Анджей Выджинский - Время останавливается для умерших
И вдруг снова заорал:
— Слышишь? Это я! Я!
Он схватил меня за лацканы, и я на секунду потерял равновесие. Но тут же уперся ладонью в его подбородок и с силой оттолкнул. Марчук покачнулся, ухватился за сейф. Но тут же отпрянул. Марчук боялся этого железного ящика.
— Вы ведь не хотели меня задушить… Правда? Вы не хотели… вы бы меня все равно выпустили… не могли… не хотели… — повторял он с истерической интонацией в голосе.
И через минуту немного спокойнее:
— Это Шыдло приказал убить Эмиля. Тот, у которого я забрал в Старогарде «симку» и паспорт. Думал, что убил его, а он, оказывается, жив. Извивался под ножом, как червяк, визжал… Он вам все скажет, должен сказать. А если что-нибудь забудет, я ему напомню. Если бы я не прикончил Эмиля, Шыдло добрался бы и до него, и до меня. Я должен был убить Эмиля, со страха убил.
Марчук осмотрелся, заметил на столе стакан с водой, в котором плавал окурок сигареты. Качаясь, двинулся к столу. Двумя руками схватил стакан и принялся жадно пить, не обращая внимания на плавающий окурок.
Допив, вытер губы тыльной стороной ладони и посмотрел на меня более осмысленно.
Я понял, что теперь очередь за мной. Первый раунд выигран, второй я должен закончить нокаутом. Удивительно, но, думая о своей игре, я почему-то пользовался спортивной терминологией, хотя это была игра совершенно иного рода, без разрешенного в спорте тайм-аута. Этот тайм-аут не могла взять ни одна из сторон.
— Ну что? Закроем сейф или хочешь туда вернуться?
Я скосил глаза в сторону ящика, и черты Марчука исказила гримаса ужаса. Можно представить себе, что он там пережил!
— Пан капитан, вы знаете… Я уже сказал. Лучше закройте его.
Я не спешил захлопнуть бронированную дверцу, время у меня еще было. Страшно было только каким-нибудь неловким словом или движением все испортить, выдать свою слабость. Надо было придерживаться и дальше тактики напора.
— Можно мне сесть? — спросил Марчук.
— Садись.
— Эмиль тогда плакал, знаете, когда влезал в этот гроб. Плакал, как ребенок, но ничего не говорил, только плакал. Даже противно было…
— Теперь напиши все, что ты знаешь о смерти кассира.
Марчук склонился над листом бумаги. Взял ручку, лежащую на уродливой чернильнице, и дрожащей рукой написал несколько фраз. Конечно, признание вины само по себе еще не является доказательством, но в данном случае, сходясь в мелочах С записанными на пленку признаниями Шыдлы, оно подтверждало явную связь между обоими преступниками.
— Вот все как было, — сказал Марчук.
— Подпиши.
Он подписал.
— А сейчас вместе с сержантом поедешь в управление и там дашь подробные показания, — распорядился я. — Повторишь все, что рассказал здесь, и ответишь на все вопросы.
— Хорошо, — согласился он, — Не, думайте, будто я не умею проигрывать. Я играю по-крупному и всегда знал, что когда-нибудь могу проиграть. Пять лет готовился к этой развязке.
Я выключил магнитофон. Марчук этого не заметил. Он успокоился, но уже не улыбался, словно оставил свою неизменную издевательскую улыбку в недрах бронированного ящика.
Неожиданно на меня накатилась страшная усталость, а вместе с ней и дергающая боль под правой ключицей. Я вытер пот со лба, пальцами несколько раз надавил на глазные яблоки.
Теперь — в госпиталь, как можно скорее. Сержант подбросит меня на милицейской машине, а потом отвезет Марчука в камеру. Лента, которую я записал сегодня, должна здорово помочь ребятам. Нужно отдать ее сержанту здесь, не в машине. Марчук не должен знать, что я записал слова, сказанные им после освобождения из сейфа. И еще нужно отдать сержанту ту бумагу, которую подписал Марчук.
Это было точкой в следствии по делу об убийстве Эмиля Зомбека. Об этом я мечтал в течение многих недель. И однако, сейчас, когда мое желание исполнилось, я не ощущал ожидаемой радости. Было скорее утомление, всепобеждающая усталость, бороться с которой я больше не мог. И еще я боялся, что упаду в обморок, хотя такого со мной ни разу в жизни не случалось.
Я открыл дверь и вышел в коридор. Отдал сержанту показания Марчука и магнитофон. Объяснений не потребовалось, Клос все понял сам.
— Едем? — спросил он.
Я кивнул. Сержант вынул из кобуры пистолет.
Я вернулся в комнату и взглянул на Марчука.
— Не передумал?
