Алексей Макеев - Одержимый
Он никак не мог сообразить, что с ним случилось, и где он находится. Лежал Захарчук явно в помещении, на холодном полу. Какой-то призрачный свет стелился по стенам, высвечивая в темноте какие-то предметы, напоминающие мебель. Захарчук увидел окна, за которыми была глухая тьма. Место было незнакомое.
Потом, повернув голову, он увидел странную картину. Посреди комнаты стоял стол, а на столе горели свечи, распространяя вокруг тот самый призрачный свет. И еще за столом сидел человек, лицо которого показалось Захарчуку знакомым. Человек держал в руках плоскую фляжку, в которых обычно носят с собой коньяк, и время от времени прикладывался к ней с таким мирным и благодушным видом, словно он сидел в мягком кресле у камина. Захарчук соображал еще с полминуты, а потом вдруг вспомнил, что видел этого человека совсем недавно – за столом у Тенгиза. Ну да, они еще пошли его провожать, было холодно, и ужасно хотелось вернуться в тепло, выпить еще вина, а потом... Захарчук забеспокоился. Он плохо помнил, что произошло с ним в тот момент, когда он собирался попросить у Биг-Мака сигарету. Что-то сломало его в один миг. Будто кто-то швырнул в него из-за забора камень. А теперь ему, кажется, и курить совсем не хочется. Но чтобы как-то дать о себе знать, Захарчук все-таки прохрипел, силясь приподняться с ледяного пола:
– Э, друг! Не знаю, как тебя... У тебя не найдется сигаретки?
Человек поднял голову и посмотрел на него поверх своей фляжки. В глазах у него появился интерес, но он молчал и не делал никаких движений. Просто смотрел.
Захарчук, кряхтя и скрипя зубами, сумел отползти к стене и сесть, опираясь на нее спиной. Его мутило и трясло.
– Слышь, друг! А чего со мной было? – искательно спросил он немного погодя. – Где это мы сейчас?
– Что, говоришь, было? – задумчиво отозвался человек за столом. – Тебя продали, Захарчук. Друзья они тебе, не друзья, но они тебя продали. Я заплатил за твою шкуру две тысячи баксов. Многовато для бомжа, но выбора не было.
– Зачем тебе моя шкура? – удивился Захарчук и вдруг осекся. Визит Чижова всплыл в его памяти так ясно, словно это было пять минут назад.
– Постой, – ошеломленно пробормотал он. – Так ты чего?.. Ты и есть Титаев? Нет, в самом деле, ты вернулся, что ли? Ну, прикол!..
– Ты воспринимаешь это как прикол? – спросил его человек, который не стал опровергать предположения о том, что его фамилия Титаев. – Тебя это забавляет?
– Да не сказал бы, – растерянно произнес Захарчук. – Просто странно. Столько лет про тебя ничего не слышно было, а тут на тебе!
– А ты рассчитывал, что юношеская шалость так и сойдет тебе с рук?
– Ты про тот случай, что ли? Да, шутка дурацкая получилась. Молодые были, что возьмешь! Сейчас, конечно, на такое бы не пошли. Но ты, между прочим, тогда такой убогий был, что в тебя просто невозможно было не плюнуть, образно говоря. Понимаешь, когда человек жалкий, его каждый хочет пнуть. Это закон такой. Природы. Ну понятно, человек – существо разумное, но я же говорю, какой там разум у пацанов? Кровь играет, хочется показать, что ты круче всех...
– Ну и как, многим в своей жизни ты показал, что круче? – спросил Титаев. – Или только мне?
– Намекаешь, что я сейчас вроде как в дерьме? – вздохнул Захарчук. – Ну вообще-то ты прав – в дерьме. И Тенгиз тоже правильно говорил – пропил я свою квартиру. Чего уж теперь кривить душой? Вся жизнь у меня наперекосяк пошла, это верно. Но я все время думал, что выберусь.
– Выбираться из дерьма трудно, – сказал Титаев. – Много лет назад я очухался в море. Похмелье страшное. За бортом шторм. Капитан, обнаружив у себя на судне обосравшееся, облевавшееся существо, избил меня до полусмерти. У них какие-то неприятности ожидались, и я им был там совсем не нужен. Они не стали долго мудрить и просто выбросили меня за борт. Вообще-то по всем параметрам я должен был утонуть, но Бог послал мне какую-то деревяшку, за которую я цеплялся всем, чем мог. Я закусил ее зубами, я врос в нее намертво. И я выплыл! Но когда я оказался на суше, то в скором времени попал в руки каким-то ужасным людям в странной одежде. Потом выяснилось, что это было одно из курдских племен, которое находилось в состоянии партизанской войны. Сначала они хотели меня убить, но потом почему-то не убили, а приволокли в горное селение, где я очень долго был на положении раба. Выполнял самую грязную работу. Правда, там меня почти не били и неплохо кормили. А когда я немного выучил язык, меня даже стали привлекать к боевым действиям. Я плохо понимал, кто и с кем воюет, и страшно боялся погибнуть. Горы, бородатые люди, смерть поджидает за каждым камнем... Однажды мы пошли на очередную операцию. Нас атаковали. Пятерым удалось уйти. Мы потеряли друг друга. Я шел по горам, совершенно не отдавая себе отчета, где нахожусь. У меня не было воды, и я готовился к смерти...
