Мо Хайдер - Опередить дьявола
— Где Эмили?
— Спит. В спальне.
— А твоя мама?
— У себя в комнате. Наверно, читает.
— Можно тебя на пару слов?
— О’кей, — неуверенно сказала она. — Давай поднимемся.
Кори небрежно оттеснил их и стал подниматься по лестнице. Джэнис бросила на гостя выразительный взгляд — дескать, извините, не знаю, какая муха его укусила, не уходите — и поспешила за мужем. Тот шел по коридору второго этажа, распахивая двери и заглядывая в комнаты. Остановился в кухне, где обнаружил два бокала в раковине и завернутую в фольгу тарелку с лососем.
— Кори, в чем дело?
— И давно он здесь? — прошипел тот. — Ты его впустила?
— Разумеется. Он здесь… ну… часа два.
— А ты знаешь, кто это? — Кори швырнул сумку с ноутбуком на рабочий столик. — А? Знаешь?
— Нет.
— Муж Клер.
У Джэнис отвисла челюсть. Из груди чуть не вырвался смех от нелепости услышанного.
— Что? — Она чуть не взвизгнула. — Клер? Из группы? Которую ты трахаешь?
— Держи язык за зубами и не болтай ерунду.
— А как иначе, Кори, ты мог узнать, что он ее муж? Или она тебе показала фотографию? Так я и поверила.
— Фамилия, Джэнис. — В его голосе звучало снисходительное сочувствие к ее недогадливости. — Не так много вокруг людей, которых зовут Пол Проди. К тому же ее муж полицейский. — Кори показал пальцем вниз. — Это он. Вот уж настоящий подонок, Джэнис. Прыщ на теле человечества, да еще с бляхой копа. Знала бы ты, что он проделывал со своими детьми… а с женой!
— Господи боже мой, Кори! И ты ей поверил? С какой стати? Ты не знаешь, что такое женщины?
— Да? И что же они такое?
— Лгуньи, Кори. Женщины лгут. Мы лжем и обманываем и флиртуем, мы прикидываемся уязвленными и оскорбленными и преданными и несправедливо обиженными. Мы хорошие актрисы. В этом нам нет равных. Так что «Оскар» за лучшую роль получает весь женский род.
— Интересно, себя ты сюда включаешь?
— Да! То есть нет… то есть… иногда. Я тоже, случается, привираю. Как и все.
— Тогда понятно.
— Что тебе понятно?
— Ты говорила, что будешь меня любить больше всех на свете. Остальные побоку. Ты лгала.
— Кто кому изменил? Ты или я?
— Да ты бы с удовольствием изменила, представься тебе такой случай.
— Это что еще значит?
— А то и значит, что весь мир вращается вокруг нее! Разве не так, Джэнис? Когда речь заходит о ней, я для тебя перестаю существовать.
У Джэнис сделалось такое лицо, будто она ослышалась.
— Ты об Эмили? Ты это о собственной дочери?
— А о ком же еще? С ее появлением я стал человеком второго сорта. Скажешь, нет, Джэнис? Скажешь, нет?
Она покачала головой.
— Знаешь, что я тебе скажу, Кори? Единственное чувство, которое я к тебе сейчас испытываю, это жалость. Тебе без малого сорок лет — и выглядишь на сорок, — а живешь ты, как приговоренный к пожизненному заключению, в тесной жалкой одиночке. Тебе не позавидуешь.
— Я не потерплю его здесь.
— А я потерплю.
Кори бросил взгляд на два бокала в мойке.
— Вы пили. Чем еще вы тут занимались? Трахались?
— Слушай, заткнись.
— На ночь он здесь не останется.
— Последняя новость, Кори. Он остается на ночь. Он будет спать на раздвижной софе в гостиной. Угонщик все еще разгуливает на свободе, и, хоть это может тебе показаться странным, с тобой я не чувствую себя в безопасности. А если совсем откровенно, Кори, проваливай-ка ты к своей Клер или куда хочешь и оставь нас в покое.
45После сегодняшних двух дождей воды в канале было больше. Воздух сделался гуще, пахло зеленью, а непрестанная капель, просачивавшаяся через горную породу, уже не казалась такой мелодичной. Булькало громко, навязчиво, как в душевой. Фли шаркала по илистому дну в своих освинцованных сапогах, вода барабанила по каске и стекала за шиворот. На то, чтобы добраться до горного обвала, в который они с Веллардом уперлись, у нее ушел почти час. Вчерашний лаз сохранился в целости-сохранности, и вылезла она из него мокрая и грязная. Гидрокостюм весь залеплен илом, рот и нос забиты зернистым песком, к тому же она продрогла. Сильно продрогла. Зубы выбивали дробь.
