Николай Леонов - Пулевое многоточие
Гуров понял, что наступила решающая минута.
– Доверьтесь мне, – шепнул он Подушкину. – Дальше я буду вести переговоры.
Обернувшись к экрану, он сказал, глядя в каменное лицо Велеса:
– Нам нужно около получаса на сборы.
– А вы кто такой? – надменно спросил Велес. – Я разговариваю с господином Подушкиным.
– Сейчас вы разговариваете со мной, – невозмутимо ответил Гуров. – И не теряйте зря времени. Господин Подушкин согласен на ваши условия. Передача записей будет проходить в районе кормы на нижней палубе. Корма должна быть ярко освещена прожектором, и на ней не должно быть ни одного человека. Прочая часть нижней палубы должна быть без огней! На встречу придете вы один, господин Велес. Я вооружен, и если увижу еще кого-нибудь, то открою стрельбу без предупреждения. Пораскиньте мозгами, нужно ли это вам сейчас. Если увижу кого-то по дороге, также стреляю без предупреждения. Вы должны явиться на корму ровно в десять часов вечера. Мы появимся там в промежутке между десятью и четвертью одиннадцатого. Согласны вы или нет, я не спрашиваю. Других условий не будет.
– Ну потешься, потешься! – медленно произнес Велес, деревянно усмехаясь. – Я сделаю все по-твоему. Но это будет твоя последняя победа, ублюдок. Последнее слово останется за мной.
– Да, изложишь его суду, – спокойно сказал Гуров.
Закончив переговоры, он выдернул шнур телевизора, чтобы Велес больше не докучал ему, а затем принялся методично уничтожать одну за другой видеокамеры. На вопрос Подушкина, зачем он это делает, Гуров ответил:
– Считайте, что так я ему мщу за вас.
– Тоже мне месть! Вот если бы взорвать все это корыто со всеми ублюдками, которые на нем находятся… – мечтательно прищурился он.
– Вас, конечно, исключаем? – вежливо подсказал Гуров.
– Безо всякого сомнения! – отрезал Подушкин. – Моя фигура слишком значительна, чтобы сопоставлять ее с кем попало. Уж не воображаете ли вы, что все люди равны?
– Ну что вы! Даже в тюрьме нет равенства, хотя казалось бы – тюрьма!
– Да что вы заладили – тюрьма, тюрьма! – разозлился Подушкин. – Меня это не касается, зарубите себе на носу! Налоги, проституция – на все это существуют соответствующие ведомства. Я просто отдыхал, понятно?
– Понятно. Интересно, а какое ведомство организует подобный отдых? – задумчиво спросил Гуров. – Не дадите адресок?
– Да пошел ты! – раздраженно сказал Подушкин, направляясь к бару. – Сначала организуй мне записи, которые этот подонок настрогал тут, а потом поговорим…
Он уже второй раз совал нос в бар, заявив, что должен снять стресс. Гурову очень не хотелось возиться с пьяным Подушкиным, но мешать ему он не стал – сейчас нужны были взаимопонимание и мир в команде.
Покончив с видеокамерами, Гуров отвел в сторону совсем загрустившую Машу и негромко предупредил:
– Отправляйся в ванную и распори платье!
– Чего?
– Придется плавать, – пояснил Гуров. – Тебе нужно будет быстро освободиться от платья. Твоя задача не дать утонуть этому жиртресту.
– А он не умеет плавать? – с ужасом спросила девушка.
– Не знаю. Думаю, что все-таки умеет. Хотя бы по-собачьи. Но у нас нет другого выхода.
– Почему нет?
– Потому что нас постараются прикончить раньше, чем мы дойдем до кормы, – объяснил Гуров, оглядываясь на Подушкина, который увлеченно дегустировал виски. – Думаю, план у них будет именно такой. Прикончат всех, но из разного оружия. То, из которого прикончат вас, вложат мне в руку, а потом представят дело так, будто пришлось пристрелить меня, как опасного террориста. Отдельные шероховатости сгладят высокие покровители. Таким образом разрешатся все неприятные вопросы. Что-то удастся спрятать, что-то просто замолчать…
– Ладно, я согласна, – тихо сказала девушка. – А куда нам плыть?
– Куда глаза глядят. Не знаю я куда. Понятно?
– Понятно, – вздохнула Маша и направилась в ванную.
Вернулась она через две минуты. Красивое платье было распорото по шву сверху донизу и слегка прихвачено импровизированным пояском.
– Я готова. Пошли, что ли?
– Пошли, – решительно произнес Гуров.
Он передернул затвор и мотнул головой, призывая Подушкина расстаться с бутылкой. Тот мрачно засопел, хлопнул себя по коленям и встал.
– Черт с вами, пошли! – сказал он. – Ну и выходной получился, мать вашу!
«Ты еще не все знаешь! – усмехнулся про себя Гуров. – Какая сдача норм ГТО!»
