Алексей Макеев - Покойник претензий не имел
Его, несомненно, тоже все тут знали. Когда присутствующие пришли в себя, то первым делом прозвучала его фамилия.
Господин Ревин швырнул на стол фломастер, который держал до этого в пальцах, выхватил из пепельницы сигару, вставил ее в рот и откинулся на спинку кресла, словно человек в концертном зале, намеревающийся насладиться изысканным пассажем пианиста.
– Господин полковник Гуров! Вот это да!.. А еще говорят, что сюрпризы случаются только в новогоднюю ночь! – иронически кривя губы, провозгласил он, не выпуская изо рта сигары. – Жизнь полна неожиданностей. Да что там – она набита ими под завязку! Сидишь себе, скучаешь, мусолишь сухие цифры и даже не подозреваешь, какую встречу тебе приготовила судьба! Так чем обязан, господин полковник?
– Забавно, – сказал Гуров, внимательно оглядывая темные углы кабинета. – Ни разу мы с вами не встречались, а вы все про меня знаете. Поразительная осведомленность.
Он заметил за спиной Ревина полураскрытый сейф, вделанный в стену. В углу – бар с напитками, диван и плотная штора, скрывающая то ли окно, то ли дверь в соседнее помещение.
– Да кто же вас не знает, господин полковник! – воскликнул Ревин с глумливыми интонациями в голосе. – Вы в своем роде уникум, памятник славной эпохи, человек с большой буквы. Я слышал, что даже на Петровке вам удивляются.
– Еще больше удивитесь вы, когда узнаете, зачем я сюда пришел, господин Ревин, – спокойно заметил Гуров.
– Ага, выходит, вам тоже известно, кто я такой? А это разве не удивительно?
– Не очень. Я все-таки сыщик, – сказал Гуров. – А потом, у меня был консультант.
Все взгляды обратились на поникшую фигуру Пиманова. Ревин затянулся сигарой, выпустил дым тонкой струйкой, но на большее его не хватило. Он вдруг резко стукнул ладонью по столу и срывающимся от злости голосом выкрикнул:
– Так ты, сучонок, у ментов теперь в консультантах ходишь? Моих бабок тебе мало? И нашим и вашим, значит…
– Шеф… – умоляюще пролепетал Пиманов.
– Закрой пасть! – строго посоветовал молчавший до сих пор Самохин.
– Гражданин Пиманов старался не за деньги, – пояснил Гуров. – Он помогал нам на общественных началах. Высокое гражданское сознание, знаете ли. И к тому же есть вещи куда более ценные, нежели бумажки с чужими президентами. Свобода, например. Когда суд начнет определять каждому его меру…
– А у вас как с этим, господин полковник? – не удержавшись, спросил Ревин. – Я слышал, вам самому грозит срок? Конечно, отсиживать будете в спецколонии, но все равно неприятно. Срок уж больно большой.
– Сведения у вас не первой свежести, господин Ревин, – поморщился Гуров. – Вы что-то там говорили о сюрпризах? Так вот вам еще один. С меня обвинение снято. И знаете, кому оно предъявлено теперь? Господину Резаеву. Как вы думаете, он будет молчать, когда замаячит пожизненное? А это вполне возможно, учитывая особый цинизм преступления и тот момент, что жертвой был выбран всенародно любимый артист.
Ревин ничем себя не выдал, но после этих слов Гурова он застыл, точно захваченный врасплох острой болью. Застыл и Самохин, только взгляд его, направленный на Гурова, наполнился ненавистью.
– Молчите? – спросил Гуров. – А у меня это еще не все сюрпризы. Девушку, которую вы послали к Будилину, опознал один из работников больницы. Несколько лет назад она работала там в качестве медицинской сестры. Пока мы еще не проследили ее дальнейший жизненный путь, но, думаю, ее связь с вашим бизнесом рано или поздно обязательно всплывет, господин Ревин. Вам и этого мало? Тогда последний штрих – ваш сотрудник Пиманов. Сегодня он интересные вещи говорил одному человеку. И все эти вещи зафиксированы нами на пленку. Запись совершенно официальная, никаких процедурных нарушений. Что же касается ее содержания…
– Ну так, ладно, хорош трепаться, полковник! – грубо оборвал его Ревин. – Ты чего сюда пришел? Цену себе набивать? Я цену тебе и так знаю, давно твоей персоной интересуюсь. Если хочешь, заплачу сполна. Только сомнения меня берут, стоит ли бабки на тебя тратить? Все равно ведь обманешь. Я их лучше на других людей потрачу, на умных. Не сомневайся, есть среди вас и такие. Только вот что с тобой делать – ума не приложу… – Он сделал вид, что глубоко задумался. – Вот есть у меня предчувствие, что, если ты, полковник, исчезнешь, жизнь все-таки попроще станет. Дров ломать, конечно, не будем, но и случай такой упускать грешно…
Он ткнул пальцем в подобострастно съежившегося у порога Пиманова.
