Елена Топильская - Темные силы
— Хорошо, — сказал Панов. — Но ты послушай, чего сказать хочу. Сегодня виделся с Колей Скрябиным, экспертом из области, не знаешь его? Так вот, он мне сказал, что у них там домик сгорел по зиме, и знаешь, на кого записан был? На Шаталова. Я и подумал, вдруг он? Прикинул, тот Шаталов должен был освободиться в девяносто четверым году, пятнадцать лет тогда, в семьдесят девятом, получил. Это если без досрочного освобождения. Вдруг он? Вот смешно…
— Да, — сказала я. — Смешно.
— Эй, Маша? — забеспокоился Панов. — У тебя все в порядке?
— Да, — повторила я, как попка.
А что я еще могла сказать? «Спасите, я в логове сатанистов»? Глупо.
— Ладно, Маша, все сделаю. Пока.
— Спасибо, — сказала я онемевшими губами. Вот что я хотела спросить у областных коллег, но, дура, так и не спросила, все время забывала. Сразу надо было уточнить, на кого записан дом Эринберга, и бежать в архив читать дело Шаталова. Нога, значит, у Шаталова была сухая, и поэтому он успехом у женщин не пользовался… Хромал, значит. И манерами хорошими отличался… Лет пятьдесят ему сейчас, значит. А теперь уж что, уже поздно бежать в архив.
Я вошла в кабинет, и массивная дверь за мной захлопнулась. Если даже сейчас примчатся к особняку милицейские машины с мигалками, опера все равно сюда не войдут просто так, укрепленный особняк придется брать штурмом.
Да они и не будут брать его штурмом, а будут терпеливо стоять под воротами и ждать, пока я выйду. Можете будут ждать до тех пор, пока мой частично скелетированный труп не обнаружат где-нибудь в области, в канаве. Нет, это же надо так попасться! Нарочно не придумаешь!
Из-за стола навстречу мне поднялся невысокий плотный человек в рубашке и галстуке. Пиджак от его костюма висел на специальной вешалке в углу кабинета.
— Проходите, Мария Сергеевна, — радушно, хотя и без улыбки, предложил он. — Попросить у секретаря кофе? Или чай? Можно зеленый.
Как во сне, я прошла в глубь кабинета и присела у стола на сиденье в стиле «ампир».
— Вы не Эринберг? — спросила я слабым голосом, и хозяин кабинета растянул кончики губ в подобии улыбки.
— Нет. Но вы и с ним познакомитесь.
Я прикинула рост моего собеседника; нет, на моего автобусного мучителя он не тянул, тот был, судя по моим ощущениям, выше сантиметров на десять.
— Мария Сергеевна, поверьте, вас тут никто не съест, — серьезно сказал хозяин; наверное, у меня на лице что-то такое отразилось.
— Не уверена, — ответила я, соображая, что лучше: прикинуться полной дурой (да и прикидываться не надо, такая и есть, все натурально) или сразу дать ему понять, что я все знаю.
— Илья Адольфович, — негромко позвал хозяин кабинета.
Сзади меня раздался тихий чмок какой-то потайной двери. Я обернулась; у книжных полок, за которыми, наверное, и скрывалась потайная дверь, стоял и доброжелательно смотрел на меня мужчина лет пятидесяти, с худощавым лицом, заметными залысинами на лбу. Человек, сидевший за столом, тем временем поднялся, стащил с вешалки свой пиджак, набросил его и двинулся к выходу.
— Я пока вам не нужен? — спросил он.
— Нет, — ответил ему тот, кто вошел через потайную дверь.
Дождавшись, пока мужчина в костюме выйдет, он подошел, заметно хромая, к столу и занял хозяйское место.
— Здравствуйте, Мария Сергеевна.
— Здравствуйте, коли не шутите, — пробормотала я. Если бы не была такой заторможенной раньше, съездила бы вовремя в архив посмотреть дело Шаталова, сейчас бы хоть знала, как его имя-отчество, как к нему обращаться.
— Вы бы хоть представились, господин Шаталов, — добавила я после паузы.
— Вы же слышали, зовут меня Илья Адольфович, — у него действительно был необычайно убедительный голос с обволакивающими модуляциями. — Я только фамилию сменил, а имя и отчество остались прежними.
— Зачем?
— Затем, чтобы те, с кем я имею дело, не копались в судебном архиве и не лезли в мою личную жизнь. Вы ведь знаете, что если некто меняет фамилию, то ваш информационный центр выдаст вам сведения только на новую фамилию, так?
Он был прав. Поэтому и не проходил Эринберг ни по каким учетам.
— Так вы бизнесом занялись? — не удержалась я.