— Нет, — пробурчал он, — Я уже сказал, что умею проигрывать. У меня нет охоты отвечать за чужие грехи. Я был не один.
— Поехали, — сказал я. — Выходи.
Он встал, подошел к двери. Через щели меж толстыми досками виднелся силуэт сержанта.
Ключ от двери висел на той же связке, что и ключ от сейфа. Я подошел к сейфу, запер его и собрался вынуть связку из замка. В это мгновение Марчук резким движением ударил по двери. Коротко охнул сержант, он оказался зажатым между железной дверью и стеной. Металлическая створка двери еще раз глухо стукнула по телу сержанта и с треском захлопнулась.
Это случилось так неожиданно, что я даже не успел вынуть ключ из замка сейфа. Бросившись к двери, я с трудом открыл ее — на пороге, преграждая путь, лежал сержант. Пока я оттаскивал Клоса, Марчук добежал до конца коридора.
Выскочив в коридор, я выстрелил. Но что случилось с моей рукой? Возможно, в этом был виноват жар, но, несмотря на умение метко стрелять, мне не удалось попасть в убегающего Марчука. Он обернулся и, прячась за поворотом коридора, выстрелил в меня. Пуля с визгом рикошетом отлетела от стального косяка двери.
А секундой позже я услышал грохот шагов по железным ступеням запасной лестницы. Невозможно было определить, вверх или вниз бежал Марчук, поскольку топот был не только громким, но и тяжелым. Вниз бегут обычно быстрее, но более легким шагом.
Он мог скрыться, спрятаться от меня, и я должен был бежать за ним, не дать ему уйти. Однако меня беспокоило состояние сержанта, нужно было узнать, что с ним. Бросить его просто так было нельзя. Я наклонился над Клосом, обхватил его голову.
— Франек!.
Сержант приподнял веки и посмотрел на меня невидящим взглядом.
— Туда, — он почти неуловимым движением показал в сторону, куда побежал Броняк. — Туда… за ним…
— Что с тобой? Ранен?
— Нет, ничего… — прошептал Клос. — Ты должен…
Я осторожно прислонил его к стенке и побежал в сторону железной лестницы. Шагов Броняка уже не было слышно. Меня охватило отчаяние.
Часть восьмая
Время умерших
Броняк знает, что перелезть через высокий забор, окружающий территорию «Протона», ему не удастся. Знает об этом и капитан. Поэтому один из них думает о том, где можно спрятаться, другой — о том, где лучше догнать и обезоружить противника.
По лесам, стоящим у административного корпуса, Броняк перебирается во двор. Капитан, вслушиваясь в каждый подозрительный звук — очень трудно уловить их на фоне отголосков грозы, — старается определить направление бегства Броняка. Несколько раз он теряет след и замирает на месте — беспомощно, встревоженно — до тех пор, пока новая молния не выхватывает из темноты мелькающую фигуру убийцы, силуэт его головы или просто тень, падающую на белые стены.
Несколько раз капитан стреляет — осторожно, охваченный страхом, что может смертельно ранить Броняка. В темноте невозможно угадать полет пули. Он целится в ноги. Броняк же палит вслепую, туда, откуда доносятся неуверенные выстрелы капитана.
За время погони между домами и сараями проливной дождь промочил обоих насквозь. В свете молнии капитан замечает, как Броняк резко оборачивается, хватается за правую руку. Укрывшись за углом, он стреляет в капитана, бегущего через двор, и попадает ему в правое бедро.
Капитан падает на землю, в лужу. Теперь он загорожен железной бочкой.
Выглянув из-за своего укрытия, капитан уже не видит Броняка, тот успел спрятаться в цехе. Капитан вынимает из кармана плаща фонарик, а плащ оставляет лежать на бочке. Затем выбрасывает пустой магазин и вставляет новый. Быстро подсчитывает в уме, сколько патронов осталось в пистолете Клоса, которым завладел Броняк. Убийца не успел взять запасного магазина из кобуры сержанта. Капитан знает, что Клос носит не служебный, а свой собственный пистолет — чешский, одиннадцатизарядный. Если из него было сделано шесть выстрелов, значит, осталось еще пять патронов. Об этом нужно помнить, чтобы спровоцировать Броняка на последние выстрелы.
Капитан пригибается и с усилием преодолевает пространство между бочкой и входом в цех. Он ползет на четвереньках, так как понимает, что представляет собой очень хорошую цель в освещенном квадрате ворот. Броняк, спрятавшись за штабелем ящиков, замечает капитана: пуля ударяется в стену буквально в сантиметре от его головы. Еще через секунду капитан переводит дыхание за огромной катушкой толстого кабеля. «Осталось четыре патрона, — думает он. — Еще четыре».
