Александр Маркьянов - Агония
Это действительно была бомба. Самая настоящая бомба….
Юго-восточная железная дорога
Станция Мичуринск
15 февраля 1971 года
Стальные колеса поезда громко и протяжно загудели, отчего я проснулся. Поежился — трясло меня уже основательно, на лбу выступил холодный пот, перед глазами плыли какие-то круги. Даже тряпье в углу вагона, в которое я зарывался, уже не согревало. Кряхтя и кашляя, я подполз к щели в двери и выглянул.
Поезд подходил к какой-то станции, ощутимо замедляя ход, перед глазами плыли какие — то серые, занесенные почти по самую крышу снегом бараки, стальные змеи рельс двоились, расходились в разные стороны, величаво проплывали столбы семафоров. Я прислушался — объявляли прибытие какого-то пассажирского. Есть — кажется Мичуринск. Порывшись в памяти, вспомнил — есть такая станция, чуть больше двухсот километров от Москвы. Это время товарный состав преодолеет за полдня. Подумав, я решил сойти именно здесь. Причина была одна — простыл я уже очень основательно, хрипел и кашлял каждые несколько минут — поэтому провести еще полдня в ледяном, продуваемом всеми ветрами товарном вагоне мне совсем не улыбалось.
Скрипя тормозами, состав остановился на дальнем, заметенном снегом пути. Я осторожно выглянул — вдоль состава шел обходчик, изредка стуча молоточком по колесным парам вагонов. Мой вагон стоял в составе шестым. Оставалось только надеяться, что обходчик в темноте не заметит сорванную пломбу на двери вагона — впрочем, на других станциях ее не замечали. Как только скрип снега под ногами обходчика затих вдали, я аккуратно, стараясь не выдать себя скрипом, оттолкнул вагонную дверь и спрыгнул на снег.
Упал на снег, мерзлый холод обжег ладони, приводя меня в чувство. Огляделся. Я стоял между двух товарных составов на «-цать» каком-то пути, ряды вагонов уходили в темноту. Где-то впереди, далеко горел красный огонек семафора, мертвенно-желтым светом слепил прожектор с вышки. Откашлявшись, сморщившись от резкой боли в горле, я поковылял вперед по направлению к локомотивам, онемевшими руками сжимая злополучную бандероль. Свою папку я бросил в вагоне — ничего ценного для меня в ней сейчас не было.
До вокзала станции Мичуринск я доковылял минут через сорок, обходя мертвые, зеленые туши стоящих на путях локомотивов. Один раз чуть не попал под шипящую змею полуночной электрички — в голове бухал молот и ее я увидел только в последний момент, хорошо успел отпрыгнул назад. Железная змея с желтыми, призывно светящимися в ночи глазами на всем ее теле пронеслась мимо, стук ее колес затих в морозной мгле. Я поднялся на ноги, нащупал на шпалах бандероль, поковылял на свет вокзала.
Вокзал выплыл из темноты, неподвижный и величавый. По перрону гулял морозный ветерок, в темноте горели желтые шары ночных фонарей. Пути перед вокзалом были пусты.
Я прислонился к столбу, замер, осматривая перрон. Больше всего меня интересовало — есть ли там милиция или нет. Я обхватил обеими руками стол, чтобы не упасть. Минута тянулась за минутой, медленно и неспешно — наконец я понял, что милиция для меня не самое главное — если я сейчас не согреюсь, утром меня найдут здесь, примерзшего к бетонному столбу. Из последних сил я потащился вперед, ориентируясь по пылающим живительным желтым светом окнам вокзала.
Зал ожидания пахнул на меня сухим, живым теплом, уже почти ничего не видя перед собой я прошел несколько шагов, и устало рухнул на жесткую деревянную скамейку зала ожидания. Скамейка эта стояла крайней, рядом была пышущая жаром батарея центрального отопления. Я с наслаждением протянул к ней руки, чувствуя, как с сухим теплом в меня вливаются новые силы. Никогда не думал, что буду так радоваться простой возможности посидеть в тепле.
Немножко придя в себя, я огляделся по сторонам. Зал ожидания был большим, но уютным, стены выкрашены зеленой масляной краской, несколько длинных деревянных скамеек, на одной из которых, самой дальней от меня, накрывшись черным пальто, спит пьянчужка. Две кассы, ночью не работающие и завешенные домашними, в цветочек занавесками. В углу небольшой деревянный киоск со съестным, ночью естественно тоже не работающий. Ни единой живой души кроме этого пьянчужки, только с перрона доносятся гудки локомотивов на путях.
Надо позвонить. Позвонить домой, чтобы знали где я. Отец наверное места себе не находит, про мать уж и не говорю. Позвонить….