– Ты, урод, говори – одного полковника сюда привел или целую группу? Соврешь – ремней из тебя нарежу, падла!
– Да один он, – проблеял за спиной Гурова Пиманов.
Трудно сказать, что им двигало в этот момент. Гуров предположил, что у Пиманова просто духа не хватило сообщить шефу, что он действительно привел на хвосте кучу милиционеров. Видимо, ему казалось, что один мент – это еще куда ни шло. Как бы то ни было, но Ревин ему поверил. Ему очень хотелось, чтобы так было, потому он и сомневался недолго.
– Ну и хорошо, – внезапно успокаиваясь, сказал Ревин. – Вот и решим все разом. Ты, Володя, поди-ка скажи, чтобы подогнали машину к черному ходу – тихо только, без шума и пыли, – а ты, Самохин, возьми-ка пока нашего бравого полковника на мушку, пусть не думает, что мы тут из пугливых. Когда нас припирают к стенке, мы огрызаемся.
«Та-а-к! Провокация удалась, – подумал Гуров. – Просто чудо, как удалась. Даже, я бы сказал, с избытком. Посмотрел бы на меня сейчас Орлов, то-то удивился бы старик! Он бы, пожалуй, меня раньше пристукнул, чем этот сморчок, который все никак не вытащит пушку. Все взвешивает, что ему дороже обойдется».
Самохин действительно испытывал некоторые колебания, и это не укрылось от глаз Гурова. Но слишком многое связывало его с Ревиным, чтобы он так просто мог ослушаться шефа. Но пистолет в руке он держал неуверенно, и Гуров решил, что пустить его в ход он не решится или, во всяком случае, не решится без дополнительных колебаний.
Зато послушный Володя мигом отправился выполнять приказание шефа. Он шагнул к порогу с выражением такого тупого усердия на лице, что Гуров понял – этот, если и размышляет, то уж после того, как сделает что-нибудь.
«Пусть идет, – решил Гуров. – Это прибавит мне шансов».
Володя вышел. Гуров посмотрел Ревину в глаза и сказал:
– Дурака валяете, любезный! Усугубляете вину, так сказать. Но я не хочу вешать на вас лишние статьи. Поэтому давайте договоримся так – я надеваю на вас сейчас наручники…
Он сунул руку в карман, словно действительно собирался достать оттуда наручники, и сделал шаг к столу.
Лицо Ревина окаменело. Он ожег Гурова взглядом и сказал надменно:
– Собираетесь применить силу, полковник? Я у себя дома. Ордер у вас есть? Нет? Тогда я имею право применить силу. У меня свидетели. Еще лучше. Давайте!
Гуров, краем глаза наблюдая за Самохиным, принялся огибать стол. Ревин не выдержал и подскочил в кресле. Маленький, бледный и злой, он бросился грудью на Гурова, явно рассчитывая на то, что «шестерки» его поддержат. Гуров оттолкнул его ладонью, и Ревин отлетел как мячик, больно ударившись спиной о массивную дверцу сейфа.
Унижение окончательно вывело его из себя. Он быстро обернулся, сунул руку в сейф и выхватил оттуда небольшой никелированный револьвер. Но прежде чем дуло его было направлено на Гурова, тот успел пинком опрокинуть кресло под ноги Ревину.
Хлопнул выстрел, и одновременно, нелепо взмахнув руками, Ревин, потеряв равновесие, упал носом в ковер. Гуров припечатал каблуком его руку, сжимающую револьвер, к полу. Ревин взвыл и выпустил оружие.
– Самохин! – заорал он. – Что спишь, сука?!
Его помощник, так и не сдвинувшийся с места, выстрелил. Но целился он намеренно в сторону, и пуля только отколупнула кусок штукатурки с потолка. Тем не менее Гуров счел нужным упасть на пол и под прикрытием стола достал из кобуры свой пистолет.
Как оказалось, сделал он это очень своевременно, потому что в следующую секунду с треском распахнулась входная дверь, и в кабинет влетели телохранитель Володя с пистолетом в руке и человек в бабочке – безоружный.
Прежде чем Володя успел поймать Гурова на мушку, тот выстрелил – без сожаления и угрызений совести. Телохранитель упал как подкошенный, перевернулся на спину и затих. Человек в бабочке ойкнул и живо выскочил обратно за дверь.
Гуров быстро поднялся и навел пистолет на Самохина:
– Шутить не буду! – железным голосом сказал он. – Ствол!
Самохин нахмурился и осторожно, как фарфоровую безделушку, положил оружие на стол. Под столом зашевелился Ревин. Вороватым движением он протянул руку к револьверу. Гуров, не глядя, ударил его носком ботинка в подбородок. Ревин клацнул зубами и ткнулся носом в ковер.
Все это время Пиманов оставался немым свидетелем. Он даже на миллиметр не сдвинулся со своего места.
– Дверь запри! Ну! – приказал ему Гуров.