— Почему бы нет? — он красиво приподнял брови. Какое-то дьявольское обаяние в нем, бесспорно, было. — Я в заключении времени зря не терял, налаживал нужные связи, изучал серьезную литературу и периодику. И вовремя понял, что все структуры — от политических до религиозных —во всех формациях и в любом историческом периоде исповедуют одну и ту же веру, назовем ее «экономизм». Все покупается и продается, все вокруг нас — товар, в том числе и человек, и человеческие ценности. Мысль, творчество, невинность — все товар, все имеет свою цену. Разве не так?
Я пожала плечами, но ему не нужны были ни одобрение мое, ни осуждение. Он продолжал:
— Я понял, что нам пора образовать свою экономическую структуру.
— Вам — это сатанистам?
— Да, — спокойно подтвердил он.
— Вы еще тогда были сатанистом? — решилась спросить я. — В семьдесят девятом?
Он снисходительно улыбнулся.
— Тогда я был дилетантом. Так, баловался. Нащупывал что-то в темноте. Не совсем удачно, иначе не выбросил бы пятнадцать лет из жизни. Конечно, я не без пользы провел это время, но мог бы более успешно. Но сейчас не об этом. Вы знаете, кто создал аналог первой банковской системы в Европе? Тамплиеры. Да-да. Каждое командорство представляло собой не что иное, как скудно-заемное финансовое учреждение. Представьте, что посвященный путешественник мог предъявить пергамент, выданный командорством Италии, и получить по нему деньги во Франции. И лишь три века спустя до этого додумалась папская власть. А кто такие молокане, знаете?
Я покачала головой.
— Смутно.
— Естественно; откуда вам знать? Это весьма специфическое ответвление христианства. Исторически они занимались сельским хозяйством, и в наши дни продолжают это делать, и весьма в нем преуспели. Весьма. А знаете, Почему православная церковь наложила на них анафему? Да просто от доходов молокан православной церкви ничего не перепадает. А надо делиться, — он хихикнул. — Кого я еще не упомянул? Сайентологов! Слышали про Рона Хаббарда?
— Слышала, — кивнула я.
— Это он сказал: «Если хочешь заработать миллион долларов — создай свою религию». А что есть так называемая «корпоративная культура»? Которую активно развивают и насаждают многие крупные компании? Да не что иное, как образец внутрикорпорационной религии. А цель этих корпорации — делать деньги.
— Все это очень интересно, — с трудом сказала я. — Только зачем вы мне все это рассказываете?
Шаталов вздохнул и откинулся в массивном кресле. Он здорово в нем смотрелся. Я вполне допускала, что в молодости, двадцать пять лет назад, он мог уговорить любую девушку, настолько яркой харизмой он обладал, если даже сейчас, когда он стал старше и наверняка жестче, его обаянию было трудно противостоять. С ним хотелось общаться. И про хромоту его уже не вспоминаешь, стоит услышать его вкрадчивый голос и посмотреть в эти умные глаза. Но зачем-то он тогда поил девушек всякой гадостью, совокуплялся с бесчувственными телами, делал снимки своих жертв… Зачем?
— Я бы хотел, чтобы вы не относились предвзято к сатанизму и сатанистам, — мягко ответил он.
— А какое значение имеет мое отношение ко всему этому? — удивилась я.
Шаталов загадочно помолчал, побарабанил пальцами по массивному инкрустированному столу и взглянул на меня искоса.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы считали сатанистов вульгарными язычниками, варварами, льющими кровь по низменным мотивам, — ласково сказал он.
— Вы мне не ответили, — я осмелилась его перебить.
— Не торопитесь, — еле заметно улыбнулся он. — Нам нужно стать не только идеологическими, но и экономическими конкурентами Церкви Иисуса. Идеология, не поддержанная золотым запасом, мертва. Но успешная экономическая политика объединит, во-первых, наши ряды, а во-вторых, привлечет новых рыцарей под наши знамена.
— Вы хотите возглавить Церковь Сатаны? —предположила я, но он только холодно усмехнулся.
— Зачем мне эта формализованная лавочка? Я желаю мирового господства. Вначале — экономического, потом я стану живым Откровением от Сатаны, живым символом…
Его речь прервал телефонный звонок; он вытащил откуда-то мобильник и ответил в трубку:
— Да. Освободили? Я рад, поздравляю вас. Да, я жду, приезжайте, — загадочно улыбнулся и выключил трубку.
— Вы ведь, наверное, смотрите на сатанистов как на психически больных, — сказал он, и я с трудом удержалась, чтобы не кивнуть головой. — Да, с позиций нашей официальной психиатрии, описания сатанистами видений, рассказы о слышимом ими голосе Сатаны — это обманы восприятия, иллюзии или галлюцинации. Диагноз, иными словами.
— А это не так? — дерзко спросила я, и его глаза потемнели.
