Патриция Корнуэлл - Вскрытие показало…
— Ке-ей! Ау!
Я вздрогнула. Билл смотрел прямо на меня.
— Витаешь в облаках? — прошептал он, положив руку мне на талию, и я почувствовала его горячее дыхание на своей щеке. — Можно присоединиться?
— Я просто задумалась.
— О чем? Только не говори, что о работе.
Я решилась спросить.
— Билл, у меня пропали кое-какие бумаги. Пропали из папки, которую позавчера просматривали ты, Эмберги и Таннер…
Рука Билла, на тот момент уже гладившая меня по заду, вдруг замерла. Я почувствовала, как от злости у него напряглись пальцы.
— Какие бумаги?
— Я не совсем уверена, — выдавила я. У меня язык не повернулся сказать, что это были незаполненные ярлыки из дела Лори Петерсен. — Я только хотела спросить, может, ты заметил, как кто-то случайно поднял какую-нибудь бумажку…
Билл отдернул руку, выпалив:
— Черт, Кей, неужели ты не можешь хотя бы один вечер не думать об этих гребаных убийствах?
— Билл…
— Может, хватит? — Он сунул руки в карманы шортов и отвернулся. — Кей, я с тобой точно чокнусь! Они мертвы. Эти женщины мертвы, пойми ты наконец! Мертвы! А мы с тобой живы. Жизнь продолжается. По крайней мере, должна продолжаться. Ты… Нет, мы, мы оба рехнемся, если будем все время думать о мертвых.
Весь вечер я ждала, что зазвонит телефон. Билл и Люси болтали о разных пустяках, я же каждую минуту была готова услышать звонок. Звонок Марино.
Телефон зазвонил рано утром. В окна хлестал ливень, я время от времени проваливалась, точно в обморок, в беспросветный тягучий сон.
Я нащупала трубку.
На том конце провода молчали.
— Алло! — повторила я, включая лампу.
До меня доносились обрывки телепередачи. Я не могла разобрать слов, но, с негодованием бросив трубку, поймала себя на том, что мое сердце гулко стучит о ребра.
Был понедельник, приближался полдень. Я заканчивала изучать предварительные отчеты из лаборатории, находившейся этажом выше.
Медэксперты присвоили делам с удушениями первую степень важности. Все остальное — проверки содержания алкоголя в крови, смерти от передозировки наркотиков и снотворного — отодвинулось на второй план. Четверым самым опытным специалистам я поручила определить происхождение «блесток» — последние легко могли входить в состав дешевого мыла, которого полно в общественных туалетах по всему городу.
В предварительных отчетах не содержалось ничего сверхъестественного. Пока мы еще толком не изучили состав борного мыла, обнаруженного в туалетах в нашем же здании. Было выяснено только, что мыло на двадцать пять процентов состоит из некоего абразива, а на семьдесят пять — из бората натрия. Об этом нам рассказал химик с завода-изготовителя. Однако микроскоп показал несколько иное. Оказывается, под названием «натрий» объединялись борат натрия, карбонат натрия и нитрат натрия. Следы «блесток» под микроскопом тоже определились как натрий. Но это очень специфический момент. С тем же успехом можно сказать, что в некой субстанции содержатся следы свинца — в то время как свинец где только не содержится — и в воздухе, и в почве, и в дождевой воде. Мы же не проверяем на наличие свинца пули — положительный результат не будет означать ровно ничего.
Иными словами, не все то бура, что блестит.
«Блестки», обнаруженные на телах задушенных женщин, могли оказаться и чем-нибудь другим, например нитратом натрия, — а спектр продуктов, в состав которых он входит, очень широк — от удобрений до динамита. Или, скажем, прозрачным карбонатом, который используется в фотографии — является компонентом проявителя. Теоретически преступник мог работать где угодно — в лаборатории фотомастерской, в теплице или на ферме. Одному богу известно, в каких еще областях используется натрий.
Вандер изучал под лучами лазера другие соединения натрия, чтобы узнать, фосфоресцируют они так же, как борат натрия, или нет. Так можно было быстрее сокращать список «подозреваемых» веществ.
У меня же тем временем появились новые мысли. Я решила узнать, какие еще организации в Ричмонде и пригородах заказывали борное мыло, кроме нас и Министерства здравоохранения. Я позвонила дистрибьютору в Нью-Джерси. Попала на секретаршу, которая соединила меня с отделом продаж, который переключил меня на бухгалтерию, которая перекинула меня на отдел переработки продуктов, который послал меня в отдел связей с общественностью, который замкнул круг, снова переключив меня на бухгалтерию.