Она достала из рюкзака лампу ныряльщика и осветила ею дальний отсек, где торчала из воды корма баржи, заваленной другим камнепадом. Быть может, по ту сторону находится та самая непроверенная вентиляционная шахта. Она прошлепала к завалу и выключила лампу вместе с фонариком на каске. Канал погрузился в такую кромешную тьму, что ей пришлось выставить руку, чтобы побороть внезапное головокружение. Почему, спрашивается, она сделала это вчера? Да потому, что заметила светлое пятно — метрах в трех над землей. Слабое голубоватое свечение. Лунный свет, просачивающийся сквозь рыхлую землю на гребне осыпи. Так и есть. Девятнадцатый воздуховод находится по ту сторону каменной гряды.
Она приладила рюкзак за спиной и начала карабкаться в темноте. Леска, разматываясь, задевала по ногам. Фонарь отставлен за ненадобностью: ее вел голубоватый лучик. Добравшись до вершины гряды, она ладонями, как лопатой, проделала в глине приступку для колен. И вторую, для рюкзака. Получив упор, просунула лицо в открывшуюся брешь.
Лунная дорожка. А теперь еще и сладковатый запах: смешанные ароматы растительности, ржавчины и дождевой воды. Запахи шахты. Эхо разносило звон капели. Она подала назад, пошарила в рюкзаке и нашла долото, которым отец пользовался в пещерах. Сукновальная глина в этом месте не слежалась, но сухо крошилась. Долото без труда одолевало эту массу, которую она пригоршнями отшвыривала, слыша, как мелкие куски скачут вниз по осыпи и шлепаются в воду. Расширив брешь почти под самым сводом, она еще отчетливей увидела лунную дорожку, и в этот миг долото вонзилось в твердь. Булыжник. Она ударила раз-другой. Резец только отскакивал, высекая искры. Нет, этот валун ей не убрать с дороги. Она села на приступку, переводя дыхание.
Черт.
Она облизнула губы и пригляделась к бреши. Маловата, но, возможно, удастся пролезть. Попытка не пытка. Она сняла каску и положила ее рядом с долотом, просунула в брешь правую руку. Рука ушла на фут, потом до самого предплечья. Теперь голова. Она наклонила ее чуть-чуть и с закрытыми глазами на пару дюймов просунула в дыру, помогая себе коленями и пальцами, и вот уже она почувствовала движение прохладного воздуха. Острые камешки царапали щеки. Она мысленно увидела свою руку на каменной гряде — отдельно от тела, сжимающую и разжимающую кулак в лунном свете. Промелькнула мысль, не наблюдает ли кто-то за ней. Она поспешила прогнать эту мысль. Подобные фантазии могут парализовать волю.
Сыпавшаяся сверху глина падала ей за шиворот, мелкие гранулы забивались в уши, задерживались на ресницах. Она напрягла колени и протиснулась в брешь еще немного. Так как для левой руки места не нашлось, осталось лишь прижать ее к туловищу. Еще толчок, отозвавшийся болью в напрягшихся ляжках, и вся голова вместе с правой рукой вылезли наружу.
Откашлявшись и отплевавшись, она протерла глаза и рот, стряхнула мелкую породу с руки.
Она разглядывала новый отсек канала, посреди которого стоял столб лунного света, уходивший по воздуховоду на самый верх. В воде просматривались диковинные холмики, образовавшиеся там, где падали комья глины, впоследствии размытые. С неширокой каменной гряды, на которой она лежала, в двух метрах под ней из воды торчал нос баржи, придавленной в середине камнепадом. Палуба слегка осела под тяжестью проржавевшей лебедки. В темноте, метрах в пятидесяти, едва просматривалась дальняя стена из каменистой породы вперемешку с землей. Возможно, это и был западный конец туннеля, который они с Веллардом искали. Этот отсек был таким же глухим, как и предыдущий, а значит, попасть сюда можно было только через вентиляционную шахту.
Она задрала голову. Капли размеренно падали вниз — звуковые точки в тишине. Решетка воздуховода, наполовину сломанная, опасно нависала под тяжестью растительного мусора, пропитанного влагой. Но ее внимание привлекла не сама решетка, а то, что свисало сквозь образовавшееся отверстие. Альпинистская веревка на крюке и карабин, соединяющий ее с ручками здоровенной черной сумки для инструментов, отбрасывавшей на свинцовую гладь непропорциональную тень. На такой веревке можно было бы запросто спустить в шахту нечто крупное. Например, тело. И еще кое-что выбивалось из обычного ряда. Световое пятно на воде, отличавшееся по цвету от окружающих предметов. Она опустила подбородок и сконцентрировала внимание. Среди обломков, рядом с основанием лунного столба, плавала… туфелька. Знакомая модель: нечто среднее между босоножкой и туфелькой Мери Джейн. Пастельный ситчик. Маленькая пряжка. Типичная детская обувка. Именно такие туфельки были на Марте в день похищения.
