Фридрих Незнанский - Восточный проект
Налила она по рюмочке коньяку, и хорошего, судя по мягкому запаху. И на закуску выставила блюдечко с засахаренными, полузасохшими дольками лимона — видно, для порядка, а сама пользоваться не привыкла, вот и стоит в холодильнике.
Сытый после вкусного обеда у Ангелины, Яковлев решил, что одна рюмочка не повредит.
Они подняли, не чокаясь, разумеется, выпили-помянули, и Марина, пока Володя жевал лимон, посмотрела на него блестящими глазами — вот и понятно, откуда этот постоянный блеск! — и с ходу налила по следующей. Володя запротестовал было, но Марина, подняв свою рюмку и подойдя к нему вплотную, так что он даже почувствовал жар от ее тела, от почти уже открытой настежь, навстречу гостю, высокой груди, почти простонала:
— А за мое здоровье ты разве не хочешь?
— За твое здоровье, Мариша, — как родной женщине, ответил Яковлев, — я бы, может, и целое ведро выпил, да вот… понимаешь… как бы тебе сказать?
— А чего тебе, обязательно сейчас на работу бежать? Скоро уже вечер, а мы о твоем деле не договорили. Пока доедешь, пока то, другое, уже и спать пора… А у тебя что, жена такая строгая?
— Нет, я — холостяк.
— Значит, подружка какая-нибудь на вечер запланирована?
— Ну и смешная ты! Нет у меня таких подружек. И вообще, я один живу. Но родители есть. Правда, они — сами по себе.
— Правильно, больно ты им нужен… Ну, Володь? Это ж даже и неприлично! Тебя такая женщина приглашает… Что, совсем-совсем не нравлюсь? Ой как ты покраснел-то! — Она рассмеялась.
А он действительно покраснел от такого стремительного напора. Рюмка его стояла еще на столе, и руки были свободны, а ситуация подсказывала, где в настоящий момент их место. И, сложенные лодочками, пальцы его, без всякого вмешательства разума, сами по себе, скользнули вдруг под распахнутые отвороты халата, к груди, к ее плечам и рукам, которые под халатом были обнажены — никакой иной одежды. И халат оказался вовсе не панцирем, и не таким тяжелым, как думалось, он легко распахнулся от горла до пят — и подтвердил то, что уже узнали его пальцы. Дама была немедленно готова к страстным объятьям. И тело ее оказалось неправдоподобно горячим.
Словом, свою рюмку она еще успела-таки опрокинуть в рот в то время, как тело ее уже самостоятельно клонилось в его руках, желая, однако, чтобы его не уронили, а лучше всего — подняли бы на руки. А желание дамы, пусть даже и хмельной, для каждого уважающего себя мужчины — закон. Яковлев хоть и старался быть строгим служакой, на самом деле являлся нормальным, незакомплексованным мужчиной и поэтому немедленно подхватил потяжелевшее тело и отправился обратно в гостиную, в которой он видел двери в другие комнаты, среди коих могла оказаться и спальня. Впрочем, он рассчитывал, что довольно-таки объемистая «ноша» сама подскажет направление. И не ошибся.
Ни объяснения, ни какие-либо предварительные условия не требовались. Ей и раздеваться не требовалось — под халатом действительно ничего не было. Предусмотрительность или привычка? А какая, собственно, разница? И пока он стремительно избавлялся от собственной одежды, лишь одна мысль более-менее четко оформилась в голове, и касалась она напрямую хозяина этой квартиры: сам, дурак, виноват!
Одним словом, ее жаркое нетерпение было вознаграждено немедленно и многократно. И всякий раз из ее мощной груди исторгались такие крики восторга, что Яковлеву было впору возгордиться своими особыми талантами…
Уже давно спустилась ночь, а протрезвевшая от мощного натиска Марина никак не могла поверить в свою удачу и угомониться, расслабиться, перейти к более планомерному утолению жажды. Похоже, ей все еще казалось, что он сейчас уйдет и все ее нечаянные радости на этом закончатся. Но зачем было вырываться из гостеприимных объятий, да еще и посреди ночи? «А работа? — запоздало вспомнил Володя. — Она подождет, ночью ведь никто и не работает».
Оказывается, эту фразу он произнес вслух. Потому что сразу услышал похожее больше на стон возражение:
— Ночью, милый, самая главная ваша работа и есть. А вся остальная матата никому к черту не нужна. Ах, если б вы, мужики, могли это понять!
И он снова по уши окунулся в «самую главную работу»…
А вот утром, поднимая его, и смущенная, судя по ее несколько виноватому виду, Марина торопилась так, будто с минуты на минуту кто-то мог нарушить их прекрасное уединение.
