Полиция, полиция, картофельное пюре! - Валё Пер

Было восемь утра.

– До чего же он настырный, – сказал Монссон.

– Что дальше будем делать? – спросил Скакке.

– Ничего. Ждать.

Без двадцати девять позвонили по личному телефону Монссона. Он взял трубку, с минуту или около того слушал, прекратил разговор, не сказав ни «спасибо», ни «до свидания», и крикнул Скакке:

– Звони в Стокгольм. Прямо сейчас.

– А что сказать?

Монссон взглянул на часы.

– Звонил Могенсен. Он говорит, что швед, назвавший себя Бенгтом Стенссоном, этой ночью купил билет Копенгаген – Стокгольм и торчал на аэродроме несколько часов. Наконец он сел в самолет САС, который вылетел в семь двадцать пять. Самолет должен приземлиться в Стокгольме максимум десять минут назад. У этого парня все приметы, кажется, совпадают. Надо, чтобы автобус, который повезет пассажиров в город, остановили у аэровокзала и этого человека взяли.

Скакке набросился на телефон.

– Все, – через минуту произнес он, еле переводя дух. – Стокгольм этим займется.

– С кем ты говорил?

– С Гюнвальдом Ларссоном.

Через полчаса зазвонил телефон Скакке. Он рванул трубку, выслушал то, что ему сообщили, и остался сидеть с трубкой в руках.

– Лопнуло, – сказал он.

– Вот как? – лаконично заметил Монссон. – А ведь у них там было двадцать минут в запасе.

III

Эти же слова прозвучали в Стокгольме, в отделении полиции на Кунгсхольмсгатан.

– Лопнуло! – Красная, потная физиономия Эйнара Рённа показалась в дверях кабинета Гюнвальда Ларссона.

– Что лопнуло? – отсутствующим тоном спросил Ларссон.

Он думал совсем о другом: о трех необычно дерзких ограблениях в метро прошлой ночью. И двух изнасилованиях. И шестнадцати драках. Что вы хотите – это Стокгольм. Хоть ни одного убийства за ночь, и то слава Богу. Сколько совершено краж и взломов – он не знал. И сколько наркоманов, контрабандистов, хулиганов и пьяниц взяла полиция – не знал тоже. Или сколько в чем-то виновных (кто больше, кто меньше) людей избито полицейскими в машинах и участках. Вероятно, бесчисленнее множество. Его это не касалось, он занимался своим делом. Гюнвальд Ларссон был первым помощником комиссара по уголовным делам.

– С этим автобусом с аэровокзала.

– Ну и что с ним? Что у него лопнуло?

– Патруль, который должен был проверить пассажиров, опоздал – когда он прибыл на место, пассажиры уже разошлись, а автобус уехал.

Ларссон сумел наконец отключиться от своих размышлений и пристально посмотрел на Рённа:

– Что? Да ведь этого не может быть!

– К сожалению, может, – сказал Рённ. – Они туда просто не успели.

Гюнвальд Ларссон принял просьбу Скакке по чистой случайности и считал проверку автобуса простейшим из повседневных дел. Сердито нахмурившись, он сказал:

– Но ведь я, черт возьми, тут же позвонил в Сольну, и дежурный сказал, что у них есть радиопатруль на Каролинской дороге. Оттуда до аэровокзала максимум три минуты езды. А у них было не меньше двадцати в запасе. Что случилось?

– По дороге к ним кто-то пристал, и им пришлось разбираться. А когда они после этого приехали на место, автобус уже ушел.

– Значит, им пришлось разбираться?

Рённ надел очки и заглянул в записку, которую держал в руках.

– Да, именно так. А автобус назывался «Беата».

– «Беата»? Какой же это кретин стал давать имена автобусам?

– Ну не я же, – спокойно ответил Рённ.

– А этих болванов из патруля как-нибудь звали?

– Вероятно. Но я не знаю.

– Выясни. Если уж у автобусов есть имена, то должны же они, черт возьми, быть и у полицейских. Хотя им, собственно, хватило бы одних номеров.

– Или символов.

– Символов?

– Ну да. Как у ребятишек в детском саду, знаешь. Птичка, грибок, муха, собачка или еще что-нибудь.

– Я никогда не бывал в детском саду, – холодно бросил Ларссон. – Займись-ка патрульными. Этот Монссон из Мальмё помрет со смеху, если мы не найдем пристойного объяснения.