– Слушай, извини, – перебил его Захарчук. – Но ты же понимаешь, что я ничего подобного тебе не желал, когда подговаривал ребят отправить тебя в путешествие на баркасе! Я думал, тебя высадят где-нибудь в Крыму...
– Нет, меня высадили в Турции, потом я попал в Афганистан, потом в Ливан, потом в Палестину, потом в Африку. Я все время ходил по лезвию ножа, и меня должны были сто раз убить. Я забыл обо всем на свете. У меня была только одна мысль – выжить. Ты понимаешь, что такое жить с единственной мыслью: как бы выжить? Наверное, сейчас ты это поймешь.
– А-а... А ты, правда, всех их замочил? Ну, парней, с которыми мы служили? – с болезненным интересом спросил Захарчук. – У меня тут Чижов был, предупреждал...
– Еще не всех. Но вообще собираюсь всех. Понимаешь, это единственное, что я могу для себя сделать. Ну на что мне жизнь? Я так долго за нее боялся, что теперь это чувство атрофировалось начисто. Мне уже ничего не начать сначала. Я мастер убивать, это верно. Убийствами можно заколачивать деньги, но жить с мыслями, что ты убийца... В Африке мне удалось записаться в Иностранный легион. Там я скопил кое-какой капиталец, получил документы, обзавелся кое-какими знакомствами. Там ведь и русские тоже служат. Постепенно я отошел от дел и вернулся в Россию. Мне помогли здесь устроиться, помогли с документами, с работой. Я долго разыскивал вас, собирал информацию. Мне повезло, что почти все остались на своих местах, не разбрелись далеко.
– А ты здорово изменился! – уважительно сказал Захарчук. – Ни за что бы тебя не признал. Но между прочим, если подумать, это ведь ты благодаря нам таким орлом стал! Не повернись судьба таким образом, гнил бы сейчас где-нибудь в своем Мухосранске, каким-нибудь бухгалтером работал...
– Я по вашей вине даже на похоронах матери не был, – заметил Титаев.
– Это да, – осекся Захарчук. – Это облом. Тут я у тебя даже прощения не прошу. Понимаю, что не простишь. Знаешь, что? Если уж ты собрался меня убивать, так, может, напоследок дашь выпить? Ты выполнял последнее желание тех, кого уже убил?
– Они умерли в муках, – просто ответил Титаев. – Их последним желанием было поскорее сдохнуть.
– Понятно, – коротко сказал Захарчук. – Понятно. Ну, не очень-то и хотелось. Башка трещит. Кто это меня?
– Тот, жирный, – сказал Титаев, поднимаясь. – Тебе не все равно?
Он обошел стол и остановившись возле Захарчука, швырнул ему на колени фляжку. Тот поднял ее и без особой охоты хлебнул обжигающего напитка.
– И куда ты меня привез? – спросил Захарчук немного погодя. – Прохладно тут, не топят.
– Это щитовые домики, – объяснил Титаев. – Летом тут пионерлагерь. Или как это теперь называется? Хотят вот лыжную базу на зимний сезон открыть. Но никак с финансированием не разберутся. Короче, я загодя со сторожем познакомился, на бедность ему кое-чего подкинул. Здесь нас никто не потревожит.
– А сторожа ты тоже... того?
– При чем тут сторож? – резко спросил Титаев. – Пока он мне не мешает, ни один волос не упадет с его головы.
– А если он все-таки стукнет? – с любопытством спросил Захарчук. – Тебе приходилось убивать кого-то, помимо нас, дураков?
– Постоянно, – твердо ответил Титаев. – Тот путь, что я выбрал, усеян трупами.
– Ясно, – сказал Захарчук, снова отхлебывая из фляжки. – Значит, мучить будешь?
Титаев даже не повернулся в его сторону. Он прошелся по комнате прислушался к чему-то, постоял возле окна, а потом негромко сказал:
– Сначала хотел. А потом что-то во мне надломилось. Посмотрел на тебя, жалкого и грязного, и подумал, что свою кару ты уже получил...
– Значит, отпустишь? – с надеждой спросил Захарчук. Спиртное слегка оживило его и подняло настроение.
Титаев усмехнулся.
– Ну уж, отпущу! Размечтался! Вы все умрете от моей руки – это решено. Но тебя я просто пристрелю. Тебе повезло.
– Ну ты одержимый! – покачал головой Захарчук. – Вот вбил себе в мозг – умрете и все! Сам говоришь, мне и так досталось, жалкий я, мол...
– А ты вспомни свои слова, что жалкого человека каждый хочет пнуть, – сказал Титаев.
