Владимир Колычев - Кровавые подснежники
– А кто при делах?
– Есть люди. Очень далекие от Никиткина.
– Кто такие?
– Пока только догадки. Но выход на них есть.
– Я хочу знать, кто они такие.
– Ну, процесс можно ускорить. Если ты подключишься к делу. Только сделать все нужно в сжатые сроки.
У Максима имелся вариант, но не было людей, которые могли бы ему помочь. Если бы Ярышев находился под следствием, но его уже перевели в камеру для осужденных, поэтому так просто к нему не подобраться…
* * *Киллер – не убийца, он всего лишь посредник между жизнью и смертью. Настоящий убийца тот, кто заказывает. Этого молодого мужчину интеллигентной внешности обрек на гибель его компаньон. Кому нужна эта смерть, тому и отвечать за грех убийства. А Стас всего лишь оружие в руках заказчика…
И все-таки в голову жертве он выстрелил с внутренним содроганием. Мгновенно прицелился, нажал на спуск, спустил с цепи пулю, которая попала точно в голову. Повезло человеку – во сне умер.
Пистолет был с глушителем, выстрел прозвучал бесшумно, но все-таки лежавшая рядом с мужчиной женщина проснулась. Вскочила, огромными от страха глазами уставилась на Стаса.
Он был в маске, и ему нечего было бояться. И путь отступления продуман до мелочей. Он мог спокойно уйти, не причинив женщине вреда. Но, увы, ее тоже нужно было убить. Ее приговорил к смерти настоящий убийца, Стас всего лишь нажал на спусковой крючок.
Ребенка убивать ему не приказывали, но пацан появился из ниоткуда, и смотрел, смотрел. А глаза страшные – злые, холодные. Как будто абсолютная ненависть смотрела на Стаса. Совсем это не детский взгляд…
Он вышел из спальни, покинул квартиру. Пацан остался в комнате, но его глаза продолжали смотреть на Стаса. Даже когда сел в машину, эти глаза продолжали вытягивать его душу.
Миша отвез его на квартиру, Лида налила водки. Миша куда-то исчез, а Лида осталась. И теперь она тянула его душу. Смотрела на него глазами пацана… Стас не выдержал, заорал на нее и… проснулся.
Он лежал на шконке в тюремной камере, а на него смотрел верзила с острием церковного купола на шее. Грудь у него широкая, но татуировщику почему-то не хватило места, чтобы нанести на нее весь собор… Он смотрел пристально, с хищной ненавистью.
Может, он сомнамбула, лунатик? Или этот арестант ему тоже снится?
Стас поднялся, помахал рукой перед его глазами:
– Эй, проснись!
– А кто спит? – ухмыльнулся верзила. – Я на тебя, фраер, смотрю. Не нравишься ты мне. А знаешь почему? Ты моего кента убил.
– Я?! Твоего кента?! – Стасу стало не по себе.
Он мог бы вырубить верзилу. Или даже убить. А дальше что? Арестант этот в авторитете, за ним блаткомитет. А в камере без разрешения «смотрящего» руки распускать нельзя. Кто нарушит это правило, того могут и опустить… А Стасу целых девять лет мотать. Если он раньше не соскочит…
А может, и не надо соскакивать. Девять лет – это не так уж и много. Отмотает срок, выйдет на свободу с чистой совестью. И бегать от закона не придется… Если выйдет. Если его уже не приговорили.
Верзила появился в камере вчера. Зачем он здесь? Почему наехал на Стаса? Неспроста все это…
– Серега его звали. Фамилия – Сычев. Ты ему башку насквозь прострелил.
– Ты что-то путаешь, брат! – Ярышев с трудом пытался сохранить хорошую мину при плохой игре.
Он знал Сергея Викторовича Сычева, он проталкивал этот заказ. Это было примерно год назад… Но откуда верзила это знает?
– А потом ты Жору Караяна «замочил». Он домой шел, а ты со спины к нему зашел. Ствол у тебя с глушаком был, да?
– Эй, ты откуда такой взялся? – вскинулся Стас. – Ты что, подсадной?
– Кто подсадной?! Маяк подсадной?! – К нему подскочил еще один блатной.
Аслан его зовут, дагестанец из Махачкалы, но Стас почему-то не удивился, когда Жора Караян вдруг оказался его братом.
– Я тоже подсадной?! – Аслан скреб пальцами по своей футболке, как будто собирался разорвать ее. – Ты моего брата завалил, а я подсадной?
– Я не понял, это что за цирк? – Ярышев повернулся к «смотрящему», который поднимался со своей шконки.
Шалах поднял руку, призывая к спокойствию. Верзила кивнул, смиряясь перед его волей, и Аслан тоже послушно вернулся на свою шконку.
«Смотрящий» поманил Стаса к себе:
– Что за беда, мужик?
– Да это, предъявы какие-то левые…
– Ну да, веселые сегодня были грибочки, – ухмыльнулся Шалах.
Стас мог бы посмеяться вместе с ним, но мышцы лица отказались вдруг ему повиноваться. Он даже улыбнуться не смог. И тому была причина. Сергей Сычев и Жора Караян существовали реально, и он имел отношение к их смерти.