– Выяснил, – сказал Рённ, вернувшись минут через десять. – Автомашина номер три из полицейского участка в Сольне. Экипаж – Карл Кристианссон и Курт Квант.

Гюнвальд Ларссон вздрогнул:

– Что? Я так и знал. Эти два идиота просто преследуют меня. Вдобавок, оба они из Сконе. [3]

Скажи, чтоб их немедленно доставили сюда. С этим надо разобраться.

Кристианссону и Кванту было что объяснять. Запутанная история. Кроме того, они до смерти боялись Гюнвальда Ларссона и сумели оттянуть визит на Кунгсхольмсгатан почти на два часа. Это было ошибкой, ибо Ларссон тем временем успел провести, и весьма успешно, свое собственное дознание.

Во всяком случае, они наконец стояли в его кабинете, оба в аккуратных мундирах, держа фуражки в руках. Широкоплечие, светловолосые, по метр восемьдесят шесть каждый, они оцепенело смотрели на Гюнвальда Ларссона блекло-голубыми глазами. Про себя они дивились тому, что именно Ларссон – исключение из неписаного, но действующего правила, по которому полицейский не критикует действия коллеги и не свидетельствует против него.

– Здравствуйте, – любезно сказал Гюнвальд Ларссон. – Очень хорошо, что вы сумели прийти.

– Здравствуйте, – нерешительно ответил Кристианссон.

– Привет! – нахально сказал Квант.

Гюнвальд Ларссон взглянул на него, вздохнул и сказал:

– Это вы, кажется, должны были проверить пассажиров автобуса аэропорта, не так ли?

– Да, – сказал Кристианссон. И задумался. Потом добавил: – Но мы опоздали.

– Не успели, – поправил дело Квант.

– Догадываюсь, – произнес Гюнвальд Ларссон. – Я понимаю и то, что ваша машина стояла на Каролинской дороге, когда вы получили приказ. Оттуда до аэровокзала две, максимум три минуты езды. Какая у вас машина?

– «Плимут», – поежился Кристианссон.

– Карась проходит два километра в час, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Это самая медлительная рыба в мире. Тем не менее он преодолел бы это расстояние быстрее вас. – Он сделал паузу, потом взревел: – Почему, черт вас побери, вы опоздали?

– Нам пришлось разбираться с одним делом, – еле выговорил Квант.

– Карась, наверное, и то сумел бы придумать что-нибудь получше, – уже спокойно сказал Ларссон. – Ну так что там у вас вышло?

– Нас… нас обругали, – тихо произнес Кристианссон.

– Оскорбление при исполнении служебных обязанностей, – категорически заявил Квант.

– И как это случилось?

– Велосипедист, проезжавший мимо, крикнул нам ругательные слова. – Квант по-прежнему не сдавался, в то время как Кристианссон стоял молча и казался все более испуганным.

– И это помешало вам выполнить только что полученное задание?

– Сам начальник управления полиции в официальном выступлении сказал, что за любое оскорбление служащего, особенно служащего в форменной одежде, следует привлекать к ответственности. Полицейский – это не какой-нибудь там попка.

– Разве? – удивился Гюнвальд Ларссон. Оба патрульных непонимающе уставились на него. Он пожал плечами и продолжал: – Разумеется, деятель, которого вы упомянули, весьма известен своими выступлениями, но я сомневаюсь, что даже он мог спороть такую глупость. Ну так как же вас обругали?

– Полиция, полиция, картофельное рыло, – сказал Квант.

– И вы считаете это оскорблением?

– Безусловно, – ответил Квант.

Гюнвальд Ларссон взглядом инквизитора посмотрел на Кристианссона, и тот, переступив с ноги на ногу, пробормотал:

– Ну да, и я так думаю.

– Да, – сказал Квант, – даже если о Сив кто-нибудь…

– Кто это Сив? Тоже автобус?

– Моя жена, – сказал Квант.

Гюнвальд Ларссон растопырил пальцы и опустил свои громадные кисти рук на крышку стола.

– Значит, дело было так. Ваша машина стояла на Каролинской дороге. Вы только что получили задание. В это время мимо проехал велосипедист и крикнул вам: «Полиция, полиция, картофельное рыло!» Вам пришлось разбираться с ним, и поэтому вы упустили автобус.