Виктора Лисова, откуда вам известен Виктор Лисов? Вы что, знакомы с ним?
– Николай Петрович, простите, вам встречный вопрос – вы хорошо знаете Виктора Лисова? Мне нужен ответ такого рода, каков он человек. Я в курсе, что вы друзья и дружите до сих пор.
– Виктора Лисова? Ну как же, конечно, знаю. Знаю хорошо. Мы с ним друзья и приятели. Наша дружба длится уже более десяти лет, и продолжаем дружить по сей день.
– Отлично! Но у меня будет просьба. Вы, Николай Петрович, как руководитель, часто строчите характеристики на своих подчинённых. Не так ли?
– Да. Я по роду своей деятельности иногда пишу характеристики. Зачем вы об этом у меня спрашиваете, Рудольф Васильевич? Какое отношение имеет к этому Лисов?
– Вы, Николай Петрович, по моей просьбе могли бы охарактеризовать своего друга и приятеля Лисова?
Я думаю, охарактеризовать своего друга – не так уж будет трудно это сделать, так ведь?
– Рудольф Васильевич, я что-то не возьму в толк. Вы затеяли со мной какую-то игру. Зачем вам всё это? Ничего не понимаю. Характеризовать Лисова? Я, как понимаю, характеристики обычно требуют для поощрения или в худшем случае на преступников. Вы что, вините в пропаже моей дочери его, Лисова? Это же чушь! Такого быть не может! Крёстный отец Юли, мой друг, похищает свою крестницу, не-ет!
Вы, Рудольф Васильевич, что хотите, то думайте, но я не поверю никогда! Это просто невозможно, невообразимо! Как он может похитить её, если моя дочь дружит с его сыном Игорем! Нет, нет, тысячу раз нет! Вас, Рудольф Васильевич, неправильно информировали. Вы не тем занимаетесь, поверьте мне!
– Вы, Николай Петрович, всё сказали?
– Думаю, что да. Я высказал своё мнение и что считал нужным и необходимым.
– Хорошо. А теперь я хотел бы внести определённую ясность насчёт того, кто как работает. Плохо ли, хорошо ли делает каждый своё дело или выполняет свои профессиональные обязанности, пусть будет на совести каждого. Каждый человек, находясь на своём рабочем месте, должен делать то, что он умеет. Делать он должен хорошо, добросовестно и качественно. Я настоятельно прошу вас, Николай Петрович, чтобы вы определились с характеристикой.
– Если вы настаиваете, то пожалуйста. Знаю я Виктора как нормального, образованного, порядочного, здравомыслящего человека. Хороший семьянин. Воспитывает порядочного, интеллигентного сына. Вот он сидит, – и рукой показал на Игоря, сидящего рядом с ними. – Руководящий работник – горный мастер участка шахты Ленинского комсомола. Пользуется авторитетом в своём коллективе. Уважают его и другие шахтёры. Кстати, наши дети с детства вместе и продолжают дружить до сих пор. Как мне кажется, их дружба постепенно превращается в любовь. Разлучились они в связи с переходом нашей семьи в другой город.
