Александра Маринина - Смерть как искусство. Том 1. Маски
– Куда?
– Хороший вопрос, – усмехнулся Сергей. – Ответ ты знаешь сама. Во всяком случае, со вчерашнего дня этого пацана никто не видел. Ночь с пятницы на субботу он гудел в компании приятелей, расстались на рассвете, он якобы уехал домой, но достоверно этого никто подтвердить не может. А начиная со второй половины вчерашнего дня ни домашний, ни мобильный телефоны его не отвечают. Вернее, мобильный вообще выключен. Так что, возможно, твои новые фигуранты нам и не пригодятся, все сойдется на внуке завлита Малащенко.
– Дал бы бог, – вздохнула Настя, не очень, впрочем, надеясь на удачу. – А остальные?
– Всех нашел, и Скирду, и Гункину с ее братом, и дочку Богомолова с хахалем, проверяем. Кстати, ты знаешь, почему его называют Бобом?
– Наверное, он Борис, – предположила Настя, – или, может, Роберт.
– Ни фига подобного! – захохотал Зарубин. – Его фамилия – Горохов. Сечешь?
– Остроумно. А что насчет денег, которые могли быть у Богомолова с собой в вечер нападения?
– С этим хуже, – признался Сергей. – Ребята трясут всех, кто присутствовал на юбилее вместе с Богомоловым, но пока никакие деньги не выплыли. То есть совершенно непонятно, во-первых, была ли у Богомолова с собой крупная сумма, ради которой имело смысл на него нападать, и, во-вторых, если была, то кто мог об этом знать. Тишина полная. Но мы еще будем стараться. Так ты позвонишь Блинову?
– Я же обещала, – с неохотой отозвалась Настя.
– Нет, ты обещала позвонить завтра, а я хочу, чтобы ты позвонила сегодня, прямо сейчас.
– Ты смерти моей хочешь? – простонала она. – Он меня и так не больно-то жалует, а если я еще в воскресенье его дерну, то…
– И все-таки позвони, – очень серьезно произнес Зарубин. – Это будет правильно, пусть и в воскресенье. Ты же знаешь, у нас у всех выходной день – понятие относительное, когда работа позволяет сделать передышку – тогда и выходной.
– Ладно.
У нее и в самом деле не было ни малейшего желания звонить следователю, но она понимала, что не позвонить нельзя. Он и так пошел навстречу ей и Стасову, и портить отношения не годится.
Николай Николаевич Блинов будто ждал ее звонка, во всяком случае, узнал сразу. И, судя по тишине, на фоне которой звучал его голос, он находился, скорее всего, в своем рабочем кабинете, а вовсе не на улице, не в общественном месте, где мог бы проводить время с семьей, и не дома перед телевизором.
– Ты что там за самодеятельность развела, а, Каменская? – сразу принялся выговаривать следователь. – Мне Зарубин что ни день, то нового фигуранта подбрасывает, на тебя ссылается, а ты сама молчишь, как неродная. Я тебе что велел? Чтобы всю информацию ты лично мне докладывала, а не Зарубину твоему. Так что на первый раз я тебя прощаю, но чтобы с завтрашнего дня ты мне отчитывалась ежедневно, по́няла, сыночка?
Настя фыркнула, прикрыв рукой телефон.
– По́няла, Николай Николаевич. – Она послушно сделала ударение на первом слоге. – Буду отчитываться лично вам. Я сегодня Зарубину дала два новых имени, могу вам сказать сейчас.
– Говори, – строго потребовал следователь.
Настя продиктовала ему имена актеров Арцеулова и Звягина, прекрасно понимая, что в реальности ничего не изменится. Все равно собирать информацию о них будут оперативники, а не следователь. Но следователь должен быть в курсе, это обязательно.
Настя так и не утратила любви к супермаркетам, уж очень сильна оказалась память о тех временах, когда магазины сияли девственно пустыми прилавками, а продукты приходилось выискивать, ориентируясь на сумки идущих навстречу женщин. «Извините, где вы сосиски брали?» – это был обычный вопрос, как и обычным и потому не стыдным бывал взгляд, бросаемый в чужую авоську. Эти нестыдные взгляды обнаруживали пачки чая «со слоном», колбасу, баночки майонеза, хвосты замороженной рыбы или венгерскую курицу. И хотя с тех пор прошло почти двадцать лет, Настя Каменская все помнила отлично и не могла отказать себе в радости прийти в магазин и все-все-все купить без очередей. Лешка сегодня заседает, приедет попозже, так что ей сам бог велел сделать покупки и, если повезет, даже приготовить ужин. Ну, не ресторан, конечно, получится, но как сумеет.
Она медленно катила тележку вдоль стеллажей с продуктами и пыталась привести в порядок собранную за три дня информацию. Итак, Лев Алексеевич Богомолов, человек неоднозначный, грубоватый, хамоватый, людей не уважает, выражений в разговорах не выбирает, любит власть показать, за руку поймать и уволить с грохотом. Просто-таки самодур. Да, именно самодур. Могли его попытаться убить из-за этих качеств? Теоретически – да, могли, ибо в теории возможно все. А практически – вряд ли, потому что этой стороной своего характера он повернут к творческой публике, актерской или околотеатральной, которая по своему менталитету и особенностям личности к убийству не приспособлена. О, вот как раз Лешкины любимые маслины, надо взять, он предпочитает именно эту фирму, а они не всегда бывают. Наверное, имеет смысл взять побольше, баночки три-четыре, чтобы хватило надолго.