Настоящий оперативник все делает быстро и грамотно. Затем было скомканное и тоже торопливое прощание, а уже у двери она, словно вспомнив самое важное для себя, быстро сказала:
— Володичка, ты должен понимать, что все, рассказанное мной вчера, было… как бы это? Ну, в состоянии крайнего возбуждения. Ты это учти, потому что про то, что узнал, это знай, если хочешь, но если ты потребуешь моего официального подтверждения, я откажусь. Не было ничего, понимаешь? А сам, если захочешь, позвони когда-нибудь, мне было очень хорошо с тобой. А тебе?
«Начинается», — подумал он, но снова оказался не прав.
— Здесь у нас с тобой было все прекрасно, — добавила она, — но больше не повторится. А вот к тебе, если у тебя появится желание, я бы приехала, понимаешь? — Она многозначительно посмотрела на него.
«Ну конечно, осквернить супружеское ложе она оказалась способной только под влиянием момента, да, пожалуй, еще и алкоголя. А теперь жалеет и хочет поскорее избавиться от следов прошедшей ночи, как не понять?..»
Он смотрел на Марину и отчетливо видел на ее лице следы бурно и счастливо проведенной ночи. Губы были яркие, вспухшие и искусанные, под глазами голубые круги, ну а про тело неловко и думать, он до сих пор ощущал в своих пальцах ее атласную, упругую плоть. Ох и наставил, поди, синяков, да еще где! Кошмар! Не дай бог, муж увидит, никакие ж объяснения не спасут… А может, ему, этому мужу, к ней уже давно никакого интереса нет, — бывает же, тянет на чужую уродку, когда рядом своя красавица без любви сохнет… Но ничего, уж эта — не засохнет!
Ну что ж, уходить так уходить. Но он не отказал себе в удовольствии еще раз, напоследок, от души притиснуть ее к себе так, что у нее косточки хрустнули. И Марина словно обмякла, полностью растворилась в нем, как ночью — был такой момент, отчетливо запомнил его Володя, но затем, как бы взяв себя в руки, оттолкнула его и первой выглянула на лестничную площадку.
— Ты спустись пешком на пару этажей, а потом вызови лифт, ладно? — с громкой одышкой проговорила она. — А то с минуты на минуту должна подъехать домработница…
Вот оно и объяснение! Ничего себе, рисковая дамочка! Он протянул ей картонную карточку, на которой был написан только номер его телефона.
— Вот возьми, спрячь подальше и, если что, понимаешь?.. А теперь дуй прямо в ванную и наложи макияж, мы с тобой, кажется, здорово перестарались. Но уверяю тебя, я это делал с огромным удовольствием.
— Да иди уж! — страстно изнывая, зашептала она, закатывая при этом глаза, словно готовясь «хлопнуться» в обморок.
И Володя, сбегая по ступенькам, лишь покачивал головой и ухмылялся про себя. Марина, по его твердому личному мнению, заслуживала куда большего уважения, чем он еще вчера предполагал. А что взбалмошная, что авантюристка? Но ведь именно таких женщин Яковлев в душе и уважал-то по-настоящему… Не говоря о том, что желал.
5
Когда Яковлев покинул министерство, отправившись к вдове министра, Владимир Поремский остался там, чтобы, по его словам, «прошерстить» сальниковскую команду. В то, что авиакатастрофа оказалась неслучайной, и двух мнений не было. А раз это так, то причину ее следовало искать именно среди тех проблем, которые могли вызвать резкие и несовместимые противоречия в рядах сильных мира сего. Просто из одного желания подсидеть соперника убийства в такой форме не совершаются. Хотя в наше время, рассуждал Поремский, гробят и по куда более мелким причинам. Но и это скорее исключение, чем правило.
И он решил совершить в буквальном смысле обход всех «значительных» кабинетов, у хозяев которых личные, надо понимать, шкурные интересы могли превалировать над государственными. Подумал, прикинул и вдруг с ужасом понял, что ему не удастся пропустить ни одного кабинета. Тем более что во главе угла стоял вопрос о «трубе»! Вопрос о многих миллиардах! И тут уж речь не о престиже державы, а о том самом, сугубо шкурном взгляде на проблему.
Первого заместителя, как знал Владимир, в министерстве не было, он до сих пор, уже вторую неделю, по словам начальника Управления кадров, «рулил» расследованием в Белоярске. Какая это могла быть за «рулежка», Поремский прекрасно себе представлял, если учитывать еще и то обстоятельство, что ему было отлично известно отношение Александра Борисовича к подобным «рулевым».
Ну, раз нет «первого», пройдем по остальным, решил он. Борис Михайлович Рогатин, как лицо максимально ответственное, взял на себя роль глашатая и оповестил всех замов о том, что с ними со всеми будет беседовать старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Без объяснений причин, сами должны догадываться.