Я огляделся по сторонам. На одной из замызганных дверей висела табличка «дежурный». Подойдя, я постучал. Признаков жизни за дверью не наблюдалось. Откашлявшись, я снова начал стучать и стучал до тех пор, пока за дверью не послышались шаркающие шаги.
Скрипнул ключ, дверь приоткрылась, в щель высунулся маленький, помятый мужичишка в синей форме железнодорожников. От дежурного ощутимо припахивало спиртным.
— Чо надо?
— Погреться пустишь?
— Иди отсюда, алкашина! — окрысился мужик — щас ментов кликну, они тебя в отделении дубинкой по хребту согреют. Пшел отсюда!
Мужик попытался захлопнуть дверь, но я успел подставить ногу. На ощупь вытащил из кармана купюру (ей оказалась сиреневая двадцатипятирублевка), протянул мужику. На его лице мгновенно отразилось понимание мой сложной жизненной ситуации.
— Заходи, раз так…
Шаркая ногами по грязному полу и держась руками за стенку, мужик пошел в комнату дежурного, я направился следом…
В дежурке было еще теплее, чем в зале ожидания — в углу огненно-красным цветом светилась раскаленная спираль «козла» (самодельный обогреватель, при виде которого пожарные приходят в неистовство — прим автора), перемигивался разноцветными лампочками пульт, что-то невнятное хрипела рация. Рядом с пультом стоял грубо сколоченный из неокрашенных досок стол, на нем живописным натюрмортом раскинулись две недопитые бутылки с самогоном, какие-то закуски, сейчас уже не помню какие, литровая банка с жидким, водянистым разливным пивом. Я устало рухнул на кособокий стул у стены, мужик внимательно посмотрел на меня:
— Что, хреново? Тяпнешь с устатка?
Не в силах ничего ответить я кивнул. Мужик взял стакан, критически посмотрел его на просвет, оценивая на предмет чистоты, набулькал мутной, остро пахнущей спиртом жидкости и протянул мне. Я выдохнул, скривившись от боли в горле и одним махом замахнул полстакана.
Боже! Никогда не думал, что буду так пить самогон. Жидкий огонь обжег глотку и пищевод, огненным шаром скатился в желудок и там разорвался, подобно гранате. На глазах выступили слезы, дыхания не хватало.
— Что, врезало? Хе-е-е… — усмехнулся мужик — сам гоню! Пятьдесят градусов не меньше! На яблоках! У нас тут знаешь, яблоки какие?! Мичуринские!
— Позвонить можно? По межгороду? — спросил я, отдышавшись
— Звони, не жалко — мужик пододвинул телефон — только через девятку…
Вспомнить номер. Черт, неужели домашний забыл? Алкоголь впитывался в желудок, в котором вот уже два дня ничего сьестного не было, цифры плыли перед глазами. Но номер я вспомнил, бормоа каждую цифру начал набирать. После третьего гудка в трубке раздался долгожданный щелчок соединения.
— Алло — отозвалась трубка знакомым с детства голосом
— Мама… — прошептал я, с трудом сдерживая слезы
— Сережа! Сереженька, где ты! Откуда…
Голос матери оборвался на полуслове, вместо него в трубке зазвучал другой голос. Мужской.
— Сергей! Сергей, где ты?!
С удивлением я узнал голос генерала Горина. Как он оказался у нас дома, он же никогда у нас не бывал
— Что с отцом?
— С ним все в порядке, нет времени, Сергей! Где ты?!
— В Мичуринске… На вокзале.
— Оставайся там, слышишь! Я высылаю группу! Оставайся там, никуда ни шагу!
Я повесил трубку на аппарат
— Может надо чего?
— Нет… — проговорил я — в зале ожидания подожду… Скоро приедут…
— Ну, как знаешь… — мужик пожал плечами, повернулся к пульту — дверью там хлопни посильнее. Замок заедает…
Шаркая ногами, вернулся в зал ожидания, сел на жесткую деревянную скамейку. Хоть водка и продезинфицировала горло, легче мне не становилось, весь лоб был в испарине, меня трясло от озноба. Ждать на вокзале я тоже не хотел — даже в таком состоянии я помнил, что сейчас нахожусь в розыске. Откинувшись на спинку скамейки я закрыл глаза…
Интересно, если бы я тогда не поехал в Москву сам, на частнике — что бы случилось? Что бы случилось, если бы я не позвонил домой, а добирался до Москвы на том товарняке? Все было бы по-другому? Или они нашли бы другой способ заполучить эти документы? Потом я много думал об этом. И ответа я не знаю до сих пор.
Но случилось то, что случилось. История сослагательного наклонения не знает, может это и к лучшему. Проснулся от громкого хлопка входной двери. Посмотрел — прямо ко мне шел какой-то мужик.