– Я тоже пожевал чуток… Яну Митину ты завалил?
Стас шарахнулся от «смотрящего». И на эту женщину заказ шел через него.
– Значит, ты? – едко усмехнулся Шалах, проницательно глядя на него.
– Ну и грибочки у вас! – натужно улыбнулся Ярышев.
– Грибочки, грибочки… А мне Яна нравилась, я любить ее хотел. Хотел, а не успел… Зачем ты ее убил?
– Это не я!
– Ну, не ты так не ты… А грибочки реально забористые. Будешь?
– Да нет, не хочу…
– Ну, давай. Только это, крепко не засыпай, мало ли что…
Стас на негнущихся ногах подошел к своей шконке, лег. Не до сна ему, когда такое дело. И нельзя спать. Если Шалах спустит своих псов… А он спустит. Не зря же он устроил этот цирк…
Стас до утра не смыкал глаз, может, потому ночь и прошла спокойно. Но впереди целый день, а затем наступит новая ночь…
Первую половину дня братва вела себя так, как будто ничего и не было. Стас даже начал подозревать, что наезд со стороны блатных ему просто приснился. Один кошмар сменился другим, всего-то…
Но после обеда его вызвали на допрос. Стас насторожился. Это для следственного изолятора допрос – обычное дело, а он уже в блоке для осужденных. Был суд, ему вынесли приговор, какие еще могут быть вопросы?
В помещении для допросов его ждал Одинцов:
– Ну, здравствуй, Чибис!
Стас дернулся так, как будто через него прошла пуля.
– Это вы о чем, начальник?
– Можешь обращаться ко мне на «ты». Не надо меня задабривать, это бесполезное дело.
– Я не задабриваю.
– Глаза чего красные? Бессонница?
– Да нет.
– А может, все-таки бессонница?.. Или проблемы с братвой?
Ярышев заполнил легкие воздухом и медленно выдохнул. Успокоиться ему надо и взять себя в руки. И осознать, что он стал жертвой банальной ментовской провокации. Все нормально, нужно успокоиться и сосредоточиться. И главное, ни в чем не признаваться.
– Я обязан с вами разговаривать? – сухо спросил он.
– Тебя не удивляет, откуда я знаю твою кличку?
– Это не моя кличка. И вы ничего не знаете.
– Знаю. Алика знаю. Студента знаю. Шпильку знаю… Не важно у вас с конспирацией, Чибис. В принципе неплохо, но недостаточно…
– Я не понимаю, о чем вы говорите. – От волнения у Ярышева засосало в животе.
– Кто убил Сычева? Кто убил Караяна? Кто убил Митину?
– Без понятия.
– Я знаю, кто не убивал. Ты не убивал. Ты был посредником, передавал заказы. А убивал Алик… Во всяком случае, Студент валит все на него… Может, Студент тоже убивал?
– О чем это вы? – через силу фыркнул Стас.
Взгляд Одинцова, казалось, сфокусировался в крутящийся стержень, на который он наматывал его душу. Смотрел прямо в глаза и наматывал, наматывал… Сычева убил Алик, это верно. А Караяна застрелил Студент. Это было его боевое крещение. А Митину отработала Шпилька, она как-никак женщина, ей и карты в руки… Казалось, Одинцов считал эти мысли.
– Я понимаю, тебе нельзя признаваться. Лучше девять лет отсидеть, чем на пожизненное загреметь, – хищно усмехнулся он.
– Я бы и на пожизненное пошел, да не за что.
– А если есть?
– Предъявляйте!
– Предъявлять мы будем твоей Марине. За покушение на убийство гражданина Никиткина.
– И кто на него покушался?
– Почву подготавливала Шпилька, патроны подносил Студент, стрелял Алик. А заказала это шоу Марина Лукашова. Через Чибиса… Но насчет тебя, Чибис, пока только предположение. Ты еще можешь выкрутиться. Ты это умеешь. И Лукашова умеет. Но на этот раз она не выкрутится.
– Я ничего не знаю, – мотнул головой Стас.
– Никиткин пытал твою жену, – всматриваясь в него, отчеканил майор. – Он вырывал ей ногти на пальцах.
– Что?! – дернулся Стас.
Он помнил пластыри на пальцах Марины. Она приходила к нему на свидание, он увидел, спросил, что это такое. Она сказала, что прищемила пальцы дверью, и он ей поверил… Она знала, как он отреагирует, поэтому и не жаловалась. А он мог отреагировать. Мог сбежать, чтобы зубами вцепиться в глотку Никиткину. Марина для него – святое, и никто не смеет ее обижать…
– Он хотел знать, куда ты дел тело Лизы Барковой.
– Не было ничего такого.
– Ну, может, потому Марина ничего и не сказала…
– Не сказала, – эхом отозвался Стас.
Марина знала, где покоится тело Барковой, но даже под пытками не раскололась. Кремень-баба… И еще она собиралась ждать Стаса из тюрьмы. И он ничуть в ней не сомневался. Всего девять лет, а может, и меньше, если условно-досрочное освобождение обломится…