Тогда я предъявила свои козыри.
— Мы не предоставляем информацию о своих клиентах. Я не уполномочен разглашать списки тех, кто покупает нашу продукцию. Так вы говорите, вы эксперт? В какой области?
— Я судмедэксперт, — произнесла я, делая ударение на «суд». — Я — доктор Скарпетта, главный судмедэксперт штата Вирджиния.
— Вот оно что. Вы выдаете лицензии врачам?
— Нет, мы проводим вскрытия трупов.
Пауза.
— Так вы ведете дела о насильственной смерти?
Я не стала вдаваться в подробности и объяснять, чем моя должность отличается от должности следователя, ведущего дела о насильственной смерти. Такие следователи избираются большинством голосов и обычно не являются патологоанатомами. В некоторых штатах на эту должность могут выбрать кого угодно, хоть сотрудника службы газа. Пусть себе бухгалтер остается в счастливом неведении. Однако это маленькое умолчание только усугубило ситуацию.
— Я вас не понимаю, — произнес бухгалтер. — Вы что, хотите сказать, что наше мыло опасно для здоровья? Это совершенно исключено. Оно нетоксично, я точно знаю. У нас никогда не возникало подобных проблем. Или кто-то наелся мыла? Я соединю вас с моим начальником.
Я объяснила, что вещество, которое может входить в состав борного мыла, было обнаружено на телах жертв, по всей видимости, одного и того же преступника. Что же касается потенциальной токсичности мыла, оно интересует меня меньше всего. Я пригрозила, что возьму ордер и все равно все выясню, но только с большей потерей времени — как своего, так и бухгалтера. Через несколько секунд из трубки донеслось щелканье компьютерных клавиш — служащий полез в базу данных.
— Думаю, лучше выслать сведения по факсу, мэм. Тут семьдесят три названия — все наши клиенты в Ричмонде.
— Разумеется, я буду вам очень признательна, если вы вышлете мне распечатку как можно скорее. Но не могли бы вы огласить весь список прямо сейчас?
Бухгалтер — правда, без энтузиазма — выполнил мою просьбу. Большинство названий ни о чем мне не говорили, но я сразу выделила Министерство автотранспорта, Министерство снабжения и, конечно, свое родное министерство. По самым грубым подсчетам, в перечисленных организациях работало около десяти тысяч человек — от судей, государственных адвокатов и прокуроров до полицейских и механиков в гаражах муниципальных автомобилей. В таком скоплении народа нетрудно было затеряться Мистеру Никто, одержимому манией чистоты.
В четвертом часу я собралась выпить очередную чашку кофе, но тут раздался местный звонок.
— Она уже дня два как мертвая, — произнес Марино.
Я схватила сумку и выскочила из кабинета.
11
По словам Марино, полицейским еще предстояло попытаться найти соседей, видевших погибшую в выходные. Подруга и сослуживица жертвы звонила ей в субботу и воскресенье, но к телефону никто не подходил. Когда женщина не появилась на работе — у нее был урок в час дня, — подруга позвонила в полицию. Полицейские, приехав на место происшествия, первым делом осмотрели окна, выходящие во двор. Одно из них, на третьем этаже, было открыто. У жертвы была соседка по комнате, но на выходные она уезжала.
Жертва жила всего в миле от центра города, в студенческом городке университета Вирджинии. Городок рос быстрыми темпами, в нем уже насчитывалось двадцать тысяч студентов. Многие школы, входившие в состав университета, располагались в отреставрированных домах в викторианском стиле и в домах, облицованных коричневым камнем на улице Уэст-Мэйн. Шла летняя сессия, и студенты прогуливались или катались на велосипедах. Они группировались за столиками на террасах ресторанов, попивали кофе, держа учебники под мышками, болтали и вообще наслаждались жизнью — да и как не наслаждаться в такой чудный июньский полдень?
Хенне Ярборо был тридцать один год, она преподавала журналистику в Школе дикторов. В Ричмонд переехала из Северной Каролины прошлой осенью. Все это поведал мне Марино. Больше мы ничего не знали о Хенне Ярборо, кроме того, что она была мертва, причем уже несколько дней.
Вокруг дома, как обычно в таких случаях, в больших количествах крутились полицейские и журналисты.
Машины снижали скорость, проезжая мимо трехэтажного дома из красного кирпича, над крыльцом которого развевался самодельный сине-зеленый флаг. В цветочных ящиках, прикрепленных к подоконникам, росла яркая розовая и белая герань, стальную крышу украшал цветочный рисунок в стиле ар-нуво, выполненный в бледно-желтых тонах.