Они двинулись к дверям каюты – впереди Гуров, за ним – похожая на испуганную птицу Маша, и в самом конце покачивающийся Подушкин в широких брюках и расстегнутой на волосатой груди рубахе. Он бормотал себе под нос:
– Подумать только, все эти подонки сейчас отвязываются под музыку, в картишки перебрасываются, баб дерут, а я тут в компании чокнутого мента! Нет, с этим надо что-то делать! Нужна законодательная инициатива!
Он уже заметно захмелел.
Гуров бесшумно отпер замок и медленно выглянул в коридор. В глубине его в мареве золотистого искусственного света мелькнуло чье-то озабоченное лицо. Гуров, не задумываясь, поднял пистолет и выстрелил. Гром выстрела раскатился по теплоходу, на мгновение заглушив звуки оркестра, неутомимо наяривающего на верхней палубе. Лицо исчезло.
– Я предупреждал! – угрожающе крикнул Гуров.
Наступила тишина. Гуров обернулся и кивнул. Цепочкой они пробрались к трапу, спустились вниз и вышли на палубу. На пути им больше никто не встретился, но Гуров шкурой чувствовал, что кольцо вокруг них незримо сжимается.
На палубе веял свежий, пахнущий рекой ветер. Звуки музыки весело порхали над теплоходом. Наверху и в рубке горели огни.
Гуров ободряюще пожал руку Маши. Они медленно пошли вдоль борта, держа курс на ярко освещенную корму. Вокруг не было видно ни души, но Гуров опять почувствовал рядом присутствие беспощадного и опасного врага. Смерть могла подстерегать у каждого иллюминатора, у каждого люка. Гуров был уверен, что до кормы им не дадут добраться.
Он остановился возле спасательного круга, укрепленного на борту, незаметно освободил его и швырнул вниз. Раздался звучный шлепок.
– Чего это упало? – пьяно удивился Подушкин.
Не сказав ни слова, Гуров быстро наклонился, схватил депутата за ноги и, напрягая все силы, перекинул неподъемную тушу за борт. Подушкин с душераздирающим криком полетел в темноту и рухнул в воду, как обломок айсберга.
– Пошла! – зашипел Гуров и пихнул девушку к борту. Мария рванула поясок, и платье упало к ее ногам, разом обнажая стройное юное тело. Она ловко перемахнула через поручень и полетела вниз ласточкой. Когда и она скрылась под водой, Гуров выхватил из-за пояса два пистолета и побежал обратно. Здесь он уже ничего не мог сделать.
– Полундра! – завопили где-то совсем рядом. – Человек за бортом!
Гуров интуитивно бежал зигзагами, и не зря, – по нему почти сразу же дважды выстрелили. Выстрелов не было слышно. Как всегда, в дело пошли глушители, но пуля дважды свистнула над самым ухом Гурова. Он нырнул в боковую дверь и бросился по трапу наверх. Ему навстречу бежали. Гуров выстрелил с обеих рук. Кто-то дико заорал и повалился ему под ноги. Гуров едва успел перепрыгнуть через упавшего человека и выскочил из люка.
Затем он сразу перевернулся через голову, откатился в сторону, прижался к стене и, не глядя, принялся палить в обе стороны коридора. Затрещала пробитая пулями обшивка. В ответ тоже стреляли. Но, видимо, здесь Гурова не ждали. Основные силы были еще на палубе. На время стрельба стихла. Гуров успел перезарядить обойму и осмотреться. Трап был рядом, но наверху кто-то подозрительно топтался. Гуров поднялся и на цыпочках побежал дальше по коридору. Увидел еще один трап. Одним махом взлетел по нему наверх. Перед ним выросли двое. Гуров ударил одного в переносицу пистолетом, боднул другого лбом и помчался вперед.
«М-да, а ведь ГТО приходится мне самому сдавать, – подумал он. – И еще неизвестно, уложусь я в норму или нет».
Он вдруг очутился на открытой палубе, где вовсю горели огни, играл оркестр и хорошо одетые люди расслаблялись за накрытыми столиками. Суета на судне еще не коснулась их, поэтому они с большим удивлением наблюдали, как Гуров с двумя пистолетами в руках мчится по направлению к рубке. Но здесь уже никто не пытался его задерживать. «Видимо, мне все-таки удалось их провести, – мелькнуло у него в голове. – Ну, последний бросок!»
Он ворвался в рубку, где суровый рулевой с квадратной челюстью под наблюдением капитана в белоснежной форме стоял на руле. Капитан был невысок, поджар и бородат. На Гурова он уставился с таким видом, будто на судно высадились пришельцы. Рулевой вообще никак не реагировал – он был убежден, что в присутствии начальства его ничего не касается.
– В чем дело? Кто вы такой? – хрипло спросил капитан, невольно отступая на шаг назад.
– Этот вопрос я с удовольствием бы задал тебе! – прорычал Гуров. – Устроили бардак на воде! Ты что, не в курсе, что творится у тебя на судне? Белый мундир надел, дерьмовоз!