Идем дальше. Какие другие особенности личности есть у Льва Алексеевича и к кому он поворачивается другой стороной? Он – заботливый отец, без памяти любящий свою дочь. Из чего это следует? Из того, что дочь явно из «протестного» слоя, она этого и не скрывает, а папенька послушно выдает ей денежки по первому требованию. Кроме того, папенька всего год назад женился на молодой женщине, следовательно, оставил первую жену, маму этой самой дочки Ксюши. И можно заранее предположить, что к новой семье отца девушка отнеслась вряд ли положительно, скорее всего, ей такие фортели не понравились, но она тем не менее продолжает с отцом общаться. А это означает что? Правильно, это означает, что Лев Алексеевич вложил изрядно душевных сил и терпения в то, чтобы наладить и сохранить отношения с дочерью. Не поленился, не махнул рукой, мол, черт с ней, уже большая, сама пусть как хочет, а не хочет – и не надо. Именно так довольно часто рассуждают отцы подросших дочерей, когда вдруг обнаруживают отсутствие взаимопонимания. У него, что удивительно, хватило и мудрости, и любви на то, чтобы не отпустить дочь на вольные хлеба молодежной субкультуры. И именно этой стороной своей личности, стороной, совершенно не похожей на обращенное к театру лицо, он повернулся к Ксюше и ее приятелю Горохову по кличке Боб. Видел Богомолов этого Боба? Надо полагать, видел, потому что если бы Ксюша прятала от папы своего приятеля, то уж наверняка в театр не приводила бы, а она его приводила. Видел папа то, что увидела глупенькая, но глазастенькая секретарша Ева? Заметил он, что парень смахивает на наркомана? Надо полагать, заметил. Как должен был отреагировать? По логике вещей, по логике своего отношения к дочери, Лев Алексеевич должен был попытаться поговорить с ней, предостеречь, может быть, запретить встречаться с Гороховым, может быть, чем-то пригрозить. А как могла отреагировать Ксюша? Учитывая ее «протестность», она должна была сказать что-то вроде: «Хочу и буду, а если вам не нравится – это ваше личное горе». Удовлетворило ли это Льва Алексеевича? Вряд ли, слишком много душевных сил он вкладывал в дочь, чтобы молча утереться после такого ответа. Кроме того, Лев Алексеевич как человек здравый (будем надеяться, что это так, мысленно уточнила Настя) должен был понимать всю опасность отношений молоденькой девушки и наркомана. Если сегодня он просто тянет из нее деньги, то завтра и ее подсадит на иглу, это происходит сплошь и рядом. Она тоже станет наркоманкой и начнет вытягивать деньги из родителей с куда большим энтузиазмом, а вскоре и до краж из собственного дома дело дойдет. В общем, путь хорошо известный и, к сожалению, быстрый. С одной стороны, самоуверенный Лев Алексеевич мог попытаться поговорить с Бобом-Гороховым, припугнуть его и заставить прекратить отношения с Ксюшей. С другой же – влюбленная и не особенно умная Ксюша, попавшая в психологическую зависимость от Боба, наверняка поведала своему приятелю о том, что папе этот приятель очень не нравится. Так или иначе, но Горохов о негативном отношении к себе Ксюшиного отца наверняка знает. А плохое отношение – это перспектива остаться без денег. Могла такая перспектива оказаться привлекательной для наркомана Горохова? Ответ очевиден. Мог Горохов попытаться запугать «злого дядьку» Богомолова, чтобы тот не совался в личную жизнь дочери? Вполне. А заодно и поживиться денежками, если повезет. Так что эту версию придется оставить как рабочую. Может, бумажных салфеток прихватить, вот этих, голубеньких, с розочками? Наверное, надо. Пусть на столе будет красиво.
Каков еще Лев Алексеевич Богомолов? Не обаятельный, не харизматичный, но может, если захочет, влюбить в себя понравившуюся ему женщину. Что он и осуществил вполне успешно с женой актера Арцеулова. Но Арцеулов, если и испытывал ревность, то точно не сейчас, это чувство должно было проявиться давно, еще три года назад, вот тогда можно было бы рассматривать Михаила Львовича как потенциального подозреваемого. Нет, пожалуй, Арцеулов совсем не годится. Хотя проверять надо все, ибо глубины человеческой души поистине необозримы. Ой, а вот одноразовые тарелочки точно такой же расцветки, как и салфетки. Взять, что ли? Лешка, конечно, поднимет ее на смех, ну кто в здравом рассудке будет покупать картонные тарелки в семейный дом! С другой стороны, это будет прикольно: тарелочки, салфеточки, потом – р-раз! – и выбросил, и посуду мыть не надо. Настя поколебалась несколько секунд, потом решительно выхватила с полки упаковку голубых с розочками одноразовых тарелок. Ну и пусть Лешка смеется, и даже пусть ругается, а она все равно приготовит сегодня ужин и накроет стол с этими тарелками и салфетками, все-таки разнообразие.
